На безымянной высоте - Юрий Черняков

— Ему сколько лет?

— Допустим, пятьдесят два.

— А тебе? Такая молодая, красивая…

— И несчастливая, — вздыхает Ася. — А я вот тебе завидую, если хочешь знать. Да и не за Алешку твоего… — Она махнула рукой. — Мне раньше Иноземцев такое внимание оказывал! А потом как узнал, что только смерть приношу… И сразу в сторону. То Асенька, Асенька, а то нос воротит… Ты не смотри, что он всего-то майор, ему полковники в рот смотрят. И всего лишь двадцать восемь лет, тридцати еще нет, а все офицеры говорят: ну этого Академия Генштаба заждалась, генералом будет! Энергичный, сильный, на одного американского киноартиста похож, забыла, как его зовут. Наш комполка Морозов без него никаких решений не принимал. Вот такой он, этот наш Иноземцев. Глаз с тебя не спускает… А вот ты к нему — ноль внимания.

— Подумаешь… — Катя потянулась и посмотрела на часы. — Пусть смотрит, мне не жалко… Если он мне не нравится. Особенно его поведение, будто я ему чего должна…

— Да не понимаешь ты очевидной вещи. Вернее, не знаешь… У Иноземцева в начале войны жена ушла к директору большого оборонного завода, где она работала. У него броня. И он, говорят, ее всем обеспечил! Шубы — чернобурки, туфли — лодочки… И это во время войны!

— Откуда ты все знаешь?

— Значит, знаю. А лейтенанта Иноземцева, который только что пехотное училище закончил, призвали в первый же день войны. И сразу отправили служить на границу. И три месяца от него не было ни весточки. Ты, кстати, фотографию его жены видела?

Катя равнодушно пожала плечами. Но слушала, не перебивая.

— А я видела! Он мне сам показывал… Так вот, вылитая ты! На тебя она похожа как две капли! Вот почему он к тебе потянулся! Вот почему он рвет и мечет от твоего равнодушия или когда ты со своим Малютиным. Вот если бы он ко мне опять подкатился… — Она даже зажмурилась, представив себе это. — Уж не знаю, как бы себя повела.

— Прекрати, — сказала Катя. — Ты, кажется, на свидание к другому собиралась.

— А, пошли они все, — отмахнулась Ася. — А тебе моего Григория Михайловича жалко стало? Да он мне и слова не скажет… А Иноземцев из тех, кто не привык, что ему в его полку какие-то связистки отказывают… И вот посмотришь, он не успокоится, пока своего не добьется, уж я таких знаю. Поэтому я бы подумала на твоем месте…

— Ася, давай закончим этот разговор, — тихо сказала Катя. — Я уже тебе все объяснила.

— Ну да, ты любишь своего Алешку, только о нем и думаешь, только его ждешь… Это теперь все у нас в полку знают. Так вот и подумай о нем, если любишь, не будь эгоисткой!

— Ты о чем? — не поняла Катя.

— Ведь твоему Алеше опасно иметь такого соперника, как Иноземцев, неужели не понимаешь? Вот не хотела тебе говорить, но если хочешь знать, я слышала, он при мне звонил в штаб дивизии. Мол, хорошо бы после этого наступления повысить лейтенанта Малютина в звании и направить в Москву на курсы перецодготовки. На три месяца. А оттуда распределяют уже куда угодно. Понимаешь теперь?

— Ты сама это слышала?

— Я тебе врала когда-нибудь? Я ведь только добра тебе желаю. И твоему Алешке!

И замолчала, подтолкнув Катю локтем, — появилась Лида, вышедшая из санбата. Ее глаза высохли от слез, на посветлевшем лице была решимость.

— Мы с Костей решили: свадьба будет! — твердо сказала она, но голос ее все равно дрогнул.

Капитан Шульгин в сопровождении двоих сержантов-автоматчиков подошел, оглядываясь по сторонам, к ограде лесного хутора Марека. Некоторое время разглядывал чистенький белый дом с черепичной крышей и традиционным гнездом аиста на столбе.

— Хозяин дома? — спросил он у женщины, копавшейся в огороде.

— Марек! — крикнула Ева в сторону сарая. — До тебе пришлы…

Марек, пожилой, сухощавый, вышел, приложил руку к глазам.

— Добро пожаловать, товарищ капитан! — сказал он по-русски с заметным польским акцентом. — Пожалуйте, милости просим… — Он указал на дом.

На столе было традиционное для этого дома обильное и чисто русское угощение: самогон, рассыпчатая картошка, соленые помидоры, сало, квашеная капуста. Шульгин молча разглядывал яства, его сержанты тоже не могли оторваться, но без позволения начальства ни к чему не притрагивались.

— Прямо как у моей тещи. Так откуда, пан Марек, знаете русский? — спросил Шульгин.

— Может, сначала пан офицер откушает что Бог послал, потом будет задавать вопросы? — спросила Ева.

— Это пока не вопросы. Это пока только любопытство, — усмехнулся Шульгин. — Вопросы начнутся, когда допрашивать начну — по всей форме да с протоколом…

— Я, сановний пане, в двадцатом году в России в плену был под Томском, — стал рассказывать Марек свою заученную легенду. — А так мне и моей семье жить просто охота, и поэтому всякого, кто приходит, стараемся угостить… И ни у кого рука до сих пор не поднялась обидеть хозяев. А домашнее гостеприимство, мирную жизнь да откушать домашнюю стряпню любят все — и коммунисты, и фашисты. Может, поэтому мы живы до сих пор.

— И кто к тебе ходит? — сощурился Шульгин.

— По-разному. При немецкой власти заходили партизаны, при вашей — власовцы, или кто там они… Все, кто с оружием или без него, все хотят отведать домашнего.

— Да у тебя тут прямо ресторан.

— При этом, заметьте, бесплатный, — добавила Ева, чей русский акцент был сильнее акцента супруга. — Вы попробуйте, товарищ начальник, отведайте, милости просим.

— Ну а наши солдаты и офицеры тоже приходят? — спросил Шульгин, строго взглянув на сержантов, чьи руки было потянулись к угощению.

— Бывают и ваши, — сдержанно кивнул хозяин.

— Фамилии, имена, номер части можешь назвать? — спросил Шульгин, усаживаясь за стол.

— А зачем мне это знать, господин капитан? — Хозяин пожал плечами. — Любопытство нынче дорого стоит. Сегодня вы верх взяли, завтра опять придут немцы. Или еще кто…

— Теперь будешь знать! — сказал с набитым ртом Шульгин, наклонившись к нему через стол. — Кто, что, когда и о чем говорили. Понял, да?

В это время в окна дома заглянули какие-то люди в пилотках РОА и тут же скрылись. Заметив их, хозяин встал и, проходя мимо окна, постарался загородить их собой, одновременно строго сдвинув брови.

Власовцы, по виду совсем пацаны, с автоматами в руках, понимающе кивнули и моментально скрылись за изгородью, нырнув в кусты.

9

Разведчики из взвода старшины Безухова, во главе с лейтенантом Малютиным, разбились на две отдельные группы — дистанция около тридцати метров, поздним вечером добирались по лесной дороге — кто на полуторке, кто по лесу пешком — в сторону нашей передовой.