Гладиатрикс - Рассел Уитфилд

— Перелом! — с отвращением констатировал Палка. — Тьфу на тебя!

Лисандра пожала плечами.

— Похоже, мое везение, как ты его назвал, продолжается. Сегодня в лечебницу попаду не я!

Она почувствовала себя до некоторой степени отомщенной. Теперь уж Фиба твердо усвоит, что подвергать сомнению боевые способности спартанской жрицы чревато болью и крупными неприятностями. Она слишком расхвасталась, поэтому и получила увечье. Пусть радуется, что отделалась сломанным запястьем, могла бы получить рану и похуже. Лисандра более не намерена была сносить оскорблений и высокомерия.

— Может, мне стоило бы встать с кем-нибудь более опытным? — проговорила она с ноткой презрения.

— Вроде Хильдрет? — дал сдачи надсмотрщик. — Думаешь, ты сумела бы свалить и ее?

— Я свалю любого, кого поставят против меня, Палка. Можешь об этом не беспокоиться!

Спартанка твердо выдержала взгляд парфянина. Она понимала, что последнее замечание он сделал лишь ради того, чтобы ее испытать. Наставник грозил выставить ее против могучей германки, желая проверить, в самом ли деле к ней вернулась уверенность в собственных силах. Если в душе девушки осталась хоть капля сомнения на сей счет, то глаза непременно выдали бы ее.

— Ну и?.. — через некоторое время спросила она.

Палка отвел взгляд и плюнул наземь.

— Нет уж, — сказал он. — Послушай-ка меня. Ты будешь по-прежнему упражняться с новичками, но я тебя предупреждаю!.. — Тут он указал ей на кое-как поднявшуюся Фибу. — Еще одна такая выходка, и я добьюсь, чтобы тебя распяли. Ты уже все себе доказала!

— Ну и хорошо.

Лисандра кивнула и направилась в самую гущу девушек. Она была готова доходчиво объяснить любой из них, кто на самом деле бился лучше всех в этой школе.

Лисандра трудилась на занятиях, не давая себе пощады и передышки. Она заново обрела уверенность в себе. Соперницы ей попадались посредственные, но она не могла их выбирать. Она раз за разом говорила себе: «Это учеба. Средненькие соперницы позволят мне довести до совершенства те приемы, которые я когда-нибудь смогу применить в настоящем бою».

К концу дня она украсила многих новеньких девушек изрядным количеством синяков и втоптала в пыль не одну гордость. Прошел всего лишь день, а товарки уже начали поглядывать на нее с уважением. Лисандра решила про себя, что продолжит начатое, пока положение дел ее полностью не удовлетворит.

— Ты сегодня работала по-настоящему здорово, — сказала ей Фиба, когда эллинки сели рядом за ужином.

Невысокая девушка была из Коринфа. Оттуда до Спарты было не близко, но это все равно тот же Пелопоннес. Они чувствовали себя землячками и едва ли не родственницами.

Когда Фиба под конец занятий разыскала Лисандру и предложила вместе поужинать, та с радостью приняла приглашение.

Фиба показала ей перевязанное запястье и сказала:

— Палка ошибся. Кости целы, просто сильный ушиб. Зато тебе, кажется, полегчало после победы. — И она улыбнулась. — Ты вроде как из раковины вылезать начала.

Лисандра хотела было извиниться за нанесенное увечье, но передумала. Лучше, пожалуй, приобрести репутацию безжалостной особы.

— Да, — кивнула она. — Похоже, я приспособилась к здешней жизни. Если нам, спартанцам, приходится что-нибудь делать, то мы делаем это хорошо, иначе нельзя. Когда я попала сюда, мне это казалось страшным несчастьем. Но такова воля богини. Я должна ее принять.

— Вот и я понемногу начинаю думать так же, — согласилась Фиба. — Знаешь, а ведь этот мерзавец Тит был прав. Мне все чаще, особенно по вечерам, кажется, что наша доля — далеко не худшая, какие бывают.

— Еще как прав, — встряла в разговор другая девушка из новеньких, афинянка по имени Даная. — Когда в рабство попала, я сперва решила — ну все, конец мне настает! — И она громко расхохоталась. — Можете представить?.. Но я вам вот что скажу. Здесь я чувствую себя гораздо свободней, чем в Афинах!

Лисандра недоуменно подняла бровь.

— Это как?

Даная задумалась над ответом, некоторое время молча жевала, потом пояснила свою мысль:

— Спартанцам, наверное, это трудно понять. Насколько я знаю, ваши девушки разгуливают по улицам без сопровождения. У них есть собственность, они могут вести дела…

— Естественно, — сказала Лисандра. — Это единственно верный порядок вещей.

— Вот только в остальной Элладе все обстоит совсем по-другому, — покачала головой Даная. — Когда я повзрослела, меня выдали замуж. С тех пор моя жизнь заключалась лишь в том, что я вела дом и угождала супругу. Вот так. Я и Афин-то толком не видела. Трудновато в такое поверить? — задумчиво спросила она. — Мы, граждане Афин, обитаем в самом прекрасном городе мира, но половине жителей не разрешено наслаждаться его красотой.

Лисандра полюбопытствовала:

— Ну а сюда ты как угодила?

— Мой муж был намного старше меня. Меня выдали за него в двенадцать лет, в обмен на богатый выкуп. Можно сказать, что это тоже рабство. Нас, афинских женщин, продают и покупают за деньги и за пределами этой школы.

Женщина помолчала, на ее лицо легла тень печали.

— Вначале все шло неплохо, зато потом муж сделался попросту невыносимым. — Она приподняла чашку. — Над ним властвовало вино. Когда он напивался, бил меня и вытворял жуткие вещи. Я это терпела с двенадцати до восемнадцати лет, но кое-что вытерпеть невозможно. Однажды он провел целый вечер за выпивкой и игрой в кости, судя по всему, промотал уйму денег и решил отыграться на мне. Вот тут, первый раз за все время, я дала ему сдачи. Стукнула его, и он упал. Я ему, оказывается, голову проломила. — Даная щелкнула пальцами. — Меня осудили за убийство и продали в рабство. Потом я понравилась одному из людей Бальба, который присматривал новых бойцов… И вот я тут, — закончила она свой рассказ.

— Не может быть, чтобы суд приговорил тебя к рабству за такое дело, — сказала Лисандра. — Ты же лишь защищалась!

— Суд?.. — Даная обвела глазами лица соседок, которые смотрели на нее с пониманием. — Кто сказал тебе, Лисандра, будто суд станет слушать женщину? У нас нет никаких прав, нет голоса.

— Именно так, — подтвердила Фиба. — Здесь у женщины есть возможность добиться такой свободы, какой в обычной жизни ей не видать никогда. Миром за пределами этих стен правят мужчины, но здесь все по-другому. Мы, может, и числимся невольницами Бальба, но наши жизни принадлежат нам самим. За последнее время я начала это понимать. Нас можно сколько угодно называть рабынями, но глубоко внутри мы свободны. Именно это Тит и имел в виду, и плевать на его угрозы и ругань!