Охота на Скунса - Елена Милкова

— Ты не прав, — говорила Ольга. — Далеко не все заложено от рождения. Это уже какой-то фатализм. Тогда зачем кого-то воспитывать, если все заложено заранее?

— Зачем вообще кого-то воспитывать? — бурчал Паша-Торин.

— Нет, не совсем уж все-все заложено, — продолжал отстаивать свою точку зрения Петр. — Но девяносто процентов. Вот если удастся клонировать человека, тогда эта проблема и будет решена.

— Ага, — кивнул Торин. — Одного — в Нью-Йорк, в семью Рокфеллера, другого — в Бразилию, где много диких обезьян, а третьего — в наш интернат. А потом посмотреть, кто лучше получится.

— Но разве можно ставить эксперименты на людях?! — возмутилась Ольга. — Это противоречит правам человека, просто элементарной нравственности, всему на свете! Это категорически недопустимо.

Внезапно Ольга замолчала. Она вспомнила свой разговор с учителем истории.

— Конечно, Петруша, ты во многом прав. Человек, как вид, не изменился с каменного века, конкретный человек, сложившаяся личность очень мало меняется в течение жизни. Все это согласуется с представлениями современной генетики. И в то же время это совершенно не основание для крайнего фатализма. Тут уже один шаг до понятия «рок», «судьба», «предопределение». Тогда зачем вообще что-либо делать, если все заранее предначертано? Давайте сидеть сложа руки. Но человек почему-то борется, к чему-то стремится…

— Я в одной книге прочитал такую мысль, — сказал Савва. — «Неверно, что человек — пленник своей судьбы, но он пленник своей темы». «Тема» — это повторяющийся мотив, как в музыке. Я бы сказал так: складывается личность, которая мало подвержена изменению, и ее поступки не предопределены, но они ограничены некими рамками. Психологическими рамками этой личности. Трудно себе представить, что вы, Ольга Васильевна, с легким сердцем пойдете грабить на большой дороге, да что там грабить, вы не способны даже таскать мелочь из карманов своих сослуживцев. И не из-за трусости и боязни наказания. Вы на это не способны органически, это ваше неотъемлемое свойство. А для кого-то это совершенно нормальный поступок. И он обычно не делает этого только потому, что боится быть пойманным. Точно так же замкнутый, обидчивый, не склонный прощать человек с гораздо большей долей вероятности останется один и будет страдать от одиночества, чем дружелюбный, общительный и относящийся ко всему наплевательски. В сущности, я упрощаю. Но в общем схема такова.

— Все один черт, — подал голос Торин. — Родился гномом, будешь жить как гном, совершать гномьи поступки. А если эльф — то и будешь как эльф.

— Но есть разум, — сказала Ольга. — Иначе мы не судили бы преступников. Кому-то ничего не стоит выйти и грабить на большой дороге, его личность вполне пригодна для этого. Но тогда тебя должен остановить разум. Иначе что в нас человеческого? И где свобода воли?

— У гнома тоже есть разум, но он гномий, — ответил Паша-Торин. — У него понятия другие.

— Другая этика, — пояснил Савва. — То есть представление о том, что хорошо и что плохо. И мы преступника пощадим на основании того, что у него другая этика. Что он не считает, что грабить и убивать нехорошо.

— Ну а что, каннибалов Новой Гвинеи под суд отдавать? — поинтересовался Петруша. — Они друг друга едят и нахваливают, и никто из них не считает, что кушать человека плохо.

— А это зависит от того, где он ест и нахваливает, — сказал Савва. — Если это происходит в маленькой квартирке посреди Парижа или Нью-Йорка, то придется его отдать под суд, а если у себя в живописной деревушке нагорья, так пусть ест, пока самого не съели.

— Вы хотите сказать, все зависит от того, какие правила приняты у окружающих людей, я правильно вас поняла? — заметила Ольга. — Но как же тогда общечеловеческие ценности?

— А есть ли они? — спросил Савва. — Это не риторический вопрос, я действительно спрашиваю.

— Конечно есть! — внезапно категорично сказал Павел. — Потому что есть ценности общеэльфийские, есть общегномовские, общехоббитовские, общекроличьи, общекоровьи… Ну и общечеловеческие!

Все дружно расхохотались.

— Совершенно убойный аргумент! — сказал Петр.

Ольга посмотрела на своего младшего. Как давно он не принимал участия в общем разговоре. Уткнется, бывало, в тарелку и молчит, а если отвечает, то каким-то бурчанием или сопением. И вдруг он слушает, спорит, говорит! Просто поразительно, как он внезапно переменился.

«Переменился!» — пронеслась в голове у Ольги непрошеная мысль. «Люди не меняются в принципе», — сказал где-то в глубине души голос Пети Сосновского. Неужели это опять Савва Морозов… Да кто же он?

— А ты, я смотрю, серьезно изучаешь иные формы разума, — спросил Торина Савва. — А что особенно тебя интересует?

— Язык, — ответил тот. — Я составляю словарь эльфийского языка и стремлюсь восстановить его в тех чертах, которые восстановить возможно. Это называется «лингвистическая реконструкция».

— Надо же, эльфийский язык! Интересно было бы посмотреть… Ну и насколько далеко ты продвинулся? Там и грамматика есть? — задал очередной вопрос Савва.

— Продвинулся я значительно. Пока в основном собираю лексику, слова то есть. Мне повезло — удалось получить доступ к неопубликованным материалам — к «Властелину колец». Через Интернет.

— Так, — сказала Ольга. — Значит, вовсе не один Петруша тратит бесценное компьютерное время! Что же ты молчал, когда я тебя спрашивала?

Павел сразу съежился и, ни слова не говоря, уткнулся в тарелку. Контакт был утрачен.

— А ты не интересовался, как реконструируют человеческие языки? — как ни в чем не бывало продолжал Савва. — Может быть, стоит немного расширить круг интересов, а?

И, потянувшись через стол, он слегка коснулся ладонью Пашиной руки. Ольга следила за происходящим во все глаза. Ей показалось, что Павел вздрогнул, и она хотела уже вскочить и крикнуть во весь голос: «Вы не имеете права! Немедленно исправьте все, что сделали!» Прежняя Ольга, наверное, так бы и поступила, но нынешняя успела сообразить, что если и вести подобный разговор, то уж никак не при самом Павле.

Павел тем временем поднял глаза от тарелки и пробубнил — недовольно, но вполне членораздельно:

— Я потратил на это часа три или четыре. Можешь не давать мне неделю денег на обед.

— Как же так — ты не будешь обедать?

— Наука дороже. — Это было уже вовсе не обиженное, а полное достоинства бурчание.

— Ладно, посмотрим, — махнула рукой Ольга.

— Ну спасибо за чай, за ласку, за приятную беседу. — Савва поднялся: — До свидания, Петр и Павел.

— До свидания, — вежливо попрощался Петр.

— Вы уже уходите? — вскинул глаза Павел. — Вы же хотели посмотреть на эльфийский язык.

— Да, действительно. — Савва беспомощно огляделся. — Вообще-то поздно. Давай в следующий раз.

— Вы далеко живете? — спросила Ольга в прихожей.

— Не особенно, — ответил Савва Морозов, надевая шляпу, отчего сразу стал снова похож на пришельца из недалекого прошлого. — Все зависит от того, что есть близко и что далеко. Кстати, у вас хорошие сыновья, очень светлые. Голубое свечение, почти чистое.

— А вы… — Ольга хотела спросить: «Вы экстрасенс?» — но вопрос показался ей таким идиотским, что она заменила его первым попавшимся: — … вы носите такую интересную шляпу…

— Эту шляпу мне дал мой учитель, когда он уходил от меня, — ответил Савва. — Поэтому я и ношу ее. Я знаю, что на нее обращают внимание, но, наверное, в каждом человеке должно быть что-то, на что другие обращают внимание. Еще раз спасибо и до свидания.

— До свидания, — сказала Ольга.

Она не стала спрашивать, зайдет ли он еще. Надо будет — зайдет.

Савва шел по улице и улыбался, вспоминая эльфийский язык и общечеловеческие ценности. Свечение Торина было очень интенсивным, в мальчике скрыт большой энергетический потенциал. Но очень толста и корка, отделяющая его от окружающего мира. А свечение или энергия, какими бы сильными они ни были, угаснут, если будут постоянно замурованы в такой непроницаемой оболочке. Пока у него еще открыт выход, связывающий его с теми, кто разделяет его интересы. Но и он может затянуться. Жаль будет. Собственно, Савва ничего особенного и не совершил, он просто сделал оболочку потоньше и, главное, придал ей немного иную структуру, так что она со временем будет не уплотняться, как это, скорее всего, произошло бы, а, напротив, истончаться до нормальной мембраны, не препятствующей обмену со средой.

Нельзя растрачивать силы под завязку. Еще надо устроиться на ночь. Савва давно жил в гостиницах. Это самое простое. Разумеется, было совсем не трудно устроиться на ночлег практически в любом доме, но гостиницы были проще всего. На это уходило минимальное количество энергии.