Компьютерный вальс - Александр Лонс

— Тоже в клубе?

— Там, где же ещё?

— Ладно. Я тебе рассказал не все. Я думал обойтись частью, но, похоже, часть без целого не производит надлежащего эффекта.

— Ты философией не пробовал заниматься? Или литературой?

— Ага, литературой. Я в одном издательстве подрабатывал, консультантом по компьютерной технике.

— Да?

— Да. Слушай, а ты сам, откуда у тебя клубная карта, ты ее что, купил? Или в лотерею выиграл?

— Нет, — ответил Зайцев, — не купил. Я оформлял этот клуб. Вернее делал им зимний сад. Там ещё мой однокашник работает, и он же мне предложили клубную карту. Бесплатно. Кто откажется?

— У меня к тебе еще остался один глупый вопрос. Тебе сейчас можно верить?

— На глупый вопрос прямой ответ. Если ты до конца не уверен, не говори мне ничего. Не надо. Я не хочу влезать в твои проблемы, у меня как ты понимаешь, и своих дел предостаточно.

— Когда-то у нас был подобный разговор.

— Да. Но мы поменялись местами.

— Только всё, что здесь уже прозвучало, должно остаться между нами, обещаешь?

— Обещаю. Я же тебе уже говорил.

— Тогда, большое спасибо, извини, что отнял у тебя кучу времени.

— Сань, не стоит. Я что, чем-нибудь тебе помог?

— Ты знаешь, да! Помог! Я понял, что мне делать и чем заниматься дальше.

— Очень рад. Ну, пока, удачи! Я поеду…

— Пока, Лёш, до встречи.

Леха вышел.

Через минуту Алекс услышал доносившийся с улицы шелест отъезжающего автомобиля. Это уезжал «Nissan».

21

На самом деле Алекс еще не до конца понял, что ему делать дальше. Понял он только то, что у него не осталось никого, на чью помощь он мог бы надеяться. Правда, оставался еще один человек. Один единственный. Но этому человеку придется рассказать всё. Совсем всё. Все без утайки. И с этим человеком он сейчас должен встретиться.

Он медленно шел по вечернему городу, тянул время. Все уже давно и активно готовились к встрече Нового года: люди тащили елки, несли какие-то свертки и коробки, витрины светились праздничными огнями, реклама обещала небывалые скидки. Ему было на все наплевать. Вернее, ему теперь стало на все плевать, а раньше он очень любил бродить по городу вечером. Ситуация казалась тупиковой. Сам он справится в одиночку не мог, или ему казалось, что не мог.

Уже подходя к своему дому, Алекс как всегда посмотрел на знакомые окна. Окно на десятом этаже светилось, Ольга была дома. Сына сейчас там нет — он во время зимних каникул гостил у своей бабушки — матери Алекса. Обстановка для тяжелого, но необходимого разговора была самая удобная. Он сначала хотел оттянуть трудный момент до утра, но потом передумал. Утором он хуже соображал, да и вообще, вдруг у него возникло желание побыстрее пройти через всё это. Как визит к неприятному врачу — не хочется, страшно, а надо. Чем для него всё это кончится? Разводом? Может, и разводом. Тогда он будет жить у своей матери. Она уже старенькая и ей нужна помощь. Но это потом, а сейчас надо все рассказать и постараться быть честным, хотя бы теперь.

Ольга, открыв ему дверь, не чмокнула в щеку, как это бывало когда-то, а просто пошла на кухню и начала рассказывать о своих делах на работе. Речь пошла о каких-то совершенно незнакомых Алексу людях, про их проблемы и разговоры. Он тщательно вымыл руки, умылся, прошел на кухню и сел за стол. Ужин был готов. Жуя котлету, он посмотрел на жену, и только сейчас заметил, как изменилась за последнее время Ольга. Она похудела, на лице появились новые мелкие морщинки, стала заметна седая прядь волос, под глазами темные круги… «Может, не говорить ей ничего? Нет, хватит вранья, я так больше уже не могу!» Он ещё немного посидел и помолчал — собирался с духом.

— Оль, мне надо с тобой очень серьезно поговорить. Я — негодяй. Если ты меня сейчас прогонишь, то это будет вполне справедливо, и я уйду. Оправдаться мне нечем.

Ольга сначала опустила голову и некоторое время молчала. Затем посмотрела ему прямо в глаза.

— Что, невмоготу стало? Созрел наконец? Или она тебя выгнала?

— Она… Ты всё знала?

— Конечно, всё знала. С самого начала. Тебе никто не говорил, что все твои мысли у тебя всегда на лице написаны? Ты вообще виден насквозь, как кристалл.

— Это из «Трёх мушкетеров»…

— Что?

— Но, как же ты… Как ты терпела?

— Я вообще терпеливая. Еще в детдоме привыкла терпеть. Зубы сожму и терплю. Сначала я хотела тебе все выложить и устроить скандал такой, бабий. Со швырянием посуды, с битьем тарелок, с рёвом. Но потом посмотрела, как ты все время мучаешься, и места себе не находишь, высох весь, почернел. Вот и подумала — нет, это будет получше скандала. Я понимала, что долго ты всё равно так не выдержишь. Потом я её увидела. Тогда, ещё у тебя в больнице. Я потом подошла к ней, и мы разговорились. Она так мне и сказала, что разводить нас не собирается, что ей этого не нужно, и скоро ты сам от неё уйдешь, или она тебя прогонит. Так это она прогнала или ты сам?

— Я ушел сам. Я просто уже не мог так жить, устал, да и совесть замучила.

— Может быть. Не бойся, я тебя не выгоню. У нас ребенок, и мне одной будет трудно. Твоя зарплата больше моей, а алименты будут меньше чем зарплата. Не буду врать, я к тебе очень привязалась за эти годы, и не хочу оставаться одна с ребенком. Тебе я его всё равно бы не отдала. Вновь выйти замуж я уже не смогу. Но помни — я уже давно не та глупенькая девочка, на которой ты когда-то женился. Я никогда не сумею забыть твою измену. Простить — может и прощу. Не сразу. Потом. Но забыть — нет, у меня просто не получится забыть.

Ольга с трудом, но четко и без запинки выговаривала слова. Голос ее стал каким-то отстраненным и почти чужим. Похоже, эту маленькую речь она приготовила и отрепетировала заранее.

— Правду говорят, все мужики одинаковы. Доедай свой ужин, стынет. Язву заработаешь, лечи тебя потом.

— Но я тебе должен объяснить, как я дошел до жизни такой.

— Это ты хочешь объяснить, но не должен. А я уже ничего не хочу знать, мне теперь все равно.

— Но это может затронуть нас обоих. Если мы хотим сохранить семью, нужно кое-что уточнить.

— Что ещё уточнять? Как ты по три раза в неделю бегал к ней? Как все субботы там торчал? Как сотовый телефон купил, чтобы ей звонить? Хватит травить мне нервы, а то и вправду посуду начну швырять. Даже у самых закоренелых бабников должно быть хоть что-то святое!

— Ну, всё, всё, перестань. Не нервничай так, ты же всегда была терпеливая. Я уже молчу.

— Вот и молчи.

У Алекса возникло ощущение, что это уже когда-то было. «Это бабы все одинаковы, а не мужики. Вон Зайцев, Евгений и покойный Золиков, чего между ними общего? А эти, как серьезный разговор, так чуть ли не скандал. Слушать ничего не хотят. Всё на нервах, и всегда у них во всем виноват мужик».