Идущие на смерть приветствуют тебя - Данила Монтанари

— Как ты это сумел, детище неизвестного бога и козы, как, объясни мне, во имя бессмертного Гермеса! — Патриций поднялся и похлопал его по плечу. — Ты великий человек, друг мой, великий и неповторимый!

— Мне не пришлось ничего делать, хозяин, — с деланой скромностью ответил александриец. — Просто достаточно было попросить о помощи.

— Кого? — удивился Аврелий, ничего не понимая.

— Того, кто знал о заговоре и вдобавок согласился сообщить о нем, кто долго жил на Востоке и был напрямую связан с полководцем Фазием, кто даже лично участвовал в заговоре. Человека могущественного, но которому уже нечего больше терять и который не хотел, чтобы тебя смешали с грязью. Вот держи, это тебе, — добавил грек, передавая ему записку без подписи и печати, содержавшую только одно-единственное слово, написанное красивым женским почерком: «Vale!»

— Фламиния! — изумился Аврелий. — Она… она же терпеть меня не могла! Нам пришлось пожениться из-за деловых интересов, и наша недолгая супружеская жизнь обернулась мучением для нас обоих.

— Наверное, она слишком поздно поняла, что ошиблась, — заметил александриец не без иронии.

— А ты, Кастор, как узнал о Фламинии? — удивился Аврелий. — Когда мы познакомились с тобой в Александрии, я уже давно был в разводе с ней, и она жила в Сирии.

— Осторожный раб должен очень внимательно выбирать себе хозяина. В Александрии, прежде чем я позволил тебе купить меня, я собрал некоторые сведения…

— Но ведь я вытащил тебя полуживым с плахи! — вскипел сенатор, который приобрел Кастора после того, как спас его от гнева служителей бога Амона, решивших казнить грека за то, что он надул их каким-то немыслимым способом.

— Конечно, хозяин. В тот опасный момент я не мог глубоко вникнуть в ситуацию, но потом все спокойно разведал.

— И я, значит, выдержал экзамен, — с иронией констатировал патриций. — А моя жизнь с самого начала никогда не составляла для тебя никакой тайны, — пошутил он.

— Я умею разбираться в людях, хозяин, и сразу понял, с кем имею дело, — с гордостью успокоил его грек.

Неоценимый Кастор, с любовью подумал Аврелий, и сразу же вспомнил Ксению: что же он натворил, пообещав ее в жены Парису и предав, таким образом, своего верного секретаря!

И тут он услышал, как шумно ввалившийся в атрий Сервилий радостно приветствует всех, кто попадается ему на пути. Домашние, рабы, служанки, кухонные мальчишки, вольноотпущенники, даже заспанный привратник Фабелл — все услышали поздравления и горячие благодарности от доброго благородного Тита.

— Молодцы! Молодцы! — продолжал повторять он. — Радуете меня! Весь Рим говорит о вас!

— О благородный… — слегка поклонился Кастор и поспешил ретироваться.

— Моя слава взлетела до небес, Аврелий! Я — друг спасителя империи. Сегодня утром в моем атрии было не протолкнуться от клиентов, а Помпония готовит грандиозный прием в твою честь — вечером, на другой день после боев гладиаторов, — радостно сообщил сияющий Тит, но тут же и помрачнел: — Ниссы не будет, бедняжки… — еле слышно прошептал он.

Аврелий окончательно решил ничего не говорить ему о своих отношениях с актрисой. Какой смысл рассказывать теперь Сервилию, как все обстояло на самом деле? Он не хотел, чтобы друг почувствовал себя уязвленным, узнав, что любовница изменила ему, да еще с ним, с Аврелием, лучшим его другом, а так она навсегда останется в его тайных мечтах…

Но Тит, опустив глаза, явно чувствовал себя неловко и бормотал что-то невнятное.

— Знаешь, Публий, я ужасно люблю Помпонию. В эти последние дни она к тому же стала какая-то необычная, неузнаваемая. Наверное, будешь смеяться надо мной, но знаешь — она до сих пор восхищает меня, после стольких лет брака.

— Нет, что ты! Она удивительная женщина! — обрадовался Аврелий.

О боги, все в порядке: старина Сервилий вновь открыл для себя свою пышнотелую матрону.

— Поздравляю, вы превосходная пара! Не волнуйся, я никогда ничего не скажу твоей жене об этой интрижке с Ниссой.

— Да какая там интрижка… — Тит смутился еще больше. — Знаешь, ведь на самом деле между нами никогда ничего и не было.

— Как? А тот кусочек ткани, которым она прикрывала бедра? Ты же принес мне его, тот самый, я хорошо помню! — удивился патриций.

— Прости меня, Аврелий, я солгал тебе. Ты был так уверен, что мне не завоевать ее… И когда твой секретарь предложил купить у него этот кусочек ткани… Я не удержался от желания обмануть тебя.

— Кастор! Этот проклятый мошенник выудил из меня десять золотых монет! — рассердился Аврелий. Он хотел было послать за Кастором, но передумал. В сущности, десять золотых за то, что тот спас от гибели его самого, не говоря уже о всей Римской империи, не такая уж большая плата.

— И две монеты получил от меня, — признался огорченный Сервилий. — Но не сердись на него, это я вел себя как дурак, бегая за девчонкой, когда у меня под боком такая потрясающая женщина — Помпония! К счастью, она даже не заметила моего увлечения… Теперь с этим покончено, но, знаешь, мне все-таки очень жаль Ниссу, — повторил он, лаская хорька, который, с тех пор как не стало его хозяйки, обрел надежное место на коленях Аврелия.

— Мне тоже… Смерть пришла к ней слишком скоро, — сказал сенатор, печально провожая друга.

Вскоре, желая отдохнуть и направившись в свою спальню, он с удивлением встретил в коридоре гладиатора Галлика. Тот, казалось, совсем утратил присущую ему сдержанную холодность и с жаром набросился на знатного патриция.

— Вечно суешь нос не в свои дела, путаник бестолковый! — гневно закричал ретиарий. — Еще один день — и я бы выкрутился! Ну, спас бы империю днем позже, зато я отправился бы домой живым и невредимым!

— Что делает этот человек в моем доме? — возмутился сенатор. — Мое жилище превратилось в какой-то форум! И без моего ведома здесь собирается теперь весь Рим! Придется заменить Фабелла и купить приличного привратника!

— Ты шутишь, хозяин? — расстроился секретарь. — Кто же купит такого старого и сонливого привратника? Оставь его в покое. Лучше иди отдохни. Теперь ты все уладил и можешь радоваться результатам своих трудов.

— Нет, я не закончил. Мне нужно сделать еще одну важную вещь, — сказал Аврелий.

— Что еще, ради всех богов Олимпа! — застонал Кастор, испугавшись нового поручения.

— Арестовать убийцу Хелидона, — ответил патриций.

Услышав это, секретарь онемел от изумления.

Амфитеатр Статилия Тавра был переполнен. Простояв в очереди всю предыдущую ночь, самые удачливые сумели занять места на деревянных ступенях, а кто не смог, оседлал стены огромной арены, с трудом удерживая равновесие и рискуя каждую минуту упасть. Шесть человек уже свалились со стены и разбились, а огромная толпа все напирала. Даже на сенаторской трибуне мраморные скамьи оказались переполненными, потому что никто не хотел пропустить великое событие.

В подземельях цирка нервничали возбужденные атлеты. Их ожидал первый после смерти Хелидона бой, и каждый гладиатор получал возможность завоевать сердце публики и занять место павшего победителя.

Мирмиллоны крутили мечами и испытывали прочность своих галльских щитов, ударяя ими о каменные стены. Фракийцы поправляли ножные латы и проверяли остроту коротких кривых кинжалов, которыми вспарывали живот противнику. Самниты осматривали шлемы и пальцем ощупывали лезвия длинных кортиков.

В общей массе выделялся сармат Геракл. Уверенный в будущей победе, он грозно бил себя в грудь и испускал жуткие воинственные крики, чтобы подавить дух соперников.

Ардуина смеялась, раздавая увесистые тумаки товарищам, не пропуская и тех, кого вскоре убьет.

Квадрат, съежившись, смирившись со своей судьбой, сидел в углу и слушал рычание зверей.

В стороне от всех Галлик широкими шагами ходил взад-вперед по мощенному плиткой полу. Если бои состоялись бы днем позже — только одним днем позже! — его контракт истек бы! Боги Греции и Рима бросили его на произвол судьбы! Для них, могущественных обитателей Олимпа, он всего лишь жалкий варвар…

Впервые за многие годы Галлик вспомнил о хижине, в которой вырос, об отце с рыжими усами, в длинных штанах, которого всегда стыдился перед людьми и богами за то, что тот отказался стать римлянином.

Роскошные туники вместо простой шерстяной одежды, каменные дома вместо глиняных хижин, коротко постриженные волосы, ежедневные омовения, ласкающая ухо латынь… И в какой-то момент он вдруг понял, что помнит всего лишь несколько слов родного языка…

Да, он сумел это сделать — смог стать римлянином с головы до ног и теперь собирался получить законное вознаграждение: привилегию умереть ради развлечения цивилизованнейших соотечественников… Не хватило одного только дня, всего лишь одного, повторял он про себя и старался припомнить имя бога, которого следовало призвать на помощь, не греческого, не латинского — бога друидов. Но так и не вспомнил.