Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе - Долин Антон

В «Лабиринте фавна» Офелия уже в самом начале оплакивает погибшего на фронте отца-портного, которого заменил ненавистный отчим-фашист. Но и ее беременная мать, беспомощная и не способная найти с дочерью общий язык, вскоре навсегда оставит ее с новорожденным братом (еще одним сиротой) на руках. Потому так отчаянно Офелия мечтает о параллельном измерении, путь в которое ей обещал открыть древний фавн: там она – не только принцесса подземного царства, но и дочь любящих, понимающих родителей, ими управляющих. Оставаясь в полном одиночестве, Офелия умирает – и оживает в мире ином, где ее уже поджидает трон.

В каком-то смысле, идеальный сирота – мертвец, призрак. Санти, убитый злодеем Хасинто мальчик, навеки поселился в приюте, ожидая момента, когда сможет отомстить за свою смерть. Это бледное и прозрачное существо, из проломленной головы которого всегда идет кровь, – предвестник другого привидения из «Приюта». Цель у них одна: обнажить миру скрытую до поры до времени истину. Еще один призрак вселенной дель Торо – из спродюсированной им «Мамы»: в прошлом – «сирота наоборот», безумная мать, у которой отняли дитя, она стала бродячим лесным духом, удочеряющим двух девочек, оставшихся без родителей.

Вообще, смежные темы осиротевших родителей и усыновления не оставляют дель Торо: пара бездетных ученых в «Мутантах» берет под крыло Чуи, мудрый старик Уистлер усыновляет Блэйда («Он – самое близкое к отцу, что у меня есть», – признается обычно бесстрастный супермен), а профессор Бруттенхолм – пришедшего из Ада чертенка Хеллбоя. В «Не бойся темноты» мать отдает дочь на воспитание невнимательному и рассеянному отцу-реставратору, и истинной матерью, которая способна уверовать в подлинность зубных фей, для девочки становится мачеха. Она же жертвует собой, чтобы спасти неродную дочь, как позже это сделает бывшая рокерша в «Маме».

В «Тихоокеанском рубеже» сиротство – участь большинства пилотов егерей, стоящих на последнем рубеже обороны человечества в уничтожительной мировой войне. Но пристало ли воинам переживать из-за одиночества и звать маму с папой? Недаром супермен-австралиец Чак Хансен видит лишь слабость в подчинении своему партнеру по бою и отцу Геркулесу: он и зовет его исключительно по имени. Но когда наступит последняя битва, перед смертью и они переживут момент истины. В этом фильме нет детей, и вместе с тем детьми, тоскующими по утраченным близким, становятся буквально все. Флэшбек погружает нас в прошлое непроницаемой японки Мако Мори, и мы видим, как ее, оставшуюся без родителей девочку, усыновляет командир Пентекост (казалось бы, не способный к эмоциям). Не может смириться с потерей старшего брата главный герой, Райли Бэекет. И в финальных объятиях Мако и Райли нет даже намека на эротическое влечение партнеров друг другу: это встреча двух сирот, не больше и не меньше. Да что там люди – в «Тихоокеанском рубеже» нашлось место даже для осиротевшего кайдзю, чью беременную мать убили роботы.

Безусловно, можно искать объяснения этой одержимости режиссера в его личной жизни, но вряд ли удастся найти что-то интересное. Он вырос в полной семье, по-мексикански правоверной и католической, позже женился на своей школьной возлюбленной и растит с ней двух дочерей в Калифорнии. Стоит, разве что, вспомнить жуткий эпизод с похищением отца дель Торо: узнав о том, что он получил контракт в Голливуде (речь шла о «Мутантах»), бандиты требовали выкуп. Не исключено, что этот инцидент – к счастью, не имевший трагического финала, – заставил режиссера переехать жить в Северную Америку, а его приверженность к сиротам – своеобразное отражение тоски по брошенной Мексике.

Но вернее будет сказать, что сироты для дель Торо – соль земли, потому что все его фильмы – о взрослении. И заодно о его невозможности. Есть травмы, которые остаются с тобой навсегда, неся с собой неослабевающую боль и вместе с тем помогая выжить во тьме. Верить в такое спасение способен только ребенок, а сироты и есть вечные дети. Подобен им сам Гильермо, назвавший «Тихоокеанский рубеж» «огромной песочницей, в которой можно вволю наиграться в роботов и монстров». Отсюда – его взгляд на вселенную, вечно испуганный и в то же время восхищенный, ожидающий чудес и чудовищ. Взгляд снизу вверх, как из первого ряда кинотеатра – того самого кинотеатра из мексиканского детства режиссера, в котором он завороженно смотрел на Годзиллу, зажав в руке кирпич – единственное оружие против шнырявших по полу тараканов размером с человеческий кулак.

Если сирота – тот, кто несет на себе пожизненную печать смерти и острое осознание ее близости, на противоположном полюсе находятся те, кто ищут бессмертия или уже обрели его. За этот дар, разумеется, приходится расплачиваться.

Антиквар Грис, испытавший соблазн Хроноса, превращается в вампира, отвергнутого обществом и родными, – а его противник, богач де ла Гуардиа, напротив, отказывается от людей ради того, чтобы отыскать Хронос и обрести вечную жизнь. Точно те же чувства движут двойником де ла Гуардии из «Штамма» – смертельно больным миллиардером Палмером, перевозящим из Европы в Штаты гроб с вампиром, чтобы тот подарил ему бессмертие.

Если в первом «Блэйде» авторы сценария шли за одноименным комиксом, рассказывая историю нечувствительного к дневному свету вампира-отщепенца и его борьбы с истинными упырями, то во второй части дель Торо изобретает собственную модификацию вампиров. Их отличие от людей куда более наглядно: нижняя часть лица превращается в огромное жало, которое и помогает неуязвимому и бессмертному существу выпить кровь не только из человека, но и из другого вампира (именно такими вампиры выведены в трилогии «Штамм», где дель Торо уже не был связан обязательствами по отношению к другим фильмам или комиксам). Жажда к превосходству над другими, к организованной и неостановимой эволюции, отражена в физиологической жажде, мучающей нео-вампира: он уже не стремится к ассимиляции, его главная цель – уничтожение низших существ. Практически расовая теория.

Неудивительно, что герой «Штамма», еще один сирота и антиквар Авраам Сетракян, вспоминает о юности в нацистском концлагере, где верховный вампир Сарду принимает человеческое обличье немецкого офицера и приходит по ночам в бараки, сосать кровь обреченных евреев. И в «Хеллбое» бессмертные – фашисты-оккультисты, отрядом которых руководит колдун Распутин, получивший вечную жизнь от внеземных чудовищ Огдру Джахад. Главный инфернальный нацист – оберштурмбаннфюрер Карл Кронен, чье лицо покрыто маской, а заключенная в черный комбинезон плоть давно стала сухим прахом, в котором жизнь поддерживают лишь мрачные заклинания. И вновь плата за собственное бессмертие – смерть всего живого на Земле, которая должна наступить после того, как из другого измерения на нашу планету придут Огдру Джахад. Бессмертие покупается единственной ценой: массовым убийством. На тех же позициях стоит и еще один убежденный фашист, далекий от любой мистики, – капитан Видаль (Серхи Лопес: редкий случай, когда применительно к фильмам дель Торо можно говорить о выдающейся актерской работе). Видимо, поэтому его убивают раз за разом, а он отказывается умирать, как тот же Распутин, будто не замечая смертельных ран и потери крови.

Ничем, кроме атомной бомбы, не взять других расовых фашистов – вознамерившихся колонизировать Землю хозяев кайдзю из «Тихоокеанского рубежа». К уничтожению человечества стремится и поборник чистоты крови из «Хеллбоя 2», наследный принц эльфийского королевства Нуада – высокомерный воин, вознамерившийся выпустить на волю спящую Золотую армию, неуничтожимых роботов-убийц, и наказать зазнавшихся людей. Ради нарушения векового перемирия он решается убить собственного отца. Тот же символический жест совершает в «Блэйде 2» возглавляющий вампиров-перерожденцев Номак – он убивает родителя-предателя – вампирского лорда. Бессмертие бесчеловечно, оно требует высшей жертвы и абсолютной бескомпромиссности.

Отцеубийцам не найти общего языка с тоскующими по родительскому теплу сиротами. И Блэйду, и Хеллбою их могущественные соперники предлагают перейти на свою сторону, – но те отвергают дар, пестуя свою, полученную в дар от людей, уязвимость как высшую драгоценность. Потому они – любимые герои Гильермо дель Торо: те, кто предпочли сиротство неуязвимости, приняли человечность с жаром неофитов.