Психопат-тест - Джон Ронсон

— Значит, ты проехал в общей сложности несколько тысяч миль, чтобы описать патологические черты личности Эла Данлэпа, — заключил Адам.

— Да, — подумав, согласился я.

Потом несколько мгновений испытующе смотрел на Кертиса и с вызовом повторил:

— Да!

— Ты похож на средневекового монаха, — прокомментировал Адам. — Пытаешься соткать гобелен из человеческого безумия. Берешь немножко сумасшествия оттуда, немножко отсюда — и сшиваешь все вместе.

— Нет, ты не прав, — возразил я.

Почему Кертис критикует мой журналистский стиль, подвергая сомнению весь проект?

«Адам любит ко всему придираться, — подумал я. — Его хлебом не корми, дай поспорить. Если он начнет подвергать критике мой проект, на который и так уже потрачено много времени и сил, я просто не стану его слушать, потому что он известный критикан. Да, именно так. Если Адам начнет придираться, я просто не стану слушать».

(Пункт 16: «Неспособность принять на себя ответственность за собственные поступки — У него обычно есть масса оправданий своему поведению, включая различные способы рационализации и перекладывания вины на других».)

— Мы все этим занимаемся, — продолжал Адам. — Все журналисты. Мы создаем истории из обрывков. Ездим по миру, понуждаемые непонятно чем, сидим в домах у людей с блокнотами в руках и ждем… сокровищ. А сокровища, как правило, оказываются безумием, крайними, предельными проявлениями личности данного человека: иррациональной ненавистью, страхом, паранойей, нарциссизмом — тем, что в «Справочнике психиатра» характеризуется как симптомы тяжелых психических расстройств. Мы этому посвятили свою жизнь и сознаем: то, чем мы занимаемся, странно и ненормально, но о таких вещах не принято упоминать вслух. Забудь о психопатах среди чиновников высшего ранга. И ответь мне на вопрос: что твои исследования говорят о состоянии нашей собственной психики?

Я взглянул на Адама и нахмурился. В глубине души, хотя мне страшно не хотелось в этом признаваться, я понимал, что он прав. За последний год — или около того — я объехал множество разных мест — Гётеборг, Бродмур, штат Нью-Йорк, Флориду, Миссисипи, — ведомый стремлением вырвать с корнем безумие. Я вспомнил время, проведенное с Элом Данлэпом, и то чувство легкого разочарования, которое я испытывал всякий раз, когда он говорил вполне разумные вещи. К примеру, перед обедом был один очень интересный момент, когда я спросил его относительно пунктов 12 и 18 — «Трудности воспитания в детстве» и «Склонность к совершению правонарушений в подростковом возрасте».

— Множество впоследствии вполне успешных людей бунтовали против учителей и родителей! — решил я немного смягчить впечатление от своего вопроса. — В этом нет ничего плохого!

Однако ответ Эла был для меня неожиданностью:

— Нет, я был очень серьезным и ответственным ребенком. И очень целеустремленным. Я был послушным мальчиком, в школе я всегда стремился быть среди лучших. И всегда упорно трудился. А на труд, на учебу уходит много энергии. И совсем не остается сил и времени на хулиганство.

— У вас никогда не было проблем с законом? — спросил я.

— Никогда, — ответил Данлэп. — Не забывайте, меня приняли в Вест-Пойнт! Послушайте, вся эта болтовня о психопатиях — абсолютная чушь. Вы никогда не добьетесь успеха, если у вас здесь, — он указал себе на голову, — нет определенных контролирующих механизмов. Никогда! Как вам без них удастся закончить школу? Как вам удастся успешно справиться со своей первой, а потом и второй работой, когда происходит ваше профессиональное становление?

Он говорил весьма убедительно, с его логикой трудно было спорить, что меня чрезвычайно расстроило. Кроме того, Эл заявил, что не считает себя лжецом («Если я считаю тебя придурком, я тебе прямо скажу, что ты придурок»), что никогда не вел паразитического образа жизни («Свой хлеб я всегда зарабатывал собственными руками»), и что при всем своем неприятии «пустых эмоций» «правильные эмоции» он, тем не менее, испытывает. Более того, пожертвование в десять миллионов долларов Университету Флориды можно было рассматривать как нарциссистский жест — однако, бесспорно, жест благородный. И со своей женой он на самом деле прожил сорок один год. Никаких сведений о внебрачных связях Данлэпа не существовало. Таким образом, он получал ноль по пунктам 17 и 11: «Множество кратковременных брачных союзов» и «Беспорядочное сексуальное поведение».

Конечно, даже самый отъявленный психопат может иметь «нули» по отдельным пунктам опросника Боба. Меня же подхлестывали моя собственная странная журналистская одержимость и энтузиазм новоиспеченного «ловца психопатов», и мне хотелось видеть психопатические симптомы во всех проявлениях личности Эла Данлэпа.

Я размышлял над словами Адама: «Мы все этим занимаемся. Мы ждем… сокровищ. А сокровища, как правило, оказываются безумием». Мы оба исходили из того, что журналисты занимаются этим, движимые профессиональным инстинктом. У нас у всех есть внутреннее представление о том, в чем состоят характеристики хорошего интервью, и мы меньше всего задумываемся, проявляются ли данные характеристики в каких-то клинических симптомах психических расстройств.

Но я внезапно задался совершенно иным вопросом: а что, если кто-то из нас, журналистов, пойдет противоположным путем? Что, если кто-то из нас догадается, что люди, страдающие некоторыми психическими расстройствами, являются идеальным объектом для интервью, и разработает эффективные скрытые методы их выявления в духе методов Боба Хейра?

Поэтому в течение нескольких следующих дней я занимался тем, что опрашивал своих знакомых — редакторов, ответственных за подбор участников ток-шоу, телевизионных продюсеров.

И вот благодаря этим своим изысканиям я и познакомился с Шарлоттой Скотт.

Шарлотта живет в старом, очень милом, идиллического вида низеньком домике в графстве Кент. В уголке комнаты мирно посапывает ее двухмесячный малыш. В настоящее время она находится в отпуске по уходу за ребенком, но со своей работой на телевидении Шарлотта покончила еще раньше. Она решительно настроена никогда больше туда не возвращаться.

Когда-то Скотт, по ее словам, была идеалисткой. Она мечтала заниматься журналистскими расследованиями, но потом обстоятельства сложились так, что она оказалась на британском шопинговом канале <bid-up.tv> в качестве ассистента режиссера. «Моя блистательная карьера», — со вздохом говорит Скотт. Однако через какое-то время Шарлотта совершила значительный скачок вверх, от рекламы к мейнстриму, и стала заниматься подбором участников для телепрограмм, в которых члены больших семей, погрязшие в дрязгах и проблемах, орут друг на друга на глазах у студийной аудитории. Старые друзья иронизировали по поводу ее карьерного восхождения, но она считала их снобами. Скотт занималась журналистикой для простых людей. Да и, как бы то ни было, в ее шоу поднимались острые социальные вопросы. Наркотики. Инцест. Супружеская неверность. Трансгендерные проблемы. И тому подобное. Она начала больше общаться с коллегами по профессии, нежели со своими старыми университетскими друзьями.

— И в чем состояла ваша работа? — спросил я.

— У нас была горячая линия, — пояснила Шарлотта. — Члены семей, находившиеся в сложном положении и желавшие появиться на телеэкране, звонили на нее. Я должна была периодически звонить им в течение нескольких недель, даже в том случае, если они передумали и решили не выступать в нашей передаче. Шоу должно было состояться любой ценой.

Конечно, многие должности связаны с постоянными звонками клиентам. И подобная работа всегда имеет разрушительные последствия для психики того, кто ею занимается, однако назвать ее необычной или какой-то исключительной нельзя.

— Честно говоря, это было ужасно, — призналась Шарлотта. — После университета…

Поначалу трагические подробности человеческих жизней, которые она вынуждена была выслушивать, подавляли и психологически изматывали ее. Но чтобы стать хорошим исследователем, необходимо научиться быть жестким и сосредоточенным, и Скотт нашла способы отстраняться от несчастий потенциальных участников передач.

— Мы стали смеяться над ними, — сказала Шарлотта. — Целыми днями. Только так и можно было выдержать. Потом вечерами мы шли в бар и там продолжали надрывать животы от хохота.

— И какие же шутки вы отпускали на их счет? — спросил я.

— Если у них имелись дефекты речи, это становилось настоящей находкой, — ответила она. — Мы транслировали их речь через громкоговорители, собирались вокруг и дико хохотали.

И, как и следовало ожидать, Шарлотта очень скоро начала «ощущать стену отчуждения между собой и человеком на противоположном конце провода».