Улика с того света - Николай Иванович Леонов

что с нее хватит пистолетика, который мы нашли чуть раньше. Старинная штуковина, но работала как часы.

– Почему же вы передумали дарить ей медальон?

Байрон кашлянул и ответил.

– Это был наш предпоследний забег, Гуров. Но никто из нас об этом еще не знал. Мы не учуяли, что ты дышишь нам в спину. Мне вообще в тот год не везло. Я случайно узнал, что Катя-то моя любила не только меня. Кудесника нашего она тоже по ночам обнимала.

– Значит, Катя не знала о том, что вы хотите сделать ей подарок? – спросил Лев Иванович.

– Знала.

– Где спрятан медальон?

Запись зафиксировала громкий шорох.

Гуров вспомнил, что как раз в этот момент заворочалась Марина, спавшая на соседней кровати.

– Она тоже хотела это знать, – продолжил Байрон. – Приехала сюда только за этим. Наверное, как-то узнала о том, что недолго мне осталось воздух коптить. Пришла, испугалась, заревела, рассказала, почему не появлялась так долго. Мне было не особо интересно, но почему бы не послушать? О том, что нас задержали, она догадалась сама, когда никто не вышел на связь. После приехала к Кудеснику, а там возле подъезда стоит полиция. Вот Катя и сбежала, Гуров. Знаешь, куда подалась? В Италию. Деньги у нее были, я ее никогда не обижал. Думаю, она откладывала все, что я ей давал до тех пор, пока ты нас не вычислил. А иначе откуда у нее бабло? С пустым кошельком эта милашка не уехала бы. Там вышла замуж, но клялась мне, что супруга никогда не любила. Знаешь, почему она вернулась в Москву?

– Почему?

– Сказала мне, что совесть ее заела.

– Отличная история. Душещипательная, – сказал Гуров.

– Мне тоже так сначала показалось. А потом она прямо спросила про медальон, заявила, что в память обо мне будет носить его вечно. Не знаю, на что эта особа рассчитывала, но я ей ничего не сказал. Ой, видел бы ты, Лев Иванович, как она изменилась. В момент! Я ей говорю: «Не держи меня за дурака». А она: «Сделай напоследок что-то полезное. Хоть раз в жизни. Тебе все равно не выбраться отсюда. Сдержи слово». Это я должен, значит, все-таки подарить ей то, что обещал. Она обо мне не вспоминала целых десять лет.

Гуров слушал запись разговора, а перед глазами у него стояла картина: больничная палата, полумрак и темное пятно вместо лица на подушке.

– Она, уходя, оставила мне номерок. Сказала, что если передумаю, то могу позвонить ей. Бумажка на тумбочке была, я ее не трогал. Может, упала куда-то. Ты поищи.

Бумажка обнаружилась не на тумбочке, а в ящике.

Левинский слабо улыбнулся и сказал:

– Вот так. Теперь ты найдешь ее. Не доверяй тем, кто рядом с тобой, Гуров. Ты хороший человек, хоть и мент. А мне без разницы, где подыхать? Вон даже дочка приехала. Лежу в тепле, за окнами лес. В камеру больше ни ногой. Отмотал срок, хватит. Везде есть свои плюсы, Гуров. Я тебе вот что скажу. Катя вполне могла убрать и Семена, и Андрюху. Если ты ее найдешь, то, будь другом, передай ей привет от меня, скажи, что это я тебя на нее навел. Обещай, слышишь?

Речь Левинского совсем потухла. Он еле-еле шевелил губами.

Гуров прилагал большие усилия, чтобы разобрать слова, поднес телефон к губам слабеющего человека и спросил:

– Где ты спрятал медальон, Байрон?

Но тот уже ничего не слышал, отвернулся, дал понять, что говорить больше не будет.

На этот раз сыщик не стал его тормошить. Он и так выжал из него больше, чем рассчитывал.

Лев Иванович встал со стула, придвинул его обратно к стене, взглянул на Марину, которая до сих пор крепко спала, остановил запись и спрятал телефон.

В дверь кто-то стучал уже давно. Просто во сне сыщику казалось, что все эти звуки ненастоящие.

На часах была половина девятого утра. Гуров быстро влез в джинсы и свитер. Про обувь он и не подумал.

Оказывается, его разбудила Марина.

– Все, – безучастно произнесла она.

Все. Как много в этом слове. Огонь, вода и медные трубы.

А закончил ее отец так, что даже надгробия с именем и датами на его могиле не будет. Лев Иванович уже пожалел о том, что не смог поговорить с ним подольше.

– Можно войти?

Полковник отступил в сторону.

За спиной у Марины мотался полупустой рюкзак, с которым она приехала сюда.

– Вы даже в своем номере не были, – сказал Гуров.

– Всю ночь провела в палате. Даже поспать удалось. Но сейчас ощущение такое, словно меня избили, – проговорила женщина, села на кровать и уронила рюкзак на пол.

Сыщик вспомнил про мобильный телефон, который лежал рядом с подушкой. Теперь его нигде не было.

– Минутку, – произнес полковник и принялся перетряхивать белье.

Телефон обнаружился под кроватью на полу. Гуров обернул его проводами от наушников и положил в карман сумки.

– О чем вы с ним говорили? – спросила Марина.

– Это по работе, – пропыхтел Лев Иванович, натягивая носки.

– По какой такой работе?

– Долго рассказывать.

– А вы попробуйте, – заявила она.

Ситуация складывалась неловкая. Лев Иванович почему-то вспомнил о жене. Без всяких предпосылок. Но к нему в номер пришла молодая красивая женщина и вела себя так, словно была готова на все ради достижения своей цели. Гуров не был железным человеком, но очень не хотел сдаваться.

Марина подошла к окну и скрестила руки на груди. Слез на ее лице не было.

– Мы успели поговорить, – произнесла она. – Он хоть на внучку посмотрел. Я показала ему фотографию Карины. Почему я не взяла девочку с собой? – Голос ее дрогнул, но Марина тут же взяла себя в руки.

Она обернулась и взглянула на взъерошенного сыщика, опустившегося на одно колено и завязывающего шнурки.

– Просто я подумала, зачем второй номер? Я могла бы остаться здесь.

Гуров распрямился, отряхнул штанину.

– В каком смысле, Марина? – спросил он.

– Я побуду в поселке еще какое-то время. Надо организовать похороны.

– Вас ждет другой номер, – сказал Лев Иванович. – Никаких трудностей с заселением у вас не будет.

– Я не хочу другой.

– Иного варианта я не вижу, Марина. Может быть, я могу чем-то помочь? Договориться с похоронной службой?

– Нет, не можете, – ответила она. – Папа останется здесь, его тело мне не отдадут.

– Денег у вас хватит?

– Хватит. Но я не хочу оставаться одна.

– Не понимаю вас.

На самом деле он все понял правильно. Марине хотелось близости, и она была готова пуститься во все тяжкие. Такое часто случается с людьми, пережившими сильный