Изменить нельзя простить - Анна Томченко

стороны, этого достаточно, чтобы прекратить себя обманывать и все же дать волю чувствам, но с другой — я упорно уговаривала себя, что это всего лишь флешбек, не более. Тонкая полоска воспоминаний, которая грозила затянуть сознание полотном памяти.

И сейчас я должна была выйти к другому мужчине с другими привычками и повадками и улыбаться. Стискивать челюсть и растягивать губы, чтобы он не заметил, что я люблю своего мужа. А потом долго быть в гостях, где бегала турецко-русская девочка с волосами цвета смоли, и была ее мать, моя соотечественница, которая признавалась украдкой:

— Знала бы ты, как я хочу домой, — говорила Лиля и проводила по лицу ладонью. Кирилл и его друг Амир, муж Лили, сидели на открытой террасе и курили кальян. А я сначала развлекалась с миловидной брюнеткой болтовней, следя за малышкой Нале, а потом… — У меня здесь никого нет. И Амира тоже постоянно нет. Няня Нале стала мне ближе чем мать. И ты… русская девочка… Знала бы ты, как я устала жить в золотой клетке.

Лиля скучала по родным и начинала винить в своей тоске супруга, который пропадал с партнерами, уезжал в командировку или отдыхал с друзьями в Монако. Мне не хотелось говорить, что Лиля прекрасно знала, за кого выходила замуж, но потом до меня дошло, что я тоже знала, и это ничего не поменяло.

— Я скоро чокнусь среди турецких сериалов, постоянного контроля и днём сурка. День за днём, день за днём… — Лиля отвернулась к окну и порывисто вздохнула. — К черту деньги, заводы, дворцы и пароходы, когда ты гниешь заживо, понимаешь, Ев?

Я ещё тот лекарь душ. Мне нельзя доверять такие вещи, я все испоганю окончательно, вот прям сейчас как ляпну…

Но сдержалась. Подошла и положила ладонь на плечо Лили. Она обернулась и, глядя на меня потерянным взглядом, не придумала ничего лучше, чем обнять. Я похлопала по спине турецкую Золушку, и тут в кухню вошли мужчины.

— А что здесь происходит? — для меня спросил на английском Амир. Я дёрнулась плечом и многозначительно обронила:

— Чувства переполнили…

Кирилл мне, конечно, не поверил, но не стал расспрашивать, а Лиля, быстро собравшись, уведомила, что обед будет скоро, только мы пробыли в гостях почти до вечера. Лиля пыталась запихать мне в сумочку парочку пробников косметики. Нале прыгала на одной ноге, а Кирилл с довольным лицом пожимал руку Амиру.

— И как все прошло? Хорошая семья, правда? — спросил Кирилл уже в холле гостиницы и потянул меня в бар.

— Конечно, — вяло отозвалась я, расстроенная чувствами Лили и своими собственными. — Слушай, я устала. Столько шума. Я пойду к себе?

Быть рядом с Кириллом становилось сложно. Он словно отравленное ядом лезвие проходился по мне. И проклятый свой аромат лемонграсса никак не мог забрать, поэтому хотя бы отдалиться, хотя бы получить иллюзию фарса. Но Бестужев пожал плечами и пошёл следом за мной. Сердце стучало так сильно, и на коже под длинной юбкой местами собирались градинки пота. Воздух тяжелел, оседая туманом в лёгких.

Ключ не срабатывал, и Кирилл выхватил из моих рук карточку. С первого раза дверь отворилась. Я обернулась забрать пластик, но влетела вся целиком в Кирилла, словно впечатало как барельеф в его тело, которое ещё сильнее пахло сочным цитрусом. Мой нос ткнулся в ключицу, а на талии почувствовались, словно тяжёлые камни, ладони Бестужева. Я приоткрыла рот, вдохнуть забродивший воздух, и жёсткие губы опередили, не дали попробовать на вкус аромат фруктов.

Кирилл целовал жестко. Больно размыкая мои губы и вталкиваясь языком внутрь моего рта. Проводил им по кромке зубов, касался и переплетался с моим языком.

По телу пролетела дрожь, которая заставила мышцы ослабнуть, а пульс участиться. В голове стало легко и почти пусто. Только реакции организма, низменные, но такие настоящие, которые пахли первым причастием.

Я тонула в аромате наших тел, которые соприкасались и разлетались искрами. Кирилл не давал мне и толику воздуха, только сильнее, жёстче целовал, почти до паники. Ладони скользили по талии и спускались к заднице. Кирилл сжимал ягодицы и подталкивал к себе. Он словно прямо здесь готов был трахнуть, но отчаянно тормозил, растягивал как жевачку из детства Love is это помутнение.

Из которого я вырвалась первой.

Толкнула Кирилла в грудь. Дёрнулась спиной к двери.

— Ты же хочешь меня, — холодно произнёс Кирилл. — Ты так хочешь меня, что готова была прямо здесь и сейчас. Ты даже пахнешь иначе, в твоих цветах запутался ладан. От тебя тянет сочным сексом. Какого хрена ты упираешься?

Глава 33

Я хлопнула дверью перед носом Кирилла. Прижалась к ней спиной, заставляя непослушное сердце перестать бить в набат. Но оно упорно случалось в рёбра и выбивало ритм одному ему известной мелодии.

Я прикрыла глаза. А дыхание сбившееся, словно я бежала от самой себя и постоянно догоняла. От этого все мышцы заныли, скрутились, и лёгкая судорога прошлась по телу предвестником острого, как кайенской перец возбуждения.

Неправильного. Порочного. Отравленного ядом грехов Кирилла. И было больно, что ещё недавно моя тоска по Андрею раздирала сердце, а сейчас я готова была завыть в голос от того, что не случилось.

Но это правильно. Так нельзя делать. Нельзя позволять своему отчаянию диктовать условия. Хотя, может, только оно со своими дрянными советами не позволяло мне упасть в беспросветную тьму, где кроме одиночества меня может встретить разве что смерть.

Я сползла по двери на пол. Юбка безбожно задралась, оголяя бедра, на которых яркими алыми следами были отпечатки Кирилла. И точно остался его запах. Слишком нереальный для настоящего мужчины. Мускус и лемонграсс, что-то древесное и немного восточное.

Он не прав.

Это не ко мне прицепился ладан. Это Кирилл принес его с собой, заставляя меня острее воспринимать его всего. Многогранного, опасного, порывистого, словно ветер в самый жуткий шторм. И брызги-росчерки воды как капли пота стекали бы по жилистой шее.

Я облизала пересохшие губы. Попыталась встать, но тело словно плавало в сахарном сиропе с привкусом земляники. Я всхлипнула. Никогда не подумала бы, что могу зареветь просто от того, что не изменила мужу. Никогда.

На столике у окна стояли бутылки с водой. Я залпом осушила одну и выровняла все остальные, чтобы этикетки были в одну сторону. Пальцы подрагивали, и мне казалось, словно вся кожа приобрела оттенок алебастра. Волосы слегка кудрявились у шеи.