История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11 - Джованни Казанова

Граф де Пералада был молодой богатый сеньор, красивый лицом, маленький и дурно сложенный, большой развратник, любивший дурную компанию, враг религии, нравов и полиции, буйный и гордый с детства, происходящий от того графа де Перальда, который так хорошо послужил Филиппу Второму, так что заслужил диплом, в котором этот знаменитый король объявлял его графом милостью божией. Это было первое, что я увидел в его прихожей на доске — диплом под стеклом. Он держал его там, чтобы все, кто к нему приходит, могли его прочесть в те четверть часа, что он заставлял их ожидать, по-видимому, ни с какой другой целью. Он меня принял с той видимой непринужденностью и свободой, которые отличают большого сеньора, отвечая всему тому, что должно быть присуще ему по причине его высокого рождения. Он поблагодарил дона Диего за то, что тот направил меня к нему, и много говорил со мной о полковнике Рохасе. Он спросил, знаком ли я с англичанкой, что он содержал в Сарагосе, и когда я ответил, что да, он сказал мне на ухо, что спал с ней. Отведя затем меня в свою конюшню, где держал превосходных лошадей, он пригласил меня назавтра обедать.

Прием, который оказал мне капитан-генерал, был весьма отличен от этого; он встретил меня стоя, чтобы не быть вынужденным предложить мне сесть, и на мою попытку говорить с ним по-итальянски ответил мне по-испански, дав мне титул «Уссиа»[26] против правильного титулования, что я дал ему — Экселенс . Он говорил со мной много о Мадриде и жаловался на посла Венеции Мочениго, который, вместо того, чтобы ехать в Париж через Барселону, как он ему предложил, направился через Бордо. Я счел возможным извинить посла, сказав графу, что другой дорогой он затратил бы на пятьдесят лье больше, но он ответил, что держать ла палабра (слово) значит больше. Он спросил, рассчитываю ли я пробыть долго в Барселоне, и я удивил его, ответив, что, с его разрешения, я пробуду в Барселоне столько, сколько мне захочется.

— Я желаю вам, — сказал он, — здесь развлечься, но предупреждаю, что удовольствия, которые мой племянник Пералада может вам предоставить, не создадут вам в Барселоне хорошую репутацию.

Поскольку граф дал мне это предупреждение публично, я счел возможным передать его г-ну де Пералада за столом. Он был этим очарован. Он рассказал мне хвастливым тоном, что трижды путешествовал в Мадрид и все три раза получал приказ двора возвратиться в Каталонию. Однако я последовал совету графа Рикла: я уклонился от всех развлечений с девочками, что предлагал мне Пералада, и от ужинов у него. На пятый день пришел офицер пригласить меня обедать к капитан-генералу — приглашение, которое доставило мне большое удовольствие, потому что я опасался, что, узнав о жизни, что я вел в Валенсии с Ниной, он не захочет меня видеть. За столом он обращался ко мне несколько раз, но всякий раз сухо.

По истечении восьми дней, прошедших, к моему удивлению, без приглашения со стороны Нины ее посетить, я получил от нее записку, в которой она писала прийти к ней в десять часов ночи, пешком и без слуги. Ясно, что, не будучи в нее влюбленным, я не должен был к ней идти; не приходя к ней, я поступил бы разумно и правильно и дал бы графу де Рикла знак уважения, которое был ему должен; но я не был ни разумным, ни правильным, хотя у меня было достаточно в жизни неприятностей, чтобы этому научиться. В эти восемь дней я все время видел Нину в театре, но никогда с нею не раскланивался.

В назначенный час я пришел туда один, в рединготе, имея при себе только шпагу. Она была со своей сестрой, которая была на пятнадцать-шестнадцать лет старше ее и была женой комического танцора, которого звали Скизза, по-итальянски — Скицца, потому что у него почти не было носа. Она пришла ужинать с капитан-генералом, который уже ушел, в без четверти десять — это было его неизменное время. Она сказала, что была бы очень рада, если бы я обедал с ним, тем более, что это она говорила ему обо мне, воздав мне должное и будучи очень довольной той доброй компанией, которую я составил ей в течение восьми или десяти дней в Валенсии.

— Это замечательно, моя дорогая, но мне кажется, что вы не должны были бы приглашать меня приходить в неурочное время.

— Это для того, чтобы не давать соседям повода для злословия.

— Наоборот, это даст им этот повод и зародит подозрения в голове у графа.

— Он не может ничего знать.

Я ушел в полночь после беседы, пристойней которой нельзя себе представить. Ее сестра, которая, впрочем, не была слишком внимательна, не оставляла нас одних, и Нина в ее присутствии не делала и не говорила ничего такого, что дало бы ей повод судить, что мы были связаны гораздо более интимным образом в Валенсии. В последующие дни я приходил туда каждый вечер; она просила меня доставлять ей это удовольствие. Между нею и мной не происходило ничего, что могло бы не понравиться графу, если бы у него возникло желание поинтересоваться. Я туда ходил и ничего не опасался. Но вот что случилось, и что заставило меня прекратить эти посещения.

Около полудня за городом, где я прогуливался один, ко мне подошел офицер валлонской гвардии. Он вежливо попросил у меня прощения, что, не будучи со мной знаком, он хочет поговорить со мной о деле, которое должно меня заинтересовать, хотя никоим образом не должно бы его касаться.

— Говорите, месье, я с удовольствием выслушаю то, что вы имеете мне сообщить.

— Прекрасно. Вы иностранец, вы, возможно, не знаете ни этого места, ни испанских нравов, и, соответственно, вы не знаете, что вы весьма рискуете, захаживая каждую ночь к Нине, когда граф оттуда уходит.

— Чем мог бы я рисковать? Я уверен, что граф об этом знает и не считает это дурным.

— Наверняка он это знает, и, возможно, делает вид, что ничего не знает, опасаясь ее реакции, потому что он ее любит. Если она не говорит вам, что ему это не нравится, то либо она вас обманывает, либо он обманывает ее, потому что не может быть такого, чтобы он любил ее и не ревновал. Последуйте моему совету и извините меня. Прекратите к ней ходить!

— Я благодарю вас, но вашему совету не последую. Мне недостает общения с ней, она принимает меня очень хорошо и любит мое общество, как и я — ее. Я перестану к ней ходить, только когда она мне это прикажет, или если граф скажет мне, что мои визиты к его любовнице внушают ему опасения.

— Он этого никогда не сделает, потому что полагает, что этим себя унизит.

Этот бравый офицер подробно рассказал мне обо всех несправедливостях и насилиях, которые были ему причинены, когда он был влюблен в эту женщину и делал все, что она хотела. Люди, которые, как он предполагал, ее любили, были уволены со службы, другие высланы, третьи помещены в тюрьму, под разными предлогами.