Бангкокская татуировка - Джон Бердетт

Так все и вышло, за исключением одного — вскоре она стала любимой миа мой. Ван сказала, что он дал отставку всем остальным в ту самую неделю, когда познакомился с Чаньей.

Первая жена Танее, Хун Той, матриарх семьи, жила с двумя детьми в Таиланде и редко наезжала в Вашингтон. Она, разумеется, знала о многочисленных миа мой мужа, и рассмеялась бы в лицо тому, кто сказал бы ей, что Танее хранит верность. Она тоже получила образование на Западе и по тайским меркам считалась эмансипированной женщиной — имела в Бангкоке постоянного любовника, о котором Танее было известно. Не исключено, что во время ее следующего приезда в Америку муж решит познакомить ее с Чаньей. Каждый прекрасно знал правила: Чанья будет проявлять по отношению к Хун Той величайшую почтительность, а та в обмен на это заставит себя ее полюбить.

Так и получилось. Хун Той пробыла в Америке десять дней. Они прекрасно поладили с Чаньей, ходили вместе по магазинам, первая жена Танее купила миа мой мужа несколько красивых юбок и платьев с этикетками лучших дизайнеров, и Чанья носила пакеты в поджидавший их лимузин. Накануне отъезда Хун Той сказала мужу, как все должно быть: Чанья слишком красива и ценна, чтобы отдавать ее на поток индустрии местного секса. Он должен ежемесячно платить ей жалованье, достаточное для того, чтобы жить, хорошо одеваться и время от времени сопровождать его на такие мероприятия и в такие места, где американцы, глядя на них, не станут слишком удивленно изгибать брови. Чанью будут приглашать на вечеринки Танее «только для азиатов». О совместной жизни нет и речи, и она должна проявлять осмотрительность, входя и выходя из его пентхауса. Чтобы эти визиты как можно меньше бросались в глаза, она должна иметь свой ключ. Со своей стороны Чанья останется преданной Танее и не заведет других клиентов. Таким образом будет ликвидирована угроза инфекции, сильно волновавшая первую жену. Не то чтобы они теперь часто занимались сексом, но мало приятного в болезни и возможной смерти мужа.

— В таком случае три четверти моих денег отойдут родителям, — объяснил тот Чанье в присутствии Хун Той. Все рассмеялись. Шутка в тайском духе.

Чанья заподозрила, что Хун Той получает удовольствие, устраивая связи мужа на стороне. «Раскусила ее, когда она вечером меня обнимала. Сейчас, пока я пишу, она заставляет мужа трахнуть ее, а потом будет расспрашивать, какова в постели Чанья и чем он с ней занимается. Успокойся, дорогая, занимаемся всем, чем надо».

В первое время Танее был осмотрителен: о своих делах отделывался лишь мимолетными фразами и не позволял особенно прислушиваться к разговорам со своими тайскими друзьями. Но хотя Чанья с двенадцати лет не посещала школу и никогда не ломала голову над проблемами геополитики, быстро разобралась, что к чему, и осталась разочарована, даже пришла в смятение от открывшейся картины «Сахарат Америки», совершенно отличной от образа страны, куда так долго стремилась и с таким трудом попала.

Танее и его китайские приятели считали, что единственная мировая сверхдержава с ее мощнейшей экономикой одряхлела, зашла в тупик, обременена чрезмерным налогообложением, страдает от негибкого управления и закована в броню не хуже самого большого из тираннозавров. И в силу этого не способна на сколько-нибудь серьезную экспансию.

Китай — современная страна, ведущая новый отечет с 1949 года. Она только что вошла в период, когда правят дикие предприниматели и «бароны-разбойники»,[40] и установила правильный баланс между коррупцией и законным порядком, который позволяет самым сильным и энергичным в бизнесе переступать через бюрократические запреты в то время, как мелюзга остается в узде. Это напоминает золотой век Рокфеллеров, Джозефа Кеннеди и Аль Капоне.

Таиланд же расположен недалеко от Китая. Когда в Лаосе будет завершен проект строительства дорог, прямые пути соединят Бангкок с Пекином и Шанхаем. Это словно воодушевляло Танее и его друзей — как тайцев, так и китайцев. Китай уже сегодня — самая сильная экономика в Юго-Восточной Азии, а через двадцать лет будет главенствовать во всем мире и превратится в самую важную страну для любого, кто живет в Таиланде. При двух миллиардах прирожденных капиталистов возможности для экспансии не ограничены.

Интуитивно впитывая информацию, Чанья поняла, что она — последняя вашингтонская роскошь своего любовника. Он прочитал ее мысли и, возможно, сознательно разрешил подслушать кое-какие разговоры — был для этого достаточно умен и изобретателен.

Вопросы его карьеры требовали постоянного внимания, что предполагало возлияния и застолья, и Танее почти каждый вечер надевал смокинг и уходил из дома. Чанью он мог позвать с собой только в редких случаях, но тем не менее купил ей три вечерних платья. В длинном наряде, с блестящими черными волосами, заплетенными в косу и заколотыми на макушке, в золотом ожерелье, сверкающем на фоне смуглой кожи (его ей тоже подарил любовник), с крупными жемчужинами в золотой оправе в ушах — она производила очень сильное впечатление. И понимала, что не один таец или китаец хотел бы унаследовать ее после отъезда Танее. Так и случилось бы, не помешай этому странный поступок Танее.

Чанье до конца жизни предстоит ломать голову, зачем он познакомил ее с фарангом. Она довольно долго будет думать об этом высоком, мускулистом и весьма непривлекательном человеке именно так — фаранг, — потому что с тех пор, как встретилась с Танее, почти не видела белых. Почему любовник пригласил ее на обед вместе с этим человеком в «7 Дак» на Массачусетс-авеню (в интерьере использовали плетеную мебель и подушки, а спагетти с морепродуктами были бы гораздо вкуснее, приправь их шеф-повар большим количеством перца) именно в тот день, когда объявил, что назначен на работу в Пекин и уезжает из Вашингтона через два месяца? Иногда ей начинало казаться, что это сделано со злым умыслом — не по отношению к ней, а по отношению к белому. Что-то вроде легкой мести за то, что, несмотря на весь его лоск, обаяние, ум и свободное владение английским, американцы, думающие, будто до сих пор правят миром, не считают Танее равным. Если так, это ловкий ход злого гения; любой мог бы предугадать, что фаранг влюбится без ума.

Весь обед Митч Тернер не сводил с нее глаз, так что это стало неприличным, и Танее начал проявлять признаки раздражения, но настолько со стороны незаметные, что американец ни о чем не догадался. Чанья продолжала сидеть, опустив голову, чтобы не встретиться с белым взглядом. Иногда откровенно оскорбительно переходила на тайский, надеясь вызвать у Тернера обиду, но он все так же сверлил ее голубыми, будто прожигающими кожу глазами. И не мог отвести взгляда.

Это не казалось особенно удивительным. Чанья уже пять месяцев жила в Вашингтоне и большую часть этого времени — под опекой Танее, который не скупился для своей женщины на наряды и косметику. На ней был желтовато-коричневый деловой костюм от Шанель, а ее бархатистая, смуглая кожа стала еще восхитительнее после визитов к высококлассным косметологам, которые также сумели подчеркнуть загадочность восточных глаз. Но самое большое впечатление производила ее естественная манера держаться, благодаря которой Чанью принимали за молодого дипломата — продукт самой совершенной системы образования, где обучают только за большие деньги. И уж никак не за крестьянку — разве способна подать себя таким образом девушка, начинавшая трудовую жизнь на рисовых полях, где босоногой пасла буйволов? И разве способна бывшая крестьянка казаться такой непринужденной, внушающей чуть ли не трепет? Именно такое слово употребил впоследствии, когда они узнали друг друга ближе, Митч Тернер. Весь тот обед она его пугала!

Тогда Чанью спасло его неопуританство. Обычно Тернер отводил на обед не больше получаса, но в тот день они просидели за столом семьдесят минут. Когда наконец Митч отвел глаза, то увлекся с Танее разговором, таинственные материи которого оказались для нее полной загадкой. А потом сказал, что ему пора возвращаться на работу.

Чанья и Танее знаками показал и друг другу, что испытали от этого большое облегчение, — только тайцы могли понять их скрытый смысл. Как только Митч Тернер ушел, они заказали шампанское (американец во время обеда никогда не пил, и вообще пил очень мало) и в тысячный раз, не торопясь, соблазнили друг друга.

Оказавшись в квартире любовника, Чанья, как обычно, прошла в ванную и, готовясь начать массаж, переоделась в халат. Когда появилась в комнате, Танее тоже в халате лежал на диване. Он протянул ей отделанную красным бархатом коробочку. Внутри Чанья нашла кулон, изображающий Будду, на тяжелой золотой цепочке. Вынув украшение, девушка обнаружила, что цепь массивна и не слишком изящна, но золото тянуло на высшую пробу, она одна стоила не меньше пяти тысяч долларов. Будда был сделан из золота и нефрита и стоил в два раза дороже. Все в целом не пошло бы ей к лицу — слишком тяжеловесно и аляповато, но Чанья поняла, что Танее таким образом, на тайский манер, заботится о ее будущем. Золото — ее страховка и в США, и в другом месте, где бы она ни оказалась. Если попадет в трудное положение, всегда сумеет либо заложить, либо продать эту вещь. Другими словами, ее любовник говорит «прощай». Впервые в жизни Чанья расплакалась из-за мужчины. Но быстро взяла себя в руки — только упрямая складка у рта выдавала, как ей не просто владеть собой.