Мемуары бабы Яги (СИ) - Серафима

Нет, конечно, Таня убеждала себя, что она в сказке, а там, то есть здесь, как известно — всё может быть… Но! Ведь всё равно кто-то должен был всё это готовить, накрывать, расставлять. Да и Аглая сетовала, что не хватает ей волшебной палочки… Так как же тогда?

Таня перевела взгляд на домового — неужели он один так расстарался? Нафаня шёл впереди, чинно раскланиваясь гостям направо и налево. Даже раскраснелся, ловя восторженные взгляды.

Во главе стола, словно царица на троне, восседала невероятной красоты высокая, статная, рыжеволосая женщина в золотых одеждах. По правую руку от неё, сверкая тёмными, как ночь глазами, сидел мужчина. Он был высок, худ, жилист. Хищные черты его лица — острый подбородок, крючковатый нос — напоминали ястреба. Золотая корона, антрацитовый плащ подбитый алым мехом, массивная золотая цепь на груди, лишь подчёркивали образ хищника.

Татьяна замешкалась разглядывая хозяев, споткнулась и чуть не упала. Вася ловко подхватила её под локоть и ласково улыбнулась.

— Не узнала? — шёпотом спросила Василиса.

Таня отрицательно качнула головой.

— Это же Ягуся наша, с Кощеем.

— Что? — пискнула Таня.

— Ш-ш-ш… Улыбайся! На нас все смотрят.

Таня посмотрела на Васю и попыталась изобразить подобие улыбки. В голове совершенно не укладывалось внезапное превращение её… Стоп. Причём здесь её? Просто — сказочных героев, а они, как известно… Мысли скакали, как жеребята, вырвавшиеся на волю из загона. Метались, наскакивали друг на друга и разбегались в разные стороны.

Таня совершенно растерялась, и ей вдруг страшно захотелось, чтобы этот пир срочно закончился, и она помчится в избушку, бросится в объятия бабушки, Нафаня услужливо подаст чай и всё встанет на свои места.

— Дыши, просто дыши и улыбайся. — шепнула ей на ухо Василиса и ободряюще сжала ладонь. — Скоро пройдёт — это лёгкий шок, но ты привыкнешь.

— Не могу. — простонала Татьяна. — У меня всё кружится перед глазами, можно я домой сбегу?

Нафаня почуяв неладное, обернулся и глянул на девушек. Татьяна была бледна, словно увидела привидение. Домовой приосанился, чинно подошёл к Василисе, поклонился до земли, и повернувшись к столам громко возвестил:

— Василиса Премудрая и её младшая сестра Татьяна прибыли к славному пиру!

Татьяна еле удержалась на ногах, впервые в жизни почувствовав на себе такое количество любопытных взглядов. Домовой встал рядом и крепко взял её за руку.

Василиса царственно прошла вперёд на три шага, поклонилась Яге и Кощею:

— Желаю здравствовать повелителям лесных чудес и сказочного народа. И вам, — Василиса грациозно обвела рукой присутствующих, слегка склонив голову, — народ лесной, да сказочный, доброго здравия. С пробуждением всех!

Нафаня подвёл Таню к Василисе, вложив холодную, как лёд ладонь девушки в её руку, и исчез.

— Добро пожаловать! — громко, на весь лес возвестил Кощей, поднявшись со своего трона.

— Да будет пир! — вторила ему Аглая, торжественно подняв кубок.

Что тут началось! Такой гвалт поднялся — писк и свист, радостное повизгивание и шум множества голосов, топот тысяч ног, шелест крыльев. Всё вокруг закружилось-завертелось, зашумело, зашуршало, забегало, залетало, запрыгало.

У Тани закружилась голова от мелькания ярких красок и бесконечного хоровода мордочек, лиц, клювов, крыльев, чешуи. Её окружили лесные жители, отделив от Василисы. Что-то мохнатое коснулось её плеча, нечто крошечное запищало ей в ухо, шершавая крохотная ладошка сжала её пальцы. Все норовили коснуться, поздравить, познакомиться.

— О-ой! — вспикнула Татьяна, зажмурилась и, покачнувшись, потеряла равновесие.

Что-то большое и очень тёплое стремительно подхватило её и прижало к большой горячей груди, больше похожей на огромный валун, нагретый ярким солнышком.

Таня открыла глаза.

На неё, с нескрываемой радостью и обожанием, смотрели три пары огромных, круглых, жёлтых глаз.

— Такая ма-а-аленькая… — нежно прорычало трёхглавое чудо, и выпустило облачко дыма.

— Бабушка… — слабо позвала Татьяна, и потеряла сознание.

Василиса прорвалась сквозь окружившую Татьяну толпу, и всплеснула руками.

— Горыныч, я же тебя просила! — с укором сказала она огромному дракону, державшему в своих лапах Татьяну.

— Мы же ничего… — смущённо ответила первая голова.

— Мы не нарочно… — виновато добавила вторая.

— Мы подхватили, когда она падала. Ма-а-аленькая такая… — растрогано вторила третья и выпустила из ноздрей облачко дыма.

— Ох, горюшко ты моё! — расстроилась Вася, и погладила Горыныча по поникшим крыльям. — Танечка ещё тебя не видела и не знает, какой ты у нас замечательный. — успокаивала она готового разрыдаться дракона. — Ну, не плачь, вытри слёзки!

Кот, возлежавший на своей любимой атласной подушке возле самого озера, лениво помахивал кувшинкой — дразня русалок, вдруг подскочил и со всех лап бросился к Василисе.

— Что такое, что случилось? Опять обморок? Чего-то напутал домовой со своими чарами, девица только и делает, что в обмороки грохается, нежная такая! — недовольно фыркал кот, извлекая флакончик с нюхательными солями. — Ты чего её схватил-то, Горыныч? Сказано же тебе — не пугай ребёнка! Я бы тоже в обморок свалился, тебя средь бела дня увидев!

Горыныч тихо взвыл на обидные речи и сделал шаг в сторону.

— Стой! Куда потащил? Нежные нынче все такие, обидчивые, один я непо… Непоко… НепокоБелим! Язык сломаешь, пока выговоришь. — ворчал Кузьма, поднося флакон к лицу Татьяны.

Та закашлялась и открыла глаза.

— Очнулась! — расплылись в улыбке все три головы, обнажив три ряда белоснежных клыков.

— Да не улыбайся, ты! Сейчас опять отключится! — гневно возопил кот.

— А чего? — удивлённо спросила вторая голова. — Нас мама учила, что нужно улыбаться, тогда все сразу поймут, что ты друг!

— Ага, друг! Да от такой улыбки, не то, что в обморок, штаны потом не отстираешь. — ворчал Кузьма.

Три головы одновременно повернулись и укоризненно посмотрели на кота. Горыныч бережно поставил Таню на землю и всхлипнул.

— Кузя! Зачем ты так? — возмутилась Таня и осторожно дотронулась до огромного кожаного крыла, успокаивая расстроенного дракона. — Самая замечательная улыбка, между прочим! И сразу видно, что… Э-э… Что это друг! — она слегка замешкалась, подбирая нужное выражение. Конечно, было чертовски сложно изображать спокойствие рядом с громадиной о трёх головах размером с небольшую гору, с клыками размером с её руку, и всё же, сердце дрогнуло, когда Горыныч горестно всхлипнул.

— Ну, вот! И всё хорошо! — ободряюще сказала Василиса, и обняла Татьяну. — И совсем не страшно, правда, Тань? А Горыныч наш, просто ещё очень маленький, и очень-очень добрый.

— И очень тёплый! — добавила Таня, стараясь не смотреть на три пары глаз, смотрящих на неё с искренней любовью.

Горыныч затопал от радости и дважды махнул хвостом, совсем как тот щенок… Случайно снеся при этом целых три семейства лесовичков, сидевших за столами чуть поодаль, унесённых поднятым вихрем за кроны вековых сосен с воплем «Йу-ху-у».

— А… — начала было Татьяна, указывая рукой на кувыркающихся в потоках воздуха лесовичков, но махнула рукой. Поздно. Уже улетели. Она нервно хихикнула.

— Миссия выполнена, позвольте откланяться и вернуться к моим рыбонькам. Отвлекаете меня только, а у меня столько дел, столько дел! — Кузьма махнул хвостом и был таков.

Горыныч галантно протянул Тане лапу. Она растерянно посмотрела на Василису, и увидев одобрительный кивок, вложила свою ладонь в его.

— Дружить будем. — утробно урча проворковал Горыныч, и торжественно повёл Таню к столу. — Нам нравится со всеми дружить — это весело. И в гости ходить будем друг к другу, и сказки рассказывать. А ты любишь сказки? — Горыныч остановился и склонил к Тане все три головы одновременно.

— Я? — Таня удивлённо подняла голову, и чуть не подпрыгнула — зелёные морды оказались прямо на уровне её глаз. — Ну-у… Да-а… Сказки я люблю.