Мы отстаивали Севастополь - Евгений Жидилов

За ночь наши подразделения, продвинувшиеся вперед, отрыли себе окопы и проделали ходы сообщения. Бригадный инженер Еремин успел со своими саперами установить линию минного заграждения.

Начальник штаба бригады А. Я. Кольницкий начертил на карте новую линию и отправил донесение в штаб сектора.

— Молодцы командиры и краснофлотцы пятого батальона, — потирая руки, сказал Ехлаков и запел: — «Была бы только ночка, да ночка потемней...»

— Еще несколько таких ночей, и мы были бы далеко за Чоргуном, — поддакнул я.

Но на сумрачном лице Кольницкого мое заключение вызвало лишь горькую улыбку.

На 12 марта нами планировались активные боевые действия для улучшения наших позиций. Накануне я с командирами батальонов произвел рекогносцировку переднего края и наметил продвинуть вперед линию фронта между Телеграфной горой и высотой 154,7 и улучшить позиции на самой высоте 154,7.

Рано утром наши батареи начали артиллерийский и минометный обстрел района обороны противника. Мы с начальником штаба пятого батальона капитаном Головиным, временно замещавшим командира Подчашинского, находились в боевых порядках пятого батальона, и все происходило на наших глазах.

Взвод лейтенанта А. К. Зайцевского, стремительно продвинувшись, достиг окопов противника. Первым в окопы ворвалось отделение во главе с заместителем политрука П. Г. Семиным. Крики «ура!» раздались в рядах тринадцатой и пятнадцатой рот. Гитлеровцы несли большие потери. Но по окопам, где завязались рукопашные бои, немцы открыли плотный огонь минометов, не считаясь даже с тем, что от этого огня гибнут и их солдаты. Наши роты вынуждены были остановиться на линии передовых окопов противника, продвинувшись, таким образом, на сто метров. Мы прочно остановились на этих позициях и начали их всемерно укреплять. [154]

На фронте стало широко развиваться снайперское движение. К нам в бригаду поступило несколько десятков снайперских винтовок с оптическими прицелами. Их раздали в батальоны, на передовую линию. В частях организовали подготовку и тренировку метких стрелков. После этого снайперы выводились до рассвета на позицию, тщательно маскировались и в течение дня стреляли по фашистам, появляющимся в их секторе обстрела. Стрелять рекомендовалось одиночными выстрелами через большие промежутки времени, чтобы противник не мог засечь снайпера. От снайперов требовалась большая моральная и физическая выдержка, им приходилось лежать неподвижно целый день.

В нашей бригаде особенно прославился снайперским искусством главный старшина Ной Адамия. Высокий красивый грузин, одетый в темно-синий офицерский китель с начищенными до блеска пуговицами и подшитым белым чистым подворотничком, он отличался необычайной подтянутостью.

Ной Адамия — страстный охотник — обладал острым зрением и тонким слухом. Он умел бесшумно пробираться по лесным и горным зарослям в самые, казалось, недоступные места. Накинув маскхалат, захватив побольше патронов, хлеба и флягу с водой, Ной отправлялся под утро на одну из высот на переднем крае обороны. Каждый день снайпер выбирал новую позицию. Как охотник выслеживает зверя, так Адамия подкрадывался на близкую дистанцию и бил фашистов из своей снайперской винтовки без промаха.

Другим опытным снайпером стал краснофлотец пятого батальона Сергей Васильев. Это о нем написал в своем рассказе «Подарок военкома» Л. Соболев. В роте Васильева мало кто знал до тех пор, пока Ехлаков не вручил ему снайперскую винтовку. При этом комиссар сказал:

— Я наблюдал, как вы тщательно целитесь и метко стреляете. Теперь вы — ротный снайпер и будете поражать важные цели по указанию командира роты.

Рябое лицо Васильева под глубоким стальным шлемом просветлело от широкой улыбки. Он взял из рук военкома снайперскую винтовку, повернулся в сторону фронта, прицелился несколько раз и сказал:

— Хорошо, испробуем ее сегодня на деле. [155]

В тот же день Васильев записал на свой счет двух уничтоженных фашистов.

Но снайперское движение развернулось не только среди стрелков из винтовок. Оно охватило и пулеметчиков, и минометчиков, и артиллеристов.

Командир минометной батареи лейтенант Демин стал поражать цель первой же миной. А был случай, когда он первыми выстрелами уничтожил 10 велосипедистов. Снайперы-минометчики работали в тесном взаимодействии со снайперами-стрелками. Выбирался в качестве общей цели, например, дот или блиндаж. Минометчики метким огнем разрушали укрытие, а когда из него разбегались фашисты, их поражали снайперы-стрелки.

В марте 1942 года вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский созвал первое совещание снайперов оборонительного района. Наиболее интересным на этом совещании был рассказ Ноя Адамия о том, как он стал снайпером. До этого он командовал пулеметным взводом. В одном из декабрьских боев в его взводе был выведен из строя почти весь расчет. Гитлеровский снайпер засел в стороне от цели, по которой вели огонь пулеметы Адамия, и меткими выстрелами перебил наших пулеметчиков.

В следующий раз Ной стал выставлять наблюдателя и сам зорко следил за одиночными целями, а обнаружив их, уничтожал огнем из винтовки. Командование, оценив значение снайперского огня, создало специальную команду метких стрелков. Ной Адамия был назначен старшим инструктором снайперов и обучил этому искусству около тридцати краснофлотцев. Ко времени совещания в бригаде насчитывалось уже 70 снайперов.

Так называемая «спокойная жизнь»

Стоим на старых позициях. Моряки обжили свои землянки, привыкли к ним. У некоторых бойцов стали даже проявляться настроения благодушия и беспечности.

Затишье на фронте приносит с собой новые, подчас совсем неожиданные хлопоты.

Во дворе зенитного училища, где до сих пор располагаются наши тыловые части, появились незнакомые офицеры. Это — представители квартирно-эксплуатационной службы Харьковского военного округа. Мы с Ехлаковым [156] смотрим на них большими глазами. Чудеса да я только, округа давным-давно нет, территория его захвачена немцами, а квартирно-эксплуатационная служба здравствует!

Представители заявились «во всеоружии». В руках у них толстые инвентарные книги, папки с чертежами. Они ходят по двору, по казармам, что-то отмечают в своих фолиантах, качают головами и бросают на нас укоризненные взгляды. В конце концов приносят мне на подпись акт на десятках страниц. Перечислено все недостающее имущество — указан каждый шкаф, стол, стул. Отмечено, что по моей нераспорядительности здания оказались в недопустимом состоянии: кое-где разрушены стены, лестничные клетки, уничтожены некоторые пристройки. И еще — о ужас! — многие бетонные детали вывезены на оборонительные сооружения.

Одним словом, мне предъявляется иск на полтора миллиона рублей.

Никакие доводы на строгих инспекторов не действуют. Подай им училищный городок в прежнем виде, да и только! Они ведут нас во двор и с видом следователей представляют вещественные доказательства нашей бесхозяйственности: двор, изрытый воронками, груды щебня. В это время над нашими головами проносится снаряд. Он рвется где-то на улице, гости наши бледнеют.

— Пойдемте в укрытие, — говорит им Ехлаков, — а то как бы нам не предъявили иск не только за разрушенные стены, но и за ваши головы.

Все-таки дело на меня было передано в прокуратуру. Правда, в ход оно не пошло. Генерал Моргунов, прослышав о пресловутом иске, вызвал к себе не в меру ретивых инспекторов и без обычной вежливости посоветовал им убраться из Севастополя. Больше мы их не видели.

Весельчак Ехлаков не преминул приписать мне и другую вину. Пришел как-то и спрашивает:

— Ты что же, командир, семейственность в бригаде разводишь?

— Какую семейственность?

— А кто такой Тимофей Павлович Кравченко?

— Вон ты про что! [157]

Т. П. Кравченко — брат моей жены. Ему 54 года, до последнего времени он работал бухгалтером на Севастопольском железнодорожном узле. Сейчас его должность там оказалась лишней, и старик пришел к нам в бригаду. Он никогда не служил в армии, не знаком ни с каким оружием, но рвется воевать. Взяли мы его, назначили в финансовую часть бригады старшим писарем. Служит бывший бухгалтер старательно.

— Ничего не поделаешь, — развожу я руками. — Семейственность налицо. У меня ведь и еще родственник служит здесь — сын Тимофея Павловича, Олег Кравченко, военврач 3 ранга.

Ехлаков смеется:

— Ничего, за такую семейственность в парткомиссию тебя не вызовут. Такое, видно, время настало, что семьями пошли воевать.

Мы теперь чаще встречаемся с нашими соседями по фронту. Как-то мне позвонил по телефону полковник Павел Филиппович Горпищенко, чья бригада занимала оборону левее нас.

— Евгений Иванович, — слышу его певучий бас, — как поживаешь?