Операция «КЛОНдайк» - Неонилла Самухина

Присев, Леонид выволок из-под кровати спортивную сумку, с которой он обычно ходил в фитнесс-центр, а потом открыл шкаф и выгреб из него одежду, откладывая то, что ему может пригодиться.

Переодевшись в теплые вельветовые брюки, рубашку и свитер, Леонид положил в сумку две пары шерстяных носков, белье, тренировочный костюм и второй свитер, раздумывая, подойдет ли все это при необходимости по размеру Лёне. Сын был ненамного ниже его, а в плечах, пожалуй, и пошире будет, хотя он сейчас и очень худой…

Леонид вдруг поймал себя на мысли, что с нежностью и гордостью думает о том, какой у них с Есенией получился симпатичный парень… Но додумывать эту мысль до конца не стал, посчитав, что на это будет время потом, когда они с сыном будут в безопасности.

Сняв с книжной полки фотоальбом, он раскрыл его и вытащил ту памятную рижскую фотографию, где они стояли с Есенией у Домского собора. Это была не та фотография, что он оставлял Копылову, ту ему так и не вернули. Это уже потом, разбирая сумку Есении, так и оставшуюся у него, он обнаружил на дне в конверте второй экземпляр этой фотографии. Он хранил ее в альбоме, вынимая раз в год летом, поминая день гибели Есении. Вытаскивать фотографию чаще он себе запрещал, слишком сильной была боль, когда он смотрел на их счастливые лица… Вложив фотографию в паспорт, он засунул его в нагрудный карман рубашки.

Открыв сейф, спрятанный за полкой с книгами, Леонид вытащил десять пачек со стодолларовыми купюрами, которые он держал дома на черный день, профессионально не доверяя нынешним банкам. Одну пачку он сунул к паспорту в нагрудный карман рубашки, еще семь – в сумку под одежду, а две оставшихся оставил на столе – для матери – неизвестно, сколько он будет в бегах…

За дверью раздались голоса – вернулась Мария Ивановна, ходившая домой за морсом.

Леонид выглянул из комнаты и, приложив палец к губам, незаметно позвал Марию Ивановну к себе.

– Что такое? – тихо спросила она, заходя в его комнату.

Леонид закрыл за ней дверь и молча протянул ей записку Есении.

Мария Ивановна, пробежав ее быстрым взглядом, ахнула:

– Жива?!

Леонид кивнул.

– Что думаешь делать? – и, увидев приготовленную сумку, запротестовала: – Парня трогать сейчас нельзя, могут быть осложнения, – но потом, еще раз глянув на записку, тяжело вздохнула и спросила: – Где ты думаешь его спрятать?

– Пока не знаю, я позвоню вам потом, здесь, наверное, будут прослушивать. Есть у меня один человек, мы к нему сейчас поедем, он поможет. Не волнуйтесь, все будет хорошо.

– Слушай, а если за домом, действительно, уже следят? – с тревогой спросила Мария Ивановна. – Нельзя тебе ехать на твоей машине, возьмешь мою… Я сейчас спущусь, прогрею ее, и если ничего подозрительного не увижу – подгоню к подъезду. А вы стойте у выхода наготове… Так, теперь вот еще что: я тебе дам лекарства и напишу, как их принимать… Эх, ему бы поесть да поспать сейчас… – и, сокрушенно покачав головой, Мария Ивановна вышла из комнаты.

Леонид последовал за ней.

Осоловевший от еды Лёня пил морс из большой кружки, а Серафима Ильинична, сидящая рядом с внуком на диване, с умилением наблюдала за ним.

– Наша, батуринская порода! – сказала она, повернувшись к Леониду и Марии Ивановне.

Леонид улыбнулся, присев рядом с ними, а Мария Ивановна, подойдя к своему чемоданчику, принялась колдовать над ним, что-то выкладывая из него и выписывая на листок инструкцию по приему. Расписав все подробно, она позвала Леонида и, вручив ему пакет, тихо сказала:

– Здесь все необходимое. Я тебе написала, что и как ему давать. Иди, мать подготовь, а я пока дам Лёне лекарство. Вперед!

Внутренне напрягшись, Леонид позвал Серафиму Ильиничну:

– Мам, пойдем ко мне, мне нужно тебе кое-что сказать.

Мать обеспокоенно посмотрела на внука, потом на Марию Ивановну и неубранную посуду, но, ничего не сказав, пошла за сыном в его комнату.

– Мам, сядь, – тихо попросил Леонид, усаживая Серафиму Ильиничну на кровать. – Тут вот какое дело, нам с Лёней нужно срочно уехать…

– Куда это?! – всполошилась она. – Сдурел ты, чи шо? Дитына у огне горыть, а вин еи на мороз гонить! – и, рассердившись, поднялась, собираясь выйти из комнаты.

– Мам!.. – остановил ее Леонид, придержав за руку.

– Не дам! – вскинулась она, но потом, взглянув на непривычно серьезное лицо сына, сбавив тон, спросила: – Ну куда вам загорелось ехать? Та еще в таку погану погоду!

– Мам, ты поняла, чей Лёня сын? – не глядя на нее, спросил Леонид.

– Твой сын… и мой внук, – твердо сказала Серафима Ильинична: – И остальное, сыночек, не так уж важно…

– Нет, мама, это важно… Он не только мой сын, он еще и сын Есении…

– Есении?! – повторила Серафима Ильинична и потрясенно опустилась на кровать. – Так она же…

Не дав матери договорить, Леонид молча протянул ей письмо.

– Я же не вижу без очков, – жалобно сказала Серафима Ильинична, беспомощно глянув на листок. – Что здесь написано?

– Здесь написано, что Есения тогда не погибла, а ее похитили и держали где-то вместе с нашим сыном все эти годы. А теперь, когда Лёне удалось оттуда сбежать, за ним идут по следу и могут с минуты на минуту заявиться сюда.

– Господи, что кому ребенок мог сделать?! За что за ним-то гонятся? – воскликнула Серафима Ильинична. – Немедленно звони в милицию!

– Мам, какая милиция?! Ты что, не помнишь, как мне гэбэшник тогда в милиции вкручивал о смерти Есении и о том, что она сумасшедшая?! Да кто в милиции попрет против ФСБ?!

– Ты хочешь сказать, что ее столько лет продержали у себя органы?…

– Думаю, что да, вспомни историю ее появления на свет…

– Ну, не знаю… Я никогда в это не верила, какие-то научные сказки… – с сомнением покачала головой Серафима Ильинична.

– И я не знаю, но попытаюсь разобраться, если буду уверен, что Лёня в безопасности. Так что, мам, не задерживай нас…

– Ой, Лёня… – Серафима Ильинична испуганно прикрыла рот рукой, до конца осознав всю опасность ситуации.

– Мам, не исключено, что я с тобой долго не смогу связаться, ты не волнуйся. Нам с Лёней сейчас нужно исчезнуть, раствориться… И если к тебе придут… – тут Леонид сделал паузу, почувствовав почти что нереальность их странного разговора, словно он находился во сне или заигрался в казаки-разбойники, – скажешь, что я уехал в командировку и вернусь недели через две…

Серафима Ильинична с несчастным лицом сидела на кровати и только молча кивала на слова сына.

Тут открылась дверь и появившаяся на пороге Мария Ивановна окликнула Леонида:

– Лёнь, ты скоро? Собирай парня, а я пошла за машиной. Минут через пять стойте внизу наготове. Документы на машину я тебе оставлю в бардачке, на крайний случай, – и, глянув на тихо заплакавшую Серафиму Ильиничну, добавила: – Сима, сейчас не время плакать… Иди, быстро собери им с собой что-нибудь поесть…