Корниловъ. Книга вторая: Диктатор - Геннадий Борчанинов

так было безопаснее для самого царя и его семьи. Или не хотели понимать.

— Если бы монархия могла спасти Россию, я бы самым первым вступил в ряды монархистов, Роман Фёдорович, — вздохнул генерал. — Но Россию сможет спасти только сильная власть. Ни Николай, ни Михаил сильной властью быть не могут.

— Я не хочу спорить с вами о политике, Ваше Высокопревосходительство, — произнёс барон. — Если это всё, то позвольте мне вернуться на вокзал. Я поеду обратно в Сибирь.

— Чем вы будете там заниматься? Строить несбыточные планы о возвращении царя? Организовывать контрреволюционные группы? Захватите Монголию? — спросил Корнилов. — Я же предлагаю вам реальную возможность послужить Родине. Бороться с революционерами, которых вы так ненавидите.

— С какими? Которые сидят в правительстве? Которые заставили Государя отречься? — хмыкнул Унгерн.

— Возможно, и с ними тоже, — произнёс Корнилов. — Но в первую очередь с теми, кто бросает бомбы в мирных горожан.

— Ох, точно… Примите мои соболезнования, Ваше Высокопревосходительство, — произнёс барон.

Генерал кивнул.

— Но в опричники я всё равно не пойду, — отрезал Унгерн.

— Я вам и не предлагал, — пожал плечами Корнилов. — КГБ занимается своей работой, для вас найдётся другое занятие. Я мечтаю построить сильную Россию, империю, которая раскинется от Тихого океана до Атлантического. Неважно, кто будет стоять во главе этой империи, монарх, президент или вождь, главное, чтобы враги империи дрожали в страхе, а народ гордился своей страной.

Барон Унгерн вдруг посмотрел на генерала совсем иначе. Он всю свою жизнь был сторонником сильной власти, и такая концепция сильной империи отлично вписывалась в его взгляды. Хан, сидевший рядом с ним, тоже расплылся в довольной ухмылке, корнет Хаджиев тоже поддерживал эту идею, мечтая о том, чтобы его родная Туркмения стала центром этой империи.

— И что вы хотите лично от меня, Ваше Высокопревосходительство? — спросил Унгерн.

Автомобиль остановился у тройного моста на въезде в Михайловский замок, часовой бросился открывать узкие ворота. Генерал Корнилов задумчиво смотрел на барельефы на фасаде, изображающие доспехи и оружие поверх римской фасции.

— Лично от вас? Чтобы вы делали то, что у вас получается лучше всего, — сказал Корнилов, когда автомобиль поехал снова, заезжая внутрь замка. — Наводили ужас на врагов, одним только своим именем заставляя их трястись от страха.

— Вы мне льстите, Ваше Высокопревосходительство, — нахмурился Унгерн.

— Может быть, — пожал плечами генерал.

Свою репутацию воплощения бога войны барон ещё не заработал, но георгиевский крест на груди ясно свидетельствовал о его храбрости. И в том, что барон Унгерн на месте командира летучих отрядов не будет знать жалости к врагам, генерал нисколько не сомневался.

— Я хочу, чтобы вы возглавили вооружённые отряды, которые будут бороться с преступниками и оппозицией, — завуалированно сообщил Верховный. — Тайно, без официальной связи с государством и партиями.

— Что? Это как? — хмыкнул барон.

— Полиция, охранка и даже КГБ не обладают нужными полномочиями, — сказал генерал. — У вас же будет абсолютная власть карать и миловать. Тех, кто своими словами или действиями мешает нам построить сильную империю.

— И почему именно я? — спросил Унгерн.

— Потому что я уверен, что вы желаете для России чего-то более великого, чем пляски под английскую или французскую дудку, — сказал Корнилов.

— Хорошо, — протянул барон. — Я подумаю над вашим предложением.

— А некогда думать, Роман Фёдорович, — сказал генерал. — Надо действовать.

В лагерях

Тяжёлое металлическое острие вгрызлось в каменистый грунт лишь на несколько сантиметров, взрыхляя почву, и заключённый № 14966 подумал, что с гораздо большим удовольствием обрушил бы это кайло на голову охранника. Но упомянутый охранник, хоть и не имел одной ноги почти до середины бедра, ходил с протезом и костылём, а на один глаз и вовсе был слеп, никого к себе на расстояние удара не подпускал. Любая попытка неповиновения считалась попыткой к бегству и могла тут же караться расстрелом на месте. Кладбище в ближайшем березняке пополнялось почти ежедневно.

Впрочем, места здесь были глухие. Кругом только лес, болота и камни, бежать особо некуда, и даже если кому-то удавалось бежать из трудового лагеря, то к цивилизации выбраться у них уже не получалось. До Петрограда, если смотреть по карте, не так уж далеко, а если пробираться через буреломы и топи — выходило прилично.

Голодом не морили, но пайка хватало едва-едва, чтобы волочить ноги до стройки и махать кайлом. И это ему ещё повезло, что он не бегает с тележкой, там недостаточно расторопным бедолагам охрана порой стреляла под ноги для ускорения.

Жить приходилось в бараках, продуваемых всеми ветрами, спать вповалку на грубо сколоченных нарах, и для многих заключённых исправительно-трудового лагеря это было гораздо большим наказанием, чем лишение свободы и принудительный труд. Им, привыкшим к роскошной жизни в особняках, к прислуге и званым ужинам, приходилось труднее всего.

Целая система таких лагерей растянулась от Онежского озера и до самого Белого моря, враги революции трудились на благо Родины. Рубили лес, прокладывали железнодорожные пути, строили для себя и других заключённых бараки, здания администрации, столовые. Копали грунт.

Сосед как раз ткнул лопатой в землю, погружая самый кончик во взрыхлённую кайлом землю.

— Глубже копай, — буркнул заключённый с кайлом.

Если охрана увидит, то накажут всех.

— Да иди ты, — просипел сосед. — Сил уже нет никаких.

— Это тебе не ананасы трескать, — выдохнул заключённый, снова занося кайло над головой.

— Да кто ж знал, что так будет-то, — произнёс сосед.

— Думать надо было.

— Ой, кто бы говорил, — проворчал сосед, забрасывая в тачку ещё немного земли.

Многие из них ещё вчера чувствовали себя хозяевами жизни, в чаде кутежа прожигая наворованное на госзаказах, но совершенно внезапно новое правительство оказалось скорым на расправу и невосприимчивым к попыткам как-то подмазать следствие. Те, кто брал взятки, быстро оказывались по одну сторону колючки вместе с теми, кто эти взятки пытался дать.

По лагерям ходил слух, что в одном из них видели и самого Керенского, но никто никогда не мог похвастаться тем, что видел его лично, всегда это были пересказы с чужих слов. Ну и на самом деле экс-министр-председатель стройкой Беломоро-Балтийского канала не занимался, а находился чуть дальше. Кемска волость, Большой Соловецкий остров.

Но и других высокопоставленных гостей здесь