Зажечь свечу - Юрий Аракчеев

— Ах ты, моя радость, солнышко! Соскучилась по папочке, да? А папка твой — инкогнито, знаешь?

Нефедов и Нестеренко, каждый самостоятельно, связались вечером по телефону с Хазаровым. В отношении Нефедова Хазаров ограничился телефонным контактом, а Петр Евдокимович Нестеренко получил приглашение прибыть лично на дом к Пантелеймону Севастьяновичу. Оба члена комиссии получили соответствующие наставления. Нефедов:

— Все правильно, давай-давай, Сергей Петрович, так и действуй. Только вот насчет этих фактов… Ты понимаешь, что мы должны их как следует проверить, понимаешь?

— Понимаю, Пантелеймон Севастьянович.

— Ну вот. И все время поддерживай со мной связь, ясно?

— Ясно, Пантелеймон Севастьянович.

— И никаких резюме без моего ведома! Договорились?

— Договорились, Пантелеймон Севастьянович…

Петр Евдокимович же Нестеренко пробыл около часа в квартире Хазарова и в результате получил указания следующие:

— Я на тебя, Петр Евдокимович, надеюсь… Никаких поспешных действий! Факты собирай — это хорошо. Но пока никакой огласки! По возможности, конечно… Ты ведь теперь все знаешь относительно этого управления, так что… — И еще, словно спохватившись: — Ах, как нехорошо, скажи ведь какое дело, а? Ну, ладно, Барнгольц — это старый жулик, а ведь Бахметьев-то, а?.. Нехорошо, нехорошо…

Нефедов был несколько удручен разговором с Хазаровым. Он четко научился разбираться в оттенках его голоса и почувствовал на этот раз, что Хазаров не очень заинтересован в том, чтобы факты были слишком внушительны. Сначала назначил председателем какого-то Нестеренко, теперь настойчиво требует воздерживаться… Что-то тут не то, неопределенно как-то… Он достал свой платок и вытер вспотевший лоб…

Петр Евдокимович же наоборот: обласканный самим Хазаровым — даже домой пригласил! — он возвращался гордо и независимо и с вожделением охотника ждал утра, чтобы поскорее продолжать работу. А что касается предостережений — так об этом Петр Евдокимович и так знал.

ГЛАВА VII

В конце рабочего дня главного инженера Управления по озеленению Галину Аркадьевну Нечаеву вызвал Бахметьев.

— Галя? Зайди ко мне, пожалуйста. Нужно поговорить.

— Хорошо, скоро буду.

Галина Аркадьевна работала здесь не так давно, пять лет. До этого, после окончания института, она три года отбарабанивала в одной проектной организации. Из пяти лет три года Нечаева была заместителем начальника планового отдела, год — начальником участка и, наконец, год — главным инженером управления. Благодаря ей, собственно, и была создана «группа науки». Еще в институте Галя вышла замуж, но потом разошлась, оставшись вдвоем с девочкой, которой сейчас было уже девять лет.

Как-то однажды, совершенно неожиданно для нее, начальник управления встретил ее на улице и пригласил в ресторан. Она не помнила сейчас, как это было буквально, — разумеется, он придумал какой-то весомый предлог, — но приглашение очень удивило ее и было, в сущности, приятным. Михаил Спиридонович нравился женщинам. Лично ей, правда, не совсем импонировала его грубоватость и самоуверенность, но в то же время было в нем что-то очень привлекательное, какая-то скрытая сила, которой хотелось подчиниться. Галя приняла это приглашение. Вел себя Михаил Спиридонович сдержанно, корректно, что тоже очень понравилось Гале, и они стали встречаться, стараясь, конечно, не афишировать этого перед всеми.

Да, Михаил Спиридонович был грубоват и самоуверен, но, как ни странно, эти два качества даже шли ему и вовсе не раздражали Галю. Не был он и так уж очень эрудирован или начитан — с удивлением узнала она, что у него нет далее высшего образования, — однако он много повидал в жизни, и с ним совсем не было скучно. Он не нашел счастья в семье, хоть у него и было в данный момент четверо детей — четверо! — и, не таясь, рассказывал об этом Гале. Вообще он рассказывал ей больше о своих неудачах, чем об удачах, и в сочетании с его обычной самоуверенностью это выглядело как-то очень по-человечески, правдиво и очень трогало Галю. Ей было приятно, что такой могущественный, всеми уважаемый человек делится с нею своими невзгодами, а ведь он и старше-то ее чуть ли не в два раза!

Вскоре Галя была назначена главным инженером.

По управлению поползли слухи, однако это как-то ее мало трогало. Она не стыдилась своих отношений с Бахметьевым. Но, идя в конце дня к Михаилу Спиридоновичу, Галя старалась подавить все растущее — неведомо отчего — беспокойство.

— Галя, ты? — сказал Михаил Спиридонович, когда она, открыв дверь, появилась на пороге его кабинета.

— Я пришла, как вы просили, — сказала она сухо.

В кабинете кроме начальника СУ были Лисняк и Омельченко.

— Садись, Галина Аркадьевна, — сказал Михаил Спиридонович с обычным по отношению к ней дружелюбием и улыбкой, но тут она вдруг отметила, что в самоуверенной улыбке его проскользнуло что-то совсем новое.

— Итак, товарищи, в свете последних событий мы должны особенно внимательно отнестись ко всему, что связано… — продолжал Михаил Спиридонович начатый без нее разговор, а Галя уже не могла отвести глаз от его лица.

Она не слышала, что он говорит, видела только шевелящиеся губы, глаза, которые явно старались не смотреть на нее, и все больше и больше убеждалась, что да, на его лице страх. Самым ужасным было то, что это видела не одна она, Галя, а все, все — и этот лиса Лисняк, и балда Омельченко! Да что же это такое, господи, неужели эта комиссия может так…

— А как вы думаете, Галина Аркадьевна? — услышала она голос Лисняка и увидела обращенное к ней лицо.

— Что? Простите, я что-то не совсем…

— Галина Аркадьевна… Галя… — вдруг услышала она Михаила Спиридоновича и опять с острой болью увидела эти, такие знакомые и такие непривычные сейчас глаза. — Галя, понимаешь… Тебе бы лучше сейчас… — И голос его, всегда такой бодрый, густой, освежающий, был не тот: какой-то хрипловатый, низкий. — Как сейчас твое горло?

Она опять не поняла:

— Горло болит, но…

— Ну, вот! Про это я и говорю. Раз болит…

И они вдруг заулыбались, заерзали на своих стульях все трое.

— Простите, вы что же, хотите избавиться от меня на время? — вдруг стала догадываться Галя. — Так, что ли?

— Да ненадолго! — сказал совсем уж прежним тоном Бахметьев. — Возьми, как всегда, дней на пять, на недельку. И ты отдохнешь… А для управления это будет только лучше…

— Что?! Как всегда?..

Галю бросило в жар. Что это? Она совсем перестала понимать. Как это: для управления лучше? Что значит «как всегда»?