Бог из глины - Иннокентий Соколов

Сергей вспомнил, как маленьким ребенком любил строить снежные замки. Глубокий лаз в сугробе, в который можно залезть полностью, и сидеть, представляя себя хозяином ледяного царства…

Вставшая перед глазами картина, оказалась такой четкой, что Сергей замер от неожиданности. Это было так странно — обычно все попытки поковыряться в прошлом, заканчивались неудачей. Его память больше всего напоминала сито, и песчинки дней проходили сквозь него, отсеиваясь мусором прожитых минут. Лишь самые крупные песчинки оставались внутри, вот только извлекать их, было пустой тратой времени. Сколько Сергей не перебирал их, пытаясь разобраться в самом себе — каждый раз оказывался в дураках. Там, в закоулках памяти не было ничего такого, ради чего стоило бы терзаться сомнениями, пребывая в неясной тревоге.

Темнота умела хранить тайны, но сейчас краешек темной простыни чуть сдвинулся, и под ним оказался сверкающий кусочек головоломки. Если собрать их все до единого — можно обрести неземной покой, вот только вряд ли у него получиться сделать это.

Сергей нетерпеливо мотнул головой, и вонзил лопату в белоснежную плоть сугроба. Если не отвлекаться на разные глупости, по вполне можно управиться за четверть часа…

Внизу, в холодной ванной, Надежда смотрела, как стрелка весов вынесла свой неутешительный приговор.

(Семьдесят восемь с половиной — детка, ты делаешь успехи! Еще немного, и наберешь заветный центнер — проклятая толстуха!)

Надя закрыла руками уши, чувствуя, что еще немного, и закричит, разобьет тишину дома.

— Не плакать, только не плакать. Все что угодно, — кричи, детка, ругайся, разбей, эти чертовы весы, но только не плачь. Потому что они только и ждут твоих слез (и дом, и зеркало, и стены, и даже старое пианино наверху — вещи, которым не хватает чувств, страхов, и, конечно же…. слез), не дай им победить себя, держись…

Гораздо проще делать вид, что ничего не происходит. Ведь даже самые точные весы иногда могут ошибаться, не так ли? Да и что такого страшного в лишнем килограмме? Ну, пару часов работы, да оставшийся не съеденным завтрак, и все в порядке.

Детка, забудь про эти глупости.

В конце концов, кто виноват в том, что старые, дряхлые весы так вопиюще лгут? Только они сами!

К черту.

Тем более у тебя сегодня (впрочем, как и вчера, а может быть даже, как и всегда) много работы.

Нужно закончить с залой, и приводить в порядок библиотеку. И тогда останутся только веранда, прихожая, и можно будет спускаться вниз, — вот уж где масса развлечений для опытной хозяйки. Вековая пыль и тараканы ждут, когда королева пыли Надежда опустит свой взор на это царство грязи и тьмы.

Надя вздохнула. Кого ты пытаешься обмануть, дуреха — разве что саму себя! Засунула весы за стиральную машину (огромный допотопный бак, снабженный активатором, работающим от разбитого, шумного электрического двигателя, со смешной рукояткой, приводящей в действие два желтоватых от старости валика для отжима постиранного белья), и вышла из ванной с холодной решимостью не обращать внимания на разные несущественные мелочи, которые только отвлекают от работы…

Сергей вбежал в дом, принеся задорный румянец, и холод зимнего утра. По-хозяйски постучал сапогами, сбивая снег, повесил пальто на вешалку, потирая руки, пытаясь отогреться.

— Жена, ты где?

Надежда не отозвалась. Слышно было только, как наверху, кто-то переставляет посуду в буфете, наводя порядок на стеклянных полках.

— Вот черт!

Сергей молнией влетел в залу, заставив испуганно вздрогнуть супругу.

— Надь, ты не трогай пока буфет, там… — Сергей остановился, мучительно пытаясь подобрать слова (меньше всего ему хотелось, чтобы жена нашла его особый тайник) — там… дверка плохо прикручена, может отлететь… я, потом… доделаю…

Надежда вопросительно подняла бровь, с недоумением разглядывая мужа — Сергей юлил, словно школьник, которого учитель застал за списыванием. Он почувствовал, что краснеет (черт!!!).

А в голове возник и пропал странный хрипящий голос:

— Эй, парень, она собирается копнуть глубже. Забраться своим любопытным носиком туда, куда ей вовсе не следует забираться!

Сергей решил не обращать внимания на чужака, но, тем не менее, постарался вложить в свои слова как можно больше уверенности:

— Надя, можешь пока, горку вытереть, а я в буфете потом сам порядок наведу, хорошо?

Надежда равнодушно пожала плечами. В конце концов — дело хозяйское…

В последнее время ее не оставляла уверенность, что она превращается в какой-то придаток дома, и ее основное предназначение теперь — бесконечно мыть полы, вытирать пыль и наводить порядок в ненавистных стенах. Первые восторги прошли, и тоскливое одиночество заполнило ее сущность, словно недавно ушедшая осень навсегда связала разум дождливыми путами.

Сергей же наоборот, заметно повеселел. В его движениях появилось что-то молодое, незнакомое. На щеках расцвел яркий румянец, в глазах зажглись бесовские огоньки. Да прежде стариковская, шаркающая походка, стала упругой, твердой.

(Хей, детка, он чувствует себя здесь как рыба в воде. В отличие от тебя.)

И это было правдой. Сергею стало намного лучше после переезда. Дом лечил его, напитывал энергией (которую забирал у тебя, крошка).

Надежда никогда особо не верила в разные мистические бредни. В том числе и в дома-вампиры. Но в памяти надолго запал тот давешний эпизод, когда холодным осенним вечером, она лежала в грязи, царапая мокрый резиновый коврик перед дверью, и молила небеса о смерти. Вовремя пришедший Сергей испуганно бросился к ней, помог подняться. Тебя ведь немного удивила та легкость, с которой он открыл замок твоим же ключом. Как ни в чем не бывало — замок работал превосходно. Еще бы, ведь Сергей самолично разбирал и смазывал его.

Он, не глядя, вставил ключ в замочную скважину (как будто долго тренировался в этом) и без малейшего усилия провернул его.

Вспомни, детка, как он нагрел тебе полную ванну изумительной, горячей воды, как ты лежала в сладкой полудреме и не собиралась вылезать из, ставшей такой родной ванны, пусть и неуклюжей, с растрескавшейся от старости эмалью, или как он отогревал тебя своим телом в постели, слегка касаясь руками, лаская, целуя. Даже нелюбимая жена, на некоторое время сможет стать любимой и желанной (особенно если вывалять ее в грязи, шарахнуть током, и оставить замерзать на улице под яростным ноябрьским дождем). Такая вот она любовь, милая.

И кто знает, что будет потом. Держи, сохраняй в памяти все сладкие мгновения, чтобы потом упиваться ими, доставая иногда из глубин светлые кусочки прошлого.