Бастард Ивана Грозного (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

— Веди уже, — махнул рукой на мужика Ракшай.

— Я тебя тогда с ентова крыльца заведу. Там тоже знатные бояре остановились. Седмицу живут на харчах государевых. По письму боярина Дмитрия Фёдоровича Бельского приветили, как дорогих гостей. А ты с царским поездом прибыл, значит, из Коломны? А войско? На Казань ушло без государя? А государь, Иван Васильевич, что, занемог?

Александр не отвечал и «доглядчик» сыпал и сыпал вопросы.

Высокая изба имела два крыльца и не широких лестниц, пристроенных к стенам с противоположных сторон. Саньку подвели к тому, что был ближе к «Постельной Избе».

Узкая и невысокая дверь распахнулась прямо перед Санькиным носом, едва его не зашибив, и из избы, склонив голову, вышел крупный и крепкий князь, держащий в правой руке меховую «боярскую» шапку, по форме напоминавшую папаху, а левой придерживающий ножны прямого меча. Полы его шубы были распахнуты, лицо его горело, то ли от жара, выдохнутого избой, то ли от разящего от боярина алкоголя.

Уткнувшись в Ракшая мутным и кровавым взглядом, боярин спросил:

— Ты кто?

— Конь в пальто! — Неожиданно для самого себя схамил Санька.

— Конь где? — Удивился покачиваясь боярин. — Немец что ли? Так тебе на передний двор надо. Через Колымажные ворота. Сюда немцам нельзя.

— Сам ты немец! — Продолжил хамить Санька. — Дай дорогу боярину Александру Мокшеевичу Ракшаю.

— Какому Ракшаю? — Удивился ещё больше боярин. — Казанскому, что ли? Князь Ракшай? Так и что? Мы — Гедиминовичи, выше к престолу стоим, и ближе к государю сидим. А ты, басурманское отродье, пшёл вон!

Боярин ловко для своих габаритов развернул Ракшая и пнул его коленом под зад. Ракшай по сравнению с ним был лёгким и вовремя оттолкнулся ногами, поэтому полетел не кубарем по ступенькам, а перепрыгнул через следовавшего за ним Фильку и зацепился пальцами за балясину крылечного навеса.

Боярин, не ожидавший такой лёгкой победы не удержался на ногах и полетел вниз по лестнице сбивая Фильку и увлекая за собой мешок Ракшая с тяжёлым скарбом. Шум случился изрядный и когда Санька спрыгнул на крыльцо из двери выглянул ещё один богато одетый «гость» очень похожий лицом на первого.

— «Бельские», — подумал Санька.

— Что случилось?! — Рявкнуло лицо, глядя на спокойного Ракшая. — Ты кто?

Санька не стал повторятся.

— Гость, — ответил он.

— Какой гость?

— Казанский князь Ракшай.

— А что тут гремело?!

— Человек упал.

— Какой…

Лицо выскочило на крыльцо босиком и в исподнем и поспешило вниз по лестнице. Вслед за ним из двери показалось третье лицо, тоже очень похожее на первые два. Третий Бельский тоже поспешил вниз по лестнице.

Тяжёлым мешком первого Бельского приложило по затылку, когда они с Филькой стукнулись о землю. Филька испустил дух сразу, приняв основной удар о землю, а боярин ещё шевелился и стонал.

Его подхватили под руки, под ноги и затащили по лестнице в горницу. Вокруг Фильки стал собираться народ. Кто-то заголосил:

— Убили! Убили! Фильку убили!

— Кто, кто убил?! — Спрашивали подходившие.

Одна баба показала пальцем на Ракшая.

— Он убил. Я видела, как они шли в избу, а тот толкнул Филимона и…

— Убили! — Заголосила только что подбежавшая баба и кинулась на грудь лежавшего с раскинутыми руками Фильку.

Не теряя времени Санька открыл дверь и шагнул в крепко пахнущую брагой горницу и закрыл дверь на щеколду.

— Здрасти, — сказал он, оборачиваясь, но натыкнувшись взглядом на направленные на него самопалы и суровые лица, продолжил. — О, бля! Приехали!

— Ты кто? — Снова спросили его.

«Да что за нах?!» — Подумал Санька.

— Там народ бунтует. Ворваться хотят.

В дверь заколотили с криками: «Отворяй убивцы!»

— Ты кто? — Снова спросили Саньку.

— Княжич Казанский Ракшаев, — сказало второе лицо, пытавшееся напоить брата квасом. Первый Гедиминович уже мычал, но от кваса отказывался.

— Знаешь его? — Спросил снова молодой хмурый господин с польским акцентом, но в ответ получил лишь отмашку «отстань».

— Может то и к лучшему. Чернь сейчас и здесь взбунтуется, прямо на царском подворье. Это очень даже хорошо. Надо усилить эффект. Открой окно!

Тут Санька понял, что акцент не польский, а английский.

Стоявший ближе всех к стене открыл небольшое слюдяное оконце и отошёл в сторону. Британец подошёл, встал на скамью и выставил ствол. Он целился не долго. Почти сразу раздался выстрел и он приставил самопал к стене.

— Следующий!

Ему в руку вложили ещё один самопал. Выстрел!

— Следующий!

Выстрел.

— Хватит! А то они разбегутся! — Вырвалось у другого британца.

— Ты не знаешь русских!

На улице раздался рёв толпы. Послышались удары снизу и изразцовая печь пошатнулась.

— Сейчас нас подпалят, — спокойно сказал Санька.

Однако его не слушали. Раздетые — одевались, остальные заряжали оружие. Его не слушали, но про него не забыли.

— Выкиньте его на улицу, — сказал первый Бельский. — Это отвлечёт толпу.

— Нам не надо никого отвлекать. Пусть сидит здесь. Надо, чтобы чернь начала жечь дворец. Царя нет, войск нет.

— «О, как! Они в пьянке не заметили прибытия государя!» — Подумал Санька. — «Хотя, какого государя? На этот двор зашли ведь только какие-то вои. Государя они и не могли видеть».

В дверь всё колотились. Потом вдруг перестали и раздались крики: «Горит! Горит!»

— Пора уходить, — сказал Бельский.

— Пора, — согласился британец.

Они по одному исчезли за изразцовой колонкой печи в открывшуюся дверь и через минуту Санька остался один.

— Фига, себе, — проговорил Ракшай. — А я?!

Санька пробежался по комнатам, но везде было пусто. Он понял, что заговорщики прошли на другую половину гостевой избы. Дверь, естественно, была заложена с той стороны.

— И что делать? — Спросил сам себя Санька, ощущая жар от пола.

Через оконца вылезти возможности не было и он подошёл к входной двери. Чуть приоткрыв, Санька увидел всполохи пламени и услышал крики. Одни кричали: «Пожар! Тушить!». Другие: «Я тебе потушу! Смерть убивцам!»

Пометавшись немного по комнатам в поисках инструмента для открытия двери на другую половину и постучав в неё табуретом, Санька затих.

— Вот он, писец…

В окошко над лесенкой Санька увидел, как начался погром подклетей дворца, а в другое окошко, что взломаны Куретные ворота, в которые вбегает и выбегает народ.

В горнице становилось жарко.

Санька посмотрел наверх и увидел добротный дощатый потолок. Взгляд Саньки заметался с потолка на пол, по стенам, но ни на чём не останавливался. Потом в голове что-то звякнуло, как тогда в царском «дворце» в Северском, когда он понял сколько во «дворце» комнат.

Так и сейчас Санька вдруг понял, что на чердак есть лаз и он находится тоже возле печи, прямо над переходной дверью. С помощью табурета он достал до низкого потолка и, раскрыв люк, выбрался на чердак. А дальше что? На чердаке было почти темно, но виднелся чердачный выход наружу. Однако снаружи виднелись языки огня, добирающиеся до крыши.

«Ещё чуть-чуть и будет просто поздно», — подумал Санька и распахнул дверцу.

— Вон он! — Заорала толпа, отступившая правда подальше от огня.

У Саньки задымились волосы и он прыгнул, растопырив руки и ноги, как белка-летяга, пытаясь спланировать. Однако он упал очень недалеко от гостевой избы. Его не могли достать «присудившие» к смерти сожжением, но огонь своим жаром облизывал его тело так жадно, что на Саньке вспыхнула рубаха.

Он зарычал и бросился в ощетинившуюся чем попало толпу безумных людей. Он тоже обезумел от боли и не понимал, что делает. Санька просто хотел жить. Он спасал свою жизнь и забирал чужие.

Первую шеренгу Санька вынес, как бильярдный шар кегли, метнувшись под ноги перекатом, по пути выхватывая чей-то топор и тут же подрубая чьи-то ноги. Потом, вскочив, Ракшай кинулся обратно, уже видя перед собой только врагов, отрубая руки, держащие оружие. Потом он очнулся. Очнулся от крика, донёсшегося откуда-то сверху: