Теория бесконечных обезьян - Екатерина Звонцова

Вдохновлен Толстым. Типа Наполеон в 1812 году призвал нечисть, в результате мир сильно пострадал, выживших осталось немного. Новыми правителями России вместо погибших Романовых стал триумвират Багратиона, Барклая и Кутузова, повсюду расплодились всякие твари, лезущие из зеркал, восстали мертвецы, и вот…

Следом за «вот» она открыла файл и принялась пролистывать. Женя ловил глазами абзацы. Цепляло: никакая не катастрофа. Наконец Варя остановилась.

– Читай.

И Женя прочитал.

«У бродячего пророка были белые волосы – нет, скорее отливали бессолнечной болезненной пшеницей. Чертами при этом он казался татаро-монголом: говорили об этих тайных узах крови и лихой разрез глаз, и скулы-лезвия, и маленький рот с пухлой верхней губой. Двигался он легко, словно некий механизм не давал погаснуть внутреннему огоньку, незримому, но осязаемому. Завидев безутешно привалившуюся к дереву Жюли, он приблизился. Легко коснулся пальцами-иглами светлых ее прядей, отвел в сторону и… запечатлел слабый поцелуй где-то на шее.

– Ну здравствуй, – сказал он, когда та, вспыхнув и разом забыв о слезах, подпрыгнула и развернулась. – Как нас зовут, краса? Почему грустишь? Куда идешь?»

Женя засмеялся.

– Похоже на нашу встречу.

Смех получился натянутый. Если честно, было чересчур похоже.

– Это пугает меня, – тихо сказала Варя. – Учитывая, что дальше они с Жюли станут общаться и приключения у них будут общие. Жюли – дочь императорской фаворитки, переодевшаяся солдатом, и, конечно, она скорее французская Мулан, чем я, но все же…

– Эй, надеюсь, ты его – этого «бродячего пророка» – не убила? – уточнил Женя.

– Нет, что ты! Я этого героя слишком любила. Больше, чем всех остальных.

– Ну, это все, что мне нужно знать.

Варя посмотрела неверяще. Женя улыбнулся. История об убитых школьниках ему, конечно, тоже вспомнилась, но он постарался не придавать ей особого значения. Совпадения, повторил он себе. Горячая красавица – или красавец – с факелами.

– А часто у тебя такое? – спросил он как можно небрежнее.

– Ну… – Она прикусила губу и «усыпила» ноутбук обратно. – Я стала меньше смотреть новости. Уже не знаю.

Забавно, но вскоре он тоже перестал смотреть новости. И так и не спросил у Вари, что же ждало по жизни молодого бродячего философа с волосами «цвета болезненной пшеницы». Однажды – чуть в подпитии – он задал Варе лишь один неосторожный вопрос: «Был ли у этого парня наставник, ну, кто-то мудрее и старше, кто сделал его таким крутым?» Варя, слегка поморщившись на «крутого», все же кивнула: «Да. Он… был героем войны. А потом всех оттолкнул, сошел с ума от одиночества и постригся в монахи».

Больше Женя никогда с ней об этом не разговаривал. По заветному, со студенческих времен не менявшемуся номеру «П. А., универ» стал звонить чаще: чтобы никакого одиночества, никаких монастырей, я тебе!

А потом Варьку просто стерли. Даже не дали попрощаться.

Где-то когда-то Женя вычитал: в старые времена, согласно профессиональному этикету, находясь у смертного одра коллеги и видя, что улучшений уже не будет, врач должен был поднести ему шампанского [19]. На самом деле хорошая традиция для любых коллег. Каждый умирает в одиночку, правда. Но на пиру во время чумы нужна компания.

Женя Варе принес бы апероль шприц с засахаренной лаймовой долькой, или бузинную маргариту, или что угодно, что она любила. Вместо этого ему пришлось вливать все это в себя. А потом тихо дрожать на чужом диване, уткнувшись головой в чужие колени и накрепко стискивая зубы, сквозь которые все равно прорывалось пьяное «Sterbe. Варя ist gestorben», хотя немецкого Женя не знал.

Тварь.

Какая же ты тварь, Смерть. И неужели Сэр не прав и ты… все-таки девчонка?

* * *

…Как Женя и ожидал, с Павлом все было мутно. Даже вот… латте ему налил. Дело плохо.

Уже выходя из офиса издательства и лихорадочно проматывая в смартфоне расписание электричек до Шуйского, Женя Джинсов – Джуд Джокер – знал, что не оставит все это просто так. Он не в дешевом кино или наивном янг-эдалте, где работу компетентных органов делает кто угодно, кроме этих органов. Не супердетектив из комиксов. И даже не прозаично богатый блатной мальчик, способный как-то заставить ментов получше шевелиться.

Зато он хорошо знает, как работают некоторые вещи в чужих головах.

6. Грабли гражданской инициативы

Когда мелкий я говорил маман, что хочу стать писателем, она осаживала меня очень неприятным – нет, токсичным – заявлением: «Все хорошие книги уже написаны». Она вообще литературу современную не любит, даже не давала моей младшей сестре читать «Гарри Поттера» – помню, тайком таскал Юльке эти книжки. Повезло мне, что я уже староват, чтоб мной командовать. Но я не о Юльке и не о Гарри… а о том, как прочно суждения тех, кто нам дорог, въедаются в нас и какими увесистыми потом становятся якорями. Да что там, я в психологи пошел, чтобы бонусом к корочке решить свои проблемы, включая эту – панический страх вторичности. Правда, с ней универ не помог. И писательские советы не помогли, и курсы – может, поэтому я что к тому, что к другому слегка предвзят. С проблемой мог помочь только я сам – и за это осознание сэнк ю. Знаете, какое психологическое образование, по-моему, лучшее? Которое к набору знаний дает будущему специалисту трезвое понимание: он не Фея-крестная. Без участия пациента ни одну проблему он не «вывезет». А вот как пациента «включить» – вопрос, на который уже может ответить лишь сам специалист. Черт, ну поплыл в сторону. Ладно, об этом в другой раз поболтаем. Знаю точно: у меня тут есть абитуриенты. Напишите в комментах, интересно?

Короче, я принял себя-писателя – ну, дал этому больному ублюдку внутри себя существовать – в момент, когда допер наконец до пары простых, но нужных вещей.

Первое: абсолютной уникальности, блин, нет. Нигде. Детские травмы, волшебные школы, зомби-апокалипсисы, Большие Братья, любовные треугольники, эльфы… их уже больше, чем китайцев. Даже если ваш Большой Брат будет травмированным эльфом, отучившимся в волшебной школе, а потом станет зомби, вы вряд ли кого-то удивите – миром, литературным в том числе, правит эклектика. Все где-нибудь было, все смешалось, и годами высиживать Нечто Уникальное – дохлый номер. Упадите уже в историю лицом, замарав первый чистый лист; соберите килотонну голубей на Pinterest; составьте план и поглавник, запишитесь на курсы, где вас встряхнут, – сделайте хоть что-нибудь, только не бойтесь.

Второе: не высиживать Нечто – не значит плодить Ничто. У уникальности есть лайт-альтернатива – оригинальность. Любое клише можно подать так, чтоб все охуели. Жила-была принцесса, которую унес дракон… а потом он оказался разумным звездолетом цивилизации прогрессоров. Жил-был священник,