Письма - Гай Плиний Младший

виноградники, а вплотную к ним подходит; в середине его столовая, куда проникает здоровый ветер с апеннинских долин; сзади через очень широкие окна видны прямо виноградники, из дверей видны они же, но через криптопортик. (30) С той стороны столовой, где нет окон, устроена лестница, ее не видно, и по ней приносится все необходимое для обеда. В конце – спальня, из которой окинуть взором самый криптопортик не менее приятно, чем виноградники. Под ним находится полуподвальный криптопортик; летом в нем стоит холод; воздуха в нем довольно, доступа ветрам нет, да их и не нужно. (31) За обоими криптопортиками от столовой идет портик, где до полудня холодно, а на склоне дня тепло. К нему примыкают два флигеля: в одном четыре комнаты, в другом три; солнце по ходу своему и освещает их, и оставляет в тени.

(32) Эта планировка и эти удобные помещения ничто перед ипподромом. Он весь на виду, и вошедшие сразу и целиком охватывают его взглядом. Он обсажен платанами, а их увивает плющ, и они зеленеют своей листвой вверху и чужой внизу. Плющ пробирается по стволу и ветвям и, перекидываясь с дерева на дерево, соединяет платаны; между ними низенький букс; букс с наружной стороны обсажен лавром, добавляющим свою тень к тени платанов. (33) Прямая широкая дорожка вдоль ипподрома в конце его изгибается по полукругу; его окружают кипарисы; от них ложится густая черная тень; дорожки, идущие внутри кругами, залиты светом; (34) тут растут розы, тут прохладно в тени и приятно на солнце. Кривая дорожка, опоясывающая пестрое многообразие этого полукруга, выпрямляется, но теперь она уже не одна: множество дорожек идет внутри ипподрома, отделяясь одна от другой буксом; тут в одном месте лужайка, (35) в другом посадки букса, подрезанного на множество ладов: иногда в форме букв, из которых складывается имя хозяина или искусника-садовода; тут он стоит в виде милевых столбов; там ему придан вид фруктовых деревьев: в изысканнейшем парке вдруг появляется некое подобие деревенского сада. Посередине украшением ипподрому служат посаженные с обеих сторон низенькие платаны. (36) За ними волнами ходит гибкий аканф, затем букс, подрезанный во множестве разных форм и имен. Там, где начало ипподрома, беседка с мраморной белой полукруглой скамьей; ее затеняет виноградная лоза, которую поддерживают четыре колонки каристского мрамора13; из скамьи, словно под тяжестью возлежащих, по трубочкам течет в каменную чашу вода; чаша вделана в изящную мраморную доску стола; вода, регулируемая скрытым механизмом, наполняет ее, никогда не переливаясь через край. (37) Посуду с кушаньями тяжелыми ставят по ее краям; легкая плавает кругом14 на игрушечных корабликах и птичках. Напротив фонтан, который выбрасывает воду и поглощает ее; взметнувшись вверх, она падает обратно; посредством соединенных между собой отверстий она то поглощается, то поднимается вверх. Около беседки, напротив нее, комната; это соседство делает еще краше и беседку и комнату. (38) Комната сверкает мрамором; двери открываются в зелень листвы; из одних окон смотришь вверх на зеленый склон, из других вниз. Маленькая, выступающая вперед веранда кажется частью той же самой комнаты и особой комнатой. Здесь стоит ложе, окна есть со всех сторон, но в комнате полумрак от тени: (39) роскошная лоза, захватив всю крышу, поднимается до самого конька. Ты лежишь там словно в лесу, только не чувствуешь, как в лесу, дождя. (40) Тут есть фонтан, вода в котором то появляется, то иссякает. В парке всюду расставлены мраморные скамьи, на которых, устав от ходьбы, отдыхают, как в спальне. Около скамей фонтанчики. По всему ипподрому журчат ручьи, текущие туда, куда их направила рука садовника; они поливают то одну часть парка, то другую, а иногда весь парк целиком.

Я бы многое пропустил, чтобы не показаться болтливым, но я поставил целью обойти с тобой в этом письме все уголки. (41) Я не боялся, что ты устанешь читать о том, на что можно глядеть не уставая, тем более что при желании ты можешь передохнуть и отложить письмо. А кроме того, я отдался своей любви: я люблю то, что почти целиком создал сам или что усовершенствовал. (42) А главное (почему не открыть тебе свою мысль, правильную или ошибочную?), я считаю первой обязанностью писателя прочесть свое заглавие и не раз спросить себя, о чем он собирается писать. Если он крепко держится своего сюжета, длиннот у него не будет, и их окажется множество, если он станет что-то еще набирать и притягивать. (43) Ты видишь, в скольких стихах Гомер, в скольких Вергилий описывают оружие – один Энея, а другой Ахилла15, – оба они кратки, ибо заняты выполнением задуманного. Ты видишь, что Арат16 не пропускает самых маленьких звезд и о них рассказывает, и, однако, лишнего у него нет: он не отклоняется в сторону и работает над своей темой. (44) Так же и мы, «если малое можно сравнивать с большим»17: если, пытаясь представить твоим глазам свою виллу, мы не говорим ничего, не относящегося к теме, то велико не письмо, занятое описанием, а вилла – предмет этого описания.

Вернемся, однако, к началу: да не упрекнут меня за слишком длинное отступление, справедливо обвиняя в нарушении собственного правила. (45) Я привел тебе причины, по которым предпочитаю мое этрусское поместье виллам под Тускулом, Тибуром и Пренесте18. Кроме того, о чем я уже сказал, отдых здесь вернее, глубже и полнее; тога вовсе не нужна, по соседству никого, кто бы пригласил к себе; всюду мир и покой вдобавок к здоровой местности, ясному небу, прозрачному воздуху. (46) Там я здоровее всего и душой и телом: занятиями я укрепляю душу, охотой – тело. Мои люди19 нигде не чувствуют себя лучше: до сих пор из тех, кого я поселил здесь, я не потерял ни одного (в добрый час сказать). Да сохранят мне только боги и на будущее эту радость и добрую славу этому месту. Будь здоров.

7

Плиний Кальвизию Руфу1 привет.

(1) Известно, что город нельзя ни назначить наследником, ни что-то ему выделить. Сатурнин2, оставив нас наследниками, завещал нашему городу четвертую часть своего состояния, а затем вместо этой части выделил четыреста тысяч. Распоряжение это, если считаться с тем, что говорит закон, не имеет никакой силы; если с волей умершего – то оно имеет всю силу закона. (2) Для меня же воля умершего (боюсь, как встретят мои слова опытные законоведы3) важнее закона, а желание его одарить наш родной город и тем более. (3) Неужели городу, которому