Идущие на смерть приветствуют тебя - Данила Монтанари

Одно лишь искусство существует — искусство хорошо жить и хорошо умереть.

Главные действующие лица

Публий Аврелий Стаций, римский сенатор

Кастор и Парис, вольноотпущенники Публия Аврелия

Помпония и Тит Сервилий, друзья Публия Аврелия

Сергий Маврик, адвокат

Сергия, сестра Маврика

Нисса, актриса мимического театра

Фламиния, матрона, скрывающаяся от всех

Ауфидий, ланиста, управляющий гладиаторской школой

Хелидон, лучший гладиатор Ауфидия

Турий, друг Хелидона

Гелиодор, сицилийский гладиатор

Галлик, кельтский гладиатор

Геракл, сарматский гладиатор

Ардуина, женщина-гладиатор из Британии

Квадрат, противник Хелидона

Хрисипп, врач

1.

Сенатор Публий Аврелий Стаций сидел, суровый и недовольный, рядом со своим другом патрицием Титом Сервилием на крытой трибуне за императорской ложей.

Амфитеатр Статилия Тавра на Марсовом поле был уже переполнен, но народ все прибывал, толкаясь и протискиваясь по проходам и широким коридорам, отведенным для черни.

Бои в этот день ожидались знаменательные: Клавдий Цезарь,[3] страстный любитель состязаний, не поскупился на расходы, желая подарить римскому народу лучшее сражение гладиаторов, какое только видели до сих пор.

Натянутые над ареной широкие полотнища защищали публику от палящего июньского солнца. В центре возвышался искусственно созданный уголок тропического леса, откуда победителям предстояло выгонять зверей, а вокруг него лежало широкое песчаное кольцо, ожидавшее триумфального шествия победителей и крови побежденных.

Тит Сервилий оживленно указывал своему другу Аврелию на разные сценические хитрости, с нетерпением предвкушая зрелище. Сенатор, напротив, смотрел на арену со смешанным чувством любопытства и отвращения: он не любил побоищ, как бы красиво их ни обставляли, но не мог пренебречь своими общественными обязанностями, которые вынуждали занять место, чаще всего пустующее, предназначенное ему на трибуне за спиной императора.

Аврелий старался не поддаваться мрачной притягательности этих подмостков смерти. Взгляд его, блуждавший по толпе, остановился на императорском подиуме, где Клавдий, уже немолодой, в роскошнейшей алой тоге, заключал с самыми льстивыми из придворных пари на огромные суммы.

Рядом с ним под парчовым балдахином восседала говорливая красавица с царственной осанкой — императрица Валерия Мессалина.[4] Из-за хорошо выбритых затылков придворных Аврелию удалось рассмотреть лишь каскад черных как смоль волос и краешек точеного, словно у восточной куклы, профиля.

— Идут! Идут! — Тит Сервилий неожиданно подтолкнул его, указывая на ограду, из-за которой под крики и овации толпы появились гладиаторы.

Мимо почетной ложи прошествовала первая группа воинов в леопардовых шкурах, за ними проследовали фракийцы с небольшими круглыми щитами, служившими единственной преградой смерти, а затем прошли, ослепляя блеском доспехов и играя мускулами, обильно смазанными маслом, гладиаторы в шлемах, украшенных изображением рыбы.

При виде такого немыслимого множества крепких мужских тел матроны с трудом сдерживали восхищенные возгласы — нежные обещания тому, кто спасется от парок,[5] одержав победу.

— А вот и Хелидон, герой арены! — воскликнул Сервилий. — Вон там, среди ретиариев.[6] Смотри, как он выделяется своим ростом!

Публий Аврелий бросил рассеянный взгляд на гору плоти, возвышавшуюся на арене.

Хелидон означает «ласточка», подумал он. Трудно представить более нелепое название для машины, предназначенной убивать…

Крики толпы отвлекли его внимание. На арену вышли три могучих борца с распущенными по плечам светлыми волосами. Сенатор невольно заинтересовался одной странной деталью и присмотрелся внимательнее.

Атлетические тела, прикрытые короткими туниками, выглядели несколько необычно — мускулатура на груди словно вздулась и походила… на женскую грудь. Нет, нет, он не ошибся… Эти крепкие британские гладиаторы — женщины! Несомненно женщины!

В этот момент самая высокая из атлеток подняла голову, глядя на божественного Цезаря, и во всклокоченной массе светлых волос появилось довольно молодое лицо с круглыми злыми глазками. Поистине краше не бывает! — с иронией подумал Аврелий.

Наконец овации улеглись и толпа притихла. Участники боев выстроились на поле, гладиаторы обратили свое оружие в сторону императорской ложи, и над ареной могучим ураганом пронесся единый возглас, вырвавшийся из их глоток:

— Великий Цезарь! Morituri te salutant![7]

— Посмотри хотя бы, как будет сражаться Хелидон! — умоляюще попросил Сервилий своего старого друга.

— Послушай, Тит, мне скучно, — возразил Аврелий. — Не хочу часами смотреть на одно и то же зрелище: смерть. И потом, от этого запаха крови меня тошнит! — поморщился он, вставая и намереваясь уйти.

Сервилий не знал, что сказать. Запах и в самом деле ощущался даже здесь, на самых высоких ступенях, его не могли заглушить ни рожки с ладаном, ни палочки с амброй, которые матроны подносили к носу.

— Сейчас тут британки, а потом выйдет и победитель, лучший из лучших. Клавдий Цезарь может обидеться, если ты уйдешь именно теперь. Ты же прекрасно знаешь, сколько денег он потратил на организацию этих боев! — пытался убедить друга Тит.

Смирившись, Аврелий неохотно опустился на свое место, решив остаться.

Идущие на смерть приветствуют тебя! Но кто заставляет этих безумцев идти на смерть? Многие, даже не будучи рабами, неоднократно возобновляли договор с цирком, чтобы иметь привилегию ежедневно рисковать жизнью в обмен на мешок денег.

Ремесло, как и многие другие, — это понятно, но сенатор не мог подавить в себе живейшую симпатию к животным… А ведь не прошло еще и половины времени, отведенного для гладиаторских боев, с огорчением подумал он и порадовался короткому перерыву для легкого завтрака.

Пока рабы разносили прохладительные напитки, Аврелий решил порадовать глаз, рассматривая матрон в изысканных, едва прикрывающих наготу одеждах, — зрелище для него определенно более предпочтительное, чем битвы на арене.

— Аврелий, дорогой! — приветствовала его известная куртизанка. — Почему не заглядываешь больше ко мне?

— Загляну, Цинтия, — солгал патриций, полагавший, что услуги гетеры не соответствуют их чрезмерно высокой цене.

— Благородный Стаций, мне говорили, ты не любишь бои гладиаторов, — обратился к нему сенатор, сидевший рядом. — Однако я удивляюсь: возможно ли, чтобы такому человеку, как ты, был совершенно чужд дух соревнования. Большой палец всегда кверху, — продолжал он, с неодобрением покачав головой. — Будь твоя воля, так всех помиловал бы!

— Это уже слишком, — подумал Аврелий. — Мало того что я вынужден тратить свое время, выполняя общественный долг, — сидеть тут и страдать от этого отвратительного запаха крови, — оказывается, я должен еще ликовать и восторгаться!

— Слышишь — звучат горны! — привлек его внимание Сервилий. — Сейчас начнется самое замечательное!

Разговоры умолкли, сменившись приветственными жестами. На какой-то миг среди развевающихся тог Аврелий поймал надменный и загадочный взгляд красавицы Мессалины. Патриций ответил ей поклоном и легкой улыбкой… «Будь спокойна, божественная Августа, я не выдам твоих секретов!» — с сарказмом подумал он.

— Вот как! Теперь одерживаем победы в верхах. Если об этом узнает Помпония… — заметил Тит Сервилий.

Аврелий насторожился. Помпония, жена его славного друга, самая осведомленная сплетница в городе, ни в коем случае не должна знать, будто что-то, пусть даже мимолетное, промелькнуло между ним и лишенной всяческих предрассудков императорской Венерой, главной «героиней» римских сплетниц. Он попытался поэтому побыстрее переключить внимание друга, заговорив о бое.

— Смотри, они поставили британских амазонок против эфиопов! — заметил он, указывая на черные фигуры африканцев, которые ярко контрастировали со светлокожими северянками.

— Да, весьма живописно! — оценил Тит.

Сражение началось. Одна из мужеподобных женщин неожиданно отступила, и рубящий удар саблей рассек ей горло. Вторая тоже вскоре рухнула в пыль, получив удар мечом. Осталась третья и перед нею двое противников, еще стоявшие на ногах, потому что одного африканца она уже сразила своим мечом. Амазонка решительно бросилась на гладиатора послабее и завязала с ним дерзкую схватку, другой поспешил на помощь товарищу.