Перевозбуждение примитивной личности - Екатерина Вильмонт

– Тогда выбирай Рыжего!

– Почему?

– Он же готов жить врозь.

– Боюсь, что только на словах! По-моему, он такой – дашь ему палец, всю руку откусит!

– Тогда что, выбираем Иванишина? – почему-то обрадовалась Мура.

– Нет, Мура, никого не выбираем! Я, кажется, последую мудрому совету старой поблядухи и буду жить в свое удовольствие!

– То есть с обоими? – засмеялась Мура.

– Я посмотрю, как будут разворачиваться события. Рыжий уехал, Костя не появляется, выбирать мне, собственно, не из кого, так чего мучиться?

– Умница! Скажи, что ты сегодня хочешь на обед?

– Ничего! Никаких обедов! Мы поедем в ресторан, мы же собирались перед твоим отъездом, не вышло, значит, поедем сегодня!

– Да? А что, мне такая идея нравится! Пускаемся в загул?

– Вот именно!

По дороге на станцию Мура вдруг сказала:

– Слушай, на днях возвращаются мои соседи, хочешь, я все разузнаю о твоем Рыжем?

– Нет, не хочу. Зачем?

– Значит, Иванишин?

– Мура, отвяжись!

– Слушай, а как тебе удалось сохранить язык? – перевела она разговор. – Тут приезжала одна моя знакомая из Америки, всего десять лет там прожила и говорит ужасно! Все время вставляет английские слова, не помнит уже, как это по-русски…

– Ну, во-первых, я постоянно общаюсь с Додиком, а он ревнитель русского языка, всегда говорит, что терять в эмиграции язык – последнее дело, и вдобавок я способна к языкам вообще, и к родному в частности…

Мы уже заканчивали обед в отличном ресторане со смешным названием «Сыр». Мура не ошиблась, сказав с чьих-то слов, что там хорошая итальянская кухня. И вдруг позвонил Костя.

– Привет, Шадрина!

Сердце подпрыгнуло и ушло в пятки.

– Привет, Иванишин!

Мура сделала большие глаза.

– Ты, наверное, думаешь, что я мерзавец?

– Ни одной секунды! – рассмеялась я, хотя до его звонка подобная мысль мало-помалу крепла в моей голове.

– Понимаешь, тут куча всяких мелких недоразумений, вплоть до утонувшего в болоте мобильника. Ты простишь меня?

– Безусловно.

– И ты ничего плохого обо мне не думала? Только не говори, что вообще обо мне не думала!

– Но если так оно и было?

– Шадрина, не начинай! Ты где сейчас?

– Сижу в ресторане «Сыр».

– С кем?

– Иванишин, это нескромный вопрос!

– Понял. Когда освободишься?

– А что?

– Вечером ты свободна?

– В принципе да!

– Согласна пойти со мной на одно довольно скучное мероприятие?

– Если оно скучное, то зачем?

– Долг призывает! Но ты скрасишь мне эту тоску, а потом мы слиняем. Достаточно, если мы пробудем там всего час.

– Ну что ж…

Мне вдруг безумно захотелось его увидеть, на скучном мероприятии или на веселом, какая разница? Лишь бы увидеть…

– Тогда в полдесятого я за тобой заеду!

– Хорошо, а как одеваться?

– Не в джинсы.

– То есть вечернее платье?

– Не обязательно, ты иностранка! Так что если непременно хочешь в джинсах, можешь себе позволить.

– Ладно, соображу.

– Шадрина, ты молодец! Пока!

И ни слова о любви. А я-то уже приготовилась услышать: «Шадрина, я тебя люблю!» Но, как выражается моя юная сестра, «облом!». От этого стало немножко грустно. Я уже привыкла слышать объяснения в любви. Как быстро человек привыкает к хорошему! Но я давно научилась так же быстро от хорошего отвыкать.

– Ой, Динка, ты должна иметь в виду – если ты появишься на модной тусовке с Иванишиным, это будет сенсация!

– Так уж и сенсация!

– Уверяю тебя! И твои фотографии появятся в газетах.

– Всю жизнь мечтала! – засмеялась я.

– Ты вот шутишь, а тебе надо привести себя в порядок!

– То есть?

– Ну, может, сходишь в салон красоты?

– Да ни за что на свете! Чтобы я доверилась чужим рукам? Никогда!

– А ты что, сама себя стрижешь? Не поверю!

– Нет, конечно, но у меня постоянный парикмахер в Маастрихте, я к нему привыкла.

– А макияж?

– Я крашу только глаза и немножко губы.

– Да, ты нашла свой стиль… А что наденешь?

– Что-нибудь совсем скромное.

– А я бы по такому случаю выпендрилась на всю катушку, по крайней мере, в твоем возрасте.

– На всю катушку, это как?

– А накрасилась бы поярче, платье самое нарядное, так чтобы все на меня смотрели! Украшения бы нацепила… У тебя украшения есть?

– Не ношу вообще, только вот это кольцо.

– Я уж обратила внимание, это что-то из раскопок?

– Не совсем, я сделала копию с одного кольца, которое нашла в Мексике, но сильно уменьшенную копию.

– Оно оригинальное, конечно… У тебя что, и уши не проколоты?

– Здрасте, вы моя тетя! Ты ж сама когда-то отвела меня проколоть уши.

– Ах да, да, припоминаю, еще твоя мать меня ругала, что я тебя сбиваю с пути истинного, сердилась… А я тогда дала тебе поносить свои золотые сережки с бирюзинками, чтобы ушки не гноились, они так тебе шли, ты была очаровательная…

– Помню, я их надела, так себе понравилась… И Андрей, когда меня увидел в них, сказал: «Ого, какая женщина будет, с ума сойти!» Мне было четырнадцать, и его слова запали в душу, а в шестнадцать у нас начался роман…

– Все-таки он был сволочь, кобель проклятый.

– Папа, оказывается, знал…

– Надо думать!

– А у Кости роман с двадцатилетней.

– Милая моя, сравнила тоже! Шестнадцатилетняя девочка двадцать с лишним лет назад и двадцатилетние нынешние оторвы! К тому же Андрей был другом отца, ты, можно сказать, выросла на его глазах… Слушай, я поняла, почему ресторан называется «Сыр»!

– И почему?

– Посмотри на стены, на потолок, мы же как будто сидим внутри сыра, видишь, все желтое и дырки?

После обеда мы пошли пешком ко мне на Сретенку, Мура хотела во что бы то ни стало видеть, в чем я пойду на «модную тусовку».

– Это, конечно, стильно и, наверное, недешево стоит, – покачала она головой при виде темно-коричневого с бронзовым отливом шифонового платья, – но ты ж еще не старая, может, что-то поярче было бы лучше или хотя бы посветлее…

– Нет, это мое любимое платье, мне в нем удобно.

– Дорогое?

– Не спрашивай!

Это платье я купила в прошлом году в Нью-Йорке на Пятой авеню, когда мне предстояло пойти на торжественный прием в голландском посольстве. И как-то сразу полюбила его.

– Да, классная вещь… Вот я, если честно, никогда не умела одеваться, – вздохнула Мура. – Ты еще девчонкой иногда мне говорила: «Мура, зачем столько оборок?» или «Эти пуговицы сюда не подходят!»

– Помнишь, тебе кто-то достал дивное черное платье…

– Какое? Ах то, рубашкой, да? С английским воротничком?

– Именно, так ты ничего лучше не придумала, как на него блестки нашить! – смеялась я.

– Ну что делать, любила я все броское, яркое… А теперь нет, теперь я одеваюсь скромно и достойно, но это не моя заслуга, а Майки! Она не дает мне ничего покупать без нее, такая диктаторша…