Бастард Ивана Грозного (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

Михаил Шелест

Бастард Ивана Грозного 1

Глава 1

Санёк присел на пенёк отдышаться, немного посидел и тихо умер. Его сердце наконец-то остановилось. Худое тело, прислонённое спиной к рядом стоящему кедру, так и нашли на пеньке. Многие, узнав о том, сказали или подумали: «Наконец-то отмучился».

Мужики, нашедшие его тело, хорошо знали его и были, по сути, его работодатели. Они пошли по его соболиному «путику» на следующее утро, как он ушёл и не вернулся, и обнаружили его не далеко от Санькиного зимовья, называемого в обиходе «средним».

Санёк на зиму нанимался «посторожить» охотничьи угодья, плату деньгами не брал, расставлял капканы и ловил соболя, делясь малой долей с хозяевами территории. Лето проводил за огородными хлопотами у себя в деревне, но, в основном, пил.

Саньке «не везло». За свои шестьдесят пять лет он раз пять попадал «под медведя», один раз повстречался нос в нос с тигром, раз пятнадцать тонул, два раза попадал под чужую картечь, один раз под пулю. По молодости он работал лесничим и решил бросить охранять государственное имущество в девяносто восьмом году, выйдя из тюремной больнички. По выходу из Владивостокского СИЗО, он написал заявление об уходе и исчез. Потому, наверное, и дожил до декабря 2021 года.

Его не посадили за тройное убийство, посчитав его действия разумной самообороной, но ждать прихода подельников убиенных Санёк не стал и спрятался далеко. Аж в Воронеже. Вернее, в Воронежской области. Взял его к себе на работу давний приятель, с которым они вместе учились в лесном техникуме.

Приятель охранял знаменитый Шиповый лес и, вовремя подсуетившись, взял его в аренду, и только-только организовал «ООО „Шипов лес“». Крыша у обладателя уникальной дубравы имелась такая же крепкая, как и сами двухсотлетние дубы, и Саньку спрятали качественно, справив новые документы и новую фамилию.

Но Санька болел без Уссурийской тайги. Поначалу он активно помогал другу организовать и распланировать угодья под порубы и посадки, наладить производство: сначала пиломатериалов, а после 2014 года выпуск «санкционных товаров», типа паркета, мебельных досок и ещё много чего дубового. Но потом Санёк совсем закис и в 2018 году вернулся домой.

Но где был тот дом? Изба, в которой Санёк родился и прожил большую часть жизни, представляла из себя развалины. Кое-как приподняв его и залатав крышу, Александр Викторович договорился с добрыми людьми и два сезона удачно пособолевал, но снова попал сначала под медведицу-белогрудку, а потом и в больницу с сердечком.

Он ещё попугал немного людей своим шрамом на лице, и вот его не стало.

— Ребёнка отнесём в лес, — сказал шаман старосте. — Не место такому среди людей. И… Что-то часто стали урождаться лесовики…

— Так может это от половцев или от степняков? Может ничего страшного?

— Сказано пращурами: дитя, рождённое с волосом на теле, принадлежит Велесу.

— Сгинет… А у нас и так народ никчёмный. Так и… Вырастет лесовик и почнёт стада резать. Прадед рассказывал. Прижился такой малец с волками и долго изводили они животину.

— Ни што… Авось приберёт его Велес.

Роженица смотрела на двух мужчин насупившись, но молча. Отец, стоял, понуро глядя в земляной пол жилища. В землянке было тесно и смрадно от дыма, не желавшего уходить в отверстие в потолке.

— Волков не найдём сейчас, придётся к беру подсовывать.

— Подсунем, нешто, — отмахнулся шаман и вышел на воздух.

Следом за ним вышел и староста, извиняющимся взглядом скользнув по Мокше.

— Не отдам первенца, — вдруг сурово сказала роженица, не поднимая взгляда от носков своих пеньковых чуней. — С ним вместе к беру лягу.

Мокша крякнул и вышел вслед за судьями.

— Слыш, Потап, — окликнул он старосту. — Может погодим малость? Мо быть оно само, отвалиться?

— Конечно обождём, — охотно откликнулся староста. — Метель будет. Вон, дымы как стелются. А в снежень[1] сам знаешь. Дён на пять зарядит.

Он посмотрел на Мокшу и коснулся кончиками пальцев его плеча.

— Не журись корч[2]. Тут ничего не поправить. Не примут люди лесовика. И так вон, гляди, попрятались, как узнали. Уйдут… Может не в зиму, так по теплу.

— Так может мы уйдём? Как пришли по весне, так и уйдём.

— Не гоже так, — посуровел староста. — Тут он народился, тут и остаться должен. Не противься богам. Сам бы первый встал, если бы не у тебя…

Кузнец стоял, опустив сильные руки перед собой, сутуло собрав крепкие плечи.

За ребёнком пришли через трое суток, когда утихла метель. Мать металась по землянке по-звериному рыча и тут же кинулась на вошедшего первым шамана. Мокша поймал жену за руку и прижал её к себе и не удержал. Она вывернулась, попыталась прикрыть ребёнка телом, но, помешать экзекуторам не смогла и завыла.

— Это что за хрень? — Взвыл Санька, нащупав руками мохнатую стену. — Где я, млять? Что за ёж его мать?

Вокруг снова было темно. Со зрением были какие-то проблемы. Он это понял сразу, как только очнулся. В глазах плавал такой туман, что что-то разглядеть через него Санька ничего не мог. Тогда он подумал: «Всё, писец, допился», но через некоторое время понял, что пострадали не только глаза, но и всё его тело. Он не мог нормально двигаться. Руки, ноги Санька не контролировал. Как, в общем-то и процесс испражнения. Но он чувствовал, что кто-то его перемещает и обтирает.

Кормили его через соску чем-то теплым и жидким, и Сашка подумал, что это уже совсем «край».

Всё-таки нащупав «соску» руками, Санькиному воображению представилась двухведёрная клизма. Такая же мягкая и резиново упругая. Он так и не понял, из чего его кормят и скоро оставил гадания.

Само его состояние вызывало у Саньки бурю разных мысленных картинок. Тело у Саньки тщедушным не было. Он был худ, но высок. А сейчас его то поднимали, то опускали на странных кроватях-качелях, переворачивали. Его руки и ноги шевелили. Он было попытался воспротивиться, но не справился с… Непонятно с чем не справился. С какими-то громадными руками не справился. Он даже схватился своими пальцами за что-то сарделькообразное, как толстый батон ветчины. И так же копчёным пахнувщее, кстати.

Вокруг него происходило некое действо с криками, воплями. Словно он находился в центре сражения. В конце концов его завернули во что-то меховое и понесли. Так его не однажды везли на каталках в операционные. Но тут ощущение было несколько иное.

И вот он лежит возле мохнатой, на ощупь, стены, а рядом с ним шевелиться некто и тоже такой же волосатый. Санька ощупал себя. Мама дорогая! Санька нащупал на своём животе волосы!

— Млять, млять и млять! Что за херня, — проговорил Санька.

Звуки, покинувшие его горло, тоже не понравились Александру Викторовичу. Разобрать, что он сказал конечно было можно, но с большим трудом. Саньке вдруг стало так страшно, что он громко обделался и, осознав это, громко зарыдал.

Что-то большое и шершавое коснулось его тела, перевернув его несколько раз и Санька понял, что кисловатый запах испражнений несколько уменьшился. В его лицо ударило два мощных тёплых воздушных потока, и он услышал медвежье фырканье.

Уж что-что, а медведя Санёк узнал бы на…

— Мля-я-ять! — Крикнул он и задёргался всем телом, пытаясь перевернуться и встать хотя бы на карачки.

Его вскрик походил на кошачье мявканье, и он снова прокричал:

— Мля-я-ять!

С правой от него стороны зашевелилось и тоже мявкнуло:

— Мля-ять!

— Мля-ять! — Застонал Санька.

— Мля-ять! — Мявкнуло справа и лизнуло его в щёку языком поменьше.

Санька попытался отпихнуть медвежью морду, но не смог, и она его снова лизнула.

«Фига себе! — Пронеслось в голове у человека. — Меня посадили в клетку с медведем! Или это сон?»