Что надеть для обольщения - Сари Робинс

Очевидно, и поцелуй, от которого у нее уплывала из-под ног земля, для самого Прескотта ничего не значил.

И Эдвина не могла решить для себя, радовал ее этот факт или огорчал.

Как бы там ни было, ей нужно помнить, зачем она пришла сюда. Как это делает Прескотт. Непохоже, чтобы поцелуй, который так сильно взбудоражил чувства Эдвины, на него хоть в какой-то мере подействовал. Слава Богу, что Прескотт при любых обстоятельствах в состоянии сохранять трезвую голову, не терять бдительности и не упускать из виду главное, ради чего он здесь вместе с Эдвиной, – поиски шантажиста. Эдвине до него далеко: в пылу страсти, когда Прескотт ее целовал, все мгновенно вылетело у нее из головы.

Она даже на миг забыла о том, что ее поцелуи не могут быть приятны мужчине. Более того, в голове у нее теперь вертелся вопрос. Может быть, она все же создана для страсти? Желанна и привлекательна для мужчины? Тем более что мужчина, который был сегодня с ней, знал толк в плотской любви и сексуальном желании. В желании, от которого затмевало разум, кружилась голова и подкашивались ноги…

О Господи! Если бы этот поцелуй продлился хоть немного дольше, она бы, наверное, потеряла рассудок и не смогла бы принести Джинни ни капли пользы.

Эдвина собрала всю свою волю в кулак и приказала себе забыть об этом волнующем эпизоде и не обращать никакого внимания на то, что сейчас она нечаянно касается своими юбками бедра Прескотта…

Джинни! Ей надо думать о Джинни.

Прескотт вел Эдвину в сторону аллеи, расположенной у особняка Бонов.

Звуки улицы у них за спиной постепенно становились все тише, а сверху из окон было слышно, как оркестр заиграл веселый шотландский танец.

– Надеюсь, вы не собираетесь провести меня через черный ход, которым пользуются слуги? – поморщившись, спросила Эдвина. В праздничный вечер там будет толпиться столько же народу, как в воскресный день на базарной площади, и они с Прескоттом окажутся под прицелом сотен любопытных глаз.

– Нет, – разуверил ее Прескотт, и у Эдвины отлегло от сердца. – Там слишком оживленно и нам не укрыться от назойливого внимания посторонних. – Прескотт повел Эдвину в отдаленную часть дома. Они остановились возле какой-то двери. Прескотт поднял руку и тихонько постучал.

Пока они молча стояли в темноте и ждали, Эдвина почувствовала странное волнение. То, как они выскочили из экипажа, их поцелуй в темноте ниши, потайной вход в дом – от всех этих запретных действий и непредсказуемых, опрометчивых поступков веяло… увлекательным приключением. Это щекотало Эдвине нервы и возбуждало в ней вкус к авантюре.

Послышались чьи-то тяжелые шаги и звук открывающейся щеколды. Дверь с сильным скрипом медленно открылась, и в глаза Эдвине внезапно ударил яркий свет.

В дверях стояла чья-то огромная фигура, загораживая свет, падающий изнутри. Эдвина попятилась, но Прескотт крепко держал ее за руку, прижимая к себе.

В голове у Эдвины пронеслась безумная мысль: она сейчас одна в темной аллее с Прескоттом и верзилой незнакомцем. Во что она ввязалась?

– Не волнуйтесь, миледи, – прошептал Прескотт. – Это друг.

Эдвина вздохнула с облегчением, успокоенная его ласковым голосом. Однако в глубине души она сомневалась, правильно ли поступает, и твердо решила ни на секунду не терять бдительности.

– Привет, Томлин, – поздоровался Прескотт.

Рослый незнакомец шагнул навстречу. Эдвина никогда не видела людей такого гигантского роста. Мужчина был по меньшей мере на две головы выше Прескотта. У него были взъерошенные, густые, черные как смоль волосы. Он был в изящном белом кепи, сидевшем на его курчавой голове как белая птица на черном разворошенном гнезде, и белой униформе, единственным украшением которой являлась вышивка золотом на высоком жестком воротнике и рукавах. Увидев Прескотта, верзила просиял от удовольствия.

– Батюшки святы! Да это же знаменитый Прескотт Дивейн собственной персоной! – радостно пробасил он.

Своей громадной ручищей Томлин похлопал Прескотта по спине, отчего тот едва удержался на ногах.

– Когда Вэл сказал мне, что ты придешь, я так громко рассмеялся от радости, что моя новенькая нарядная униформа чуть не лопнула по швам. – Он показал на свой вышитый золотом китель. – Ну как? Нравится?

– Представляю, как ворчит Салли, когда ей приходится выводить с твоей униформы пятна от шоколада, – заметил Прескотт.

– Мою униформу теперь стирает прачка его светлости. И Салли не нарадуется, что теперь это не ее обязанность. Говорит, что с тех пор у нее каждый день праздник.

Прескотт кивнул, и его глаза потеплели.

– Вижу, дела у тебя пошли в гору, Томлин.

Верзила пожал плечами:

– Сегодня – лучше, чем вчера, но, сам знаешь, всегда хочется…

– …чтобы завтра стало еще лучше, – подхватил Прескотт, кивая.

От внимательного взгляда Эдвины не укрылось, что в общении между этими двумя людьми была особая легкость и непринужденность, которой Эдвине ни разу не довелось наблюдать, когда Прескотт беседовал с доктором Уиннером или Фанни. Ей стало любопытно, откуда эти двое знают друг друга.

Томлин посерьезнел.

– А почему ты не пришел на мой день рождения?

– Я тогда немного… прихворнул.

Несмотря на то, что у Прескотта имелась вполне уважительная причина для отсутствия – ожоги, полученные во время спасения маленькой девочки, – похоже, он не придавал большого значения своему смелому поступку. Эдвине это показалось занятным.

Томлин поднял вверх указательный палец.

– Значит, придешь на следующий год. И больше никаких отговорок я не приму. Нам с тобой есть что вспомнить.

– На следующий год я ни за что не пропущу твой праздник, Томлин.

Верзила объяснил Эдвине:

– Я очень многим обязан Прескотту. Это он уговорил меня вернуться обратно на кухню, когда все дразнили меня Тарталетка Томлин и давали другие обидные прозвища, которые я не могу произнести сейчас, щадя ваши нежные ушки. Прескотт сказал, что те, кто сейчас поднимает меня на смех, скоро будут умолять позволить им облизать крошки с моей тарелки.

– Ах, я догадалась, кто вы! – воскликнула Эдвина. – Вы – Малыш Том, известный кондитер!

– Вы слышали о нем? – удивился Прескотт. Эдвина знала, как восхищалась Дженел Малышом Томом.

– Одна моя подруга говорит, что такого даровитого кондитера днем с огнем не сыщешь. Она рассказывала, что ваш торт был похож на римский Колизей. И такой вкусный, что пальчики оближешь!

Лицо добродушного великана расплылось в счастливой улыбке.

– Я его испек для важного приема у Луистонов. Это было месяц назад.

– Это что! Если бы вы попробовали торт, который Томлин приготовил ко дню рождения директора Данна, вы бы еще не то сказали! – Прескотт заметно оживился. – Это была точная копия Андерсен-Холла: ворота, конюшни, молочная ферма. В жизни не видел ничего подобного! – Прескотт покачал головой, искренне восхищаясь. – А из марципанов он сделал сотрудников Андерсен-Холла. Да он настоящий гений!