Лагерь живых - Николай Берг

Слышу краем уха, как маленький омоновец тихо говорит приятелю: «Ну вот, понеслась… как негры в Америке… только потому, что черный».

— Помилуйте. Никто вас топить не собирается! Как можно? У вас какие-то странные представления о военных. Другое дело, что вы явно передергиваете информацию. Мне вот совершенно не известно, что умерший был пи…, то есть геем. Полагаю, что и остальным присутствующим это тоже неизвестно, — ласково и терпеливо отвечает Овчинников.

— Вы гомофоб?

— Помилуйте. С чего бы? С какой стати мне их бояться? Я, правда, считаю, что пока человек полагает свою интимную жизнь интимной, то это правильно, а вот когда начинает делать ее общественной, да еще и политику приплетает, — это уже предосудительно. Тем более не вижу, почему надо отдавать предпочтение только одной сексуальной патологии. Поэтому маршей садистов, демонстраций некрофилов и гей-парадов на территории крепости не будет. Во всяком случае, пока я тут начальствую.

— Значит, вы все-таки гомофоб! А гомофобы, как указывает наука, скрытые гомосексуалисты.

— Ага. Получается так, значит, что женщины, боящиеся мышей, — сами скрытые мыши, — бурчит сквозь зубы Николаич.

— Вы бы хоть немного думали, что говорите. Гомофоб — это боящийся себе равных, одинаковых, вот что означает гомо по-гречески. Гомосексуалистов гомофоб бояться не будет. И вообще, в психиатрии этот термин означает страх однообразия, монотонности, — ляпаю я во всеуслышание.

— Отставить! Давайте не будем устраивать балаган. Вернемся к теме. Вы утверждаете, что всем известно, что покойный был геем? Я этого не вижу. Тут есть любовники покойного? Вы, молодые люди?

— А хоть бы даже и так? — хорохорясь, выкрикивает один из пришедших.

— Во всяком случае, далеко не все знают, что он был гей. Поэтому вашим словам уже невелика цена. И к тому же, может ли так быть, Доктор, что у покойного возникло желание попробовать и женщину?

— Ну, как правило, такое бывает редко, но бисексуальность у гомосексуалистов явление частое.

Понимаю, что что-то не то сказал, потому как публика захмыкала, но слово — не воробей…

— Я знаю, что покойный был убежденным геем, — твердо и громко заявляет господинчик.

— Мне понятны ваши чувства, — самым задушевным тоном заявляю я, — так трудно перенести измену! Но, увы, это со многими происходило, что поделать, гомосексуальные пары, как правило, недолго живут вместе. Вы еще достаточно молоды и еще можете найти свое счастье.

— Вы соучастник убийства, и потому ваши слова мне безразличны, — парирует господинчик. — И покойный был мне другом!

— Это все болтовня, — отвечаю ему я, решив, что хуже не будет, и кидаюсь в перепалку очертя голову, — у вас есть фактические данные о том, что ваш приятель и впрямь имел нетрадиционную ориентацию? Фото, видео, например?

— Не выкручивайтесь! Вы соучастник, и в этом никаких видео не нужно. Есть зверски расстрелянный человек! И я требую самого сурового наказания! И сообщникам тоже!

— Какое наказание вы требуете для сообщников? — заинтересованно спрашивает Овчинников.

— Расстрел! Я противник смертной казни, но такое зверье тюрьмой не перевоспитать!

— Между делом, — мягко замечает Овчинников, — должен отметить, что в таком случае начать мы должны с вас и тех, кто с вами пришел. За исключением журналистов.

— Конечно, озверевшая военщина не хочет слышать голос правды! Вам не удастся заткнуть нам рот! Это не тридцать седьмой год!

— При чем здесь военщина? У всех свеж в памяти недавний инцидент, когда вами, в том числе и ныне покойным, была организована акция протеста. Вы потребовали вооружить своих сторонников. После этого группа ваших протестантов устроила бойню в зоопарке, провалив достаточно легкое, в общем, задание. Результатом вашей деятельности стала гибель троих человек и одиннадцать серьезно пострадали. В том числе трое детей. И у вас еще хватает наглости что-то требовать!

— Вы подло всучили смелым и свободолюбивым ребятам негодное оружие! Их гибель — ваша вина! Вы специально это сделали, и мы отлично видели, как ваши гориллы оцепили наших ребят. И даже угрожали мальчикам оружием!

— Если б не «наши гориллы», к слову сказать, вы еще и расист, потому как обозвали обезьяной казаха-пулеметчика, то жертв было бы больше. Вам напомнить, кто остановил шустеров? И теперь, что это за болтовня про негодное оружие? Михайлов, какое оружие было выдано?

— Исправное. Полностью боеспособное. Просто у этих дебилов отсутствовало хоть какое-то понятие о том, как оружие применяется.

— Это вы дебил! Мальчики должны были получить инструктаж, а вы их погнали на убой!

Нет, все-таки, глядя на господинчика, я понимаю, что наглость — второе счастье.

— От инструктажа, предложенного дважды, ваши, как вы их называете, мальчики отказались в резкой, я бы даже сказал, хамской форме. Что было сделано при восемнадцати и пятнадцати свидетелях соответственно. О чем были составлены акты — вот и вот.

— Выкиньте ваши бумажонки — все знают, что вы дали негодные патроны!

— Да, я была в больнице, и там удивлялись, какой мелкой дробью были нанесены раны, — чирикает журнопигалица.

Отмечаю про себя, что оператор и бледный «звезда» отодвигаются от группы и теперь стоят несколько поодаль, типа мы не с ними, а так, случайно.

— Получается так, — встревает Николаич, — что выражение «дурналюги» и «журноламеры» вполне обоснованно. Вы опять попали впросак в самом прямом смысле этого слова, не потрудившись хоть немного ознакомиться с вопросом, но сразу вынося скороспелое мнение.

— И в чем же это оно скороспелое? Если мелкая дробь живым людям нанесла легкие раны, то зомби она тем более не остановит! Вы послали их практически безоружными!

— Смотря каких зомби. Зачистка шла в зоопарке. До этого там попадались и зомбокрысы и другая мелкая дохлая живность. Стрелять по такой форме некрофауны картечью нецелесообразно, тут нужна дробь мельче. Именно поэтому были выданы патроны разной поражающей силы. Любому дураку должно быть ясно. Те, кого вы рветесь тут защищать, валя с больной головы на здоровую, оказались куда более дураковистыми дураками, чем среднестатистический вариант.

— Я знаю, почему вы так относитесь к нам! Детская шалость вами воспринимается как потрясение устоев!

— А что считать детской шалостью? То, что застрелили редчайший экземпляр козла, повесив ему на шею картонку с надписью «Овчинников»? Кстати, козел был как раз убит картечью. Когда его разделывали на мясо — картечин наковыряли самое малое на дюжину зарядов.

— Вона оно как! — вслух удивляется начарт Охрименко.

— Репрессии не остановят порыв людей к свету и свободе, и этому не помешают такие кровавые палачи, как вы!

— Что-то вы поистрепались, и раньше была демагогия, а тут уж совсем балаган начинается… Резюмирую: взвесив и обсудив представленные факты, руководство крепости пришло к следующему выводу — была попытка изнасилования медсестры, которая несколько превысила пределы самообороны. Ей выносится предупреждение. Все. Вопрос закрыт. Посторонних прошу покинуть зал.

Гора с плеч, по-другому и не скажешь. Хотя подозреваю, что не только у меня остались вопросы и не все еще закончилось. Но это потом, пока можно перевести дух. Я здорово опасался, что Михайлов окажется принципиальным службистом. Но еще не вечер, и, если я правильно научился оценивать мимику и телодвижения людей, каменюка за пазухой у него еще лежит, аккуратно завернутая в чистую тряпочку.

Краем уха слушаю Николаича. Утренний морф добавляет напряженности, ее ощущаешь как сгустившийся воздух. Чуть-чуть людей отпускает, когда «старшой» озвучивает сомнение, что морф сам кинулся в воду. По мнению нашего начраза, вполне могло быть, что кромка льда под тяжестью чудища обломилась, и тот оказался в воде против своей воли. Человеческое тело имеет положительную плавучесть, течением как раз бы снесло к «Летучему голландцу»…

Охрименко возражает — по сведениям пулеметчика, морф полз к воде. Спрашивают меня. Приходится подтверждать — да, полз. Ну да тут не та ситуация, чтоб выдрючиваться. Водоплавающие морфы для всех нас гибель.

Предложения Николаича по усилению обороны принимаются с рядом оговорок — тут и Охрименко и седой сапер весьма толково высказываются. Деревья перед крепостью решают все же спилить. Видно, что Хранителю это нож острый, но приходится согласиться, сектора обстрела должны быть чистыми. Да и перебраться с деревьев на стену запросто можно. Николаич отдает листок с тезисами секретарше, потом сластит пилюлю:

— Возможно, что морфы действительно умеют плавать. Только вот из головы не идет один мой старый знакомый. Он после гибели корабля проплыл больше двадцати миль в пресной, холодной воде. Большинство наших соотечественников при том не проплывут и пары сотен метров в теплой, соленой.