Неизбежность лжи - Игорь Симонов

– С особым цинизмом, – грустно улыбнулся Костя. – Я думал, ты будешь говорить о себе.

– А я и говорила о себе, потому что не отделяю свою жизнь от твоей и не хочу отделять. Мне хорошо с тобой, и ты это знаешь. И я хочу, чтобы и дальше было хорошо.

– А для этого надо, чтобы меня использовали исключительно по назначению?

– В том числе. Я не понимаю, чему ты так радуешься.

Костя подошел и обнял ее. Лиза тоже обняла его за шею и положила голову на грудь.

– Я радуюсь тому, – прошептал он, – что пока слушал, увидел снова, какая ты красивая и умная.

– Я не хочу потерять тебя из-за всего этого, – тоже шепотом сказала Лиза.

– Я не дам себя слить, – сказал Костя, – я обещаю тебе. А ты будешь мне помогать, когда мне будет особенно плохо. Договорились?

Несмотря на вполне трогательную сцену в финале, они расстались неудовлетворенными друг другом и собой. У Лизы переживания по этой причине и испорченное настроение заняли весь этот день и весь следующий и следующий за ним, потому что, несмотря на добрые слова по телефону, Костя так и не приезжал, и вопрос был уже не о том, чем он там занимается в этом своем кретинском штабе, а о том, что привыкшее к регулярным и обильным ласкам тело начинало жить собственной жизнью и бурно протестовать против непривычно долгой разлуки с другим телом. А Костя как сел в машину, так и погрузился в мутные воды партийного строительства. По правде сказать, к Лизе его возвращали лишь напоминания помощницы о том, кому он должен позвонить. Он не скучал по Лизе и не испытывал потребности видеться с ней в эти первые недели засасывающей целиком и разрывающей мозг деятельности в новом качестве. Все это время он вообще не испытывал никаких потребностей, кроме самых примитивных физиологических.

Лето заканчивалось, и было оно не по-московски теплым и комфортным. Последние дни августа на улицах вовсю демонстрировали свои загорелые прелести девушки всех возрастов, у модных ресторанов с удобными террасами нос к носу парковались кабриолеты – все наслаждались последними днями почти полной расслабленности. Скоро начнется учебный год, вернутся из отпусков начальники, город наполнится автомобилями, с трудом преодолевающими метры пути под тяжелым серым небом, из последних сил сдерживающим уже готовый вылиться дождь.

Костя сам лишил себя удовольствия наслаждаться этими последними летними днями. Он много раз задавался распространенным вопросом – зачем очень богатые и влиятельные люди ведут такой странный, с обывательской точки зрения, образ жизни, имея денег столько, что и правнукам все не потратить. И теоретически конечно же он знал ответ на этот вопрос – деньги здесь ни при чем – двенадцать или шестнадцать миллиардов не составляет большой разницы, дело в той самой болезни, от которой невозможно излечиться. Теперь он сам впервые в жизни оказался среди людей, для которых главным в жизни была пока еще не власть – до нее было как до линии горизонта, главным для них была борьба за влияние на тех, кто эту власть имеет, и через это влияние доступ к бюджетам избирательной кампании.

Вокруг Платонова сгруппировалось несколько человек, которые, как и он сам, собирались заниматься тем, что они считали публичной политикой. У Кости не было с этими людьми принципиальных разногласий – они большей частью соглашались с его предложениями, тем более что с ними согласился такой уважаемый человек, как Юрий Петрович.

Все проблемы начинались с того момента, как предложенная идея, подкрепленная уже планом действий и согласованным бюджетом, спускалась на уровень исполнителей. Костя впервые в полном объеме оценил, что означает отсутствие своей команды в большом проекте. И впервые осознал на своем печальном опыте, почему в России так трудно устроиться на работу, если ты устраиваешься не в иностранную компанию, живущую в России по большей части по тем же законам, по которым она живет во всем мире. На работу берут знакомых, лояльных, проверенных людей. На практике оказывается, что им тоже не всегда можно доверять, но незнакомым довериться совсем страшно.

У Кости не было времени создать свою команду, а существующая оказалась нелояльной и неэффективной. Он ни разу до этого не сталкивался с ситуацией, когда уже принятое решение нельзя было реализовать в поставленные сроки из-за нелояльности сотрудников. Решения, принятые до его появления, продолжали выполняться, и крупные города постепенно заполнялись радостно улыбающимися лицами новых лидеров псевдооппозиционной партии. Концерты продолжали планировать и уже договаривались о будущих площадках. «Посмотрите на это глазами избирателей, – взывал Костя, – почему они должны голосовать за этих довольных жизнью людей на плакатах. Чего бы им не радоваться, когда у них на троих больше тридцати миллиардов». «А вы хотите, чтобы они плакали, – спрашивали его, – это люди, добившиеся успеха. Отдавая свой голос за успех, ты сам приобщаешься к успеху».

В то же время собственный его план по созданию в крупных городах комитетов поддержки проворачивался с большим скрипом. Существующие отделения партии на местах состояли из законченных лузеров, которые даже мысли не могли допустить, чтобы в их устоявшееся унылое болото вступили энергичные и харизматичные местные лидеры, за которыми стояли сотни, а иногда и тысячи активных горожан.

После недели неудачных боев на всех фронтах Костя попросил Юрия Петровича о встрече.

– Каждый потерянный час – это тысяча потерянных голосов, а мы теряем не часы, а недели, – начал он устало.

– Ты плохо выглядишь, – сказал вместо ответа Юрий Петрович. – За все время ни разу не помню, чтобы ты так плохо выглядел. Тебе надо больше спать и, вообще, отдыхать иногда.

– Вы шутите? – не понял Костя.

– Вовсе нет, – Юрий Петрович и вправду выглядел совершенно серьезным, – при такой нагрузке и при такой степени демотивации ты не протянешь и до конца сентября. Я не хочу, чтобы потом ты видел во мне причину раннего инфаркта. Поэтому следует либо уменьшить нагрузку, либо повысить мотивацию. Что ты мне скажешь по существу, друг мой?

– По существу полная жопа. Организации нет, опереться не на кого, в штабе саботаж, все решают свои задачи. Если ничего не изменить, проект уже сегодня можно признать провальным.

– Но ведь ты мне скажешь, что следует изменить?

– Вы и сами знаете. Сменить всю группу, отвечающую за идеологию, рекрутировать каким угодно образом узнаваемых людей и на федеральном и на региональном уровне – их должно быть не три – пять, как сейчас, а минимум две сотни. И это нужно сделать до конца месяца. И эти люди должны везде говорить, что они с партией, и объяснять, почему они с партией. Тогда нас услышат. Это главная задача сейчас. Все остальное бесполезно.

– Ты уже не борешься с рекламой и концертами? – удивился Юрий Петрович.

– Нет.

– Почему?

– На эту борьбу уходят силы и время, а того и другого нехватка. От рекламы пользы нет, как и от телевизионных дебатов.

– Ты уверен? В Америке многие именно после дебатов решают, за кого голосовать.

– Да, наверное. Так говорят, по крайней мере. Я не проверял.

– Ты уже совсем не веришь тому, что говорят, бедный Костя, – покачал головой Юрий Петрович, – что с тобой сделали эти два года.

– Как я могу верить тому, что говорят и пишут, – улыбнулся Костя, – когда я сам занимаюсь организацией того, что говорят и пишут. Что касается Америки, то степень цинизма российского общества и американского несравнимы, отсюда и разная реакция на политическую рекламу. В Америке политик, которого поймали на вранье, вряд ли имеет будущее, Клинтон здесь, скорее, исключение из правил. В Японии просто сразу в отставку уходят. У нас, я думаю, активная часть населения вообще ни одному слову политиков не верит. В Америке выборы – это хорошо отрежиссированное шоу, и люди уже привыкли, что у этого шоу есть свои атрибуты – например, теледебаты. Хочешь участвовать в шоу – смотри теледебаты. А у нас ведь по большому счету вообще никаких выборов нет. Так ведь?

– Так, – задумчиво согласился Юрий Петрович. – У нас нет выборов, зато есть очень сложные комбинации. В одной из которых мы с тобой и участвуем.

– Это не совсем то, что вы раньше мне говорили, а точнее, совсем не то, – удивленно посмотрел на него Костя, – что, оппозиционная партия уже никому не нужна? Вернулись люди из отпусков и передумали?

– Ты устал и раздражен, поэтому говоришь ерунду. И я еще раз попытаюсь тебе объяснить, хотя, наверное, сейчас не самый лучший момент.

– Нет уж, давайте сейчас, может, мне завтра и не надо уже в этот долбаный штаб ехать?

– Хорошо, хорошо, пусть будет сейчас. Я много раз говорил тебе – мы живем в многомерном или, если хочешь, многовекторном мире, и большинство векторов постоянно меняют направление и величину. Есть постоянные, но их крайне мало, а большинство все время меняется. Никакой суперкомпьютер не способен просчитать до конца ни одной сложной комбинации, а их множество, и все они взаимозависимы. Это понятно?