Комсомолец (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Мужчина вернул мне листок.

— Видишь? — спросил он.

Указал на бумагу в моей руке пальцем.

— Улица Ульянова, дом тридцать восемь, — послушно повторил я.

— «Ульяновская», а не «Ульянова»! — сказал Жидков.

— И?

— Неужто не замечаешь разницу?

Подозрительность исчезла из его взгляда. Я заметил, что мужчина больше не прожигал взглядом мои вещи, силясь прочесть там ответ на свои вопросы. Он, наконец, мысленно навесил на меня «правильный» ярлык (я надеялся, что удостоился с его стороны именно той оценки, на которую напрашивался). Чуть расслабился. Больше не отгораживался от меня скрещенными руками. Но моя «тупость» мужчину не забавляла — злила. Пусть он и пытался скрыть свою раздражительность за «холодной» улыбкой.

Я «сверил» его слова с записью.

— Ульянов…ская, — повторил я.

Стрельнул глазами на выцветшую табличку, что красовалась на доме Рихарда Жидкова.

— И… что это значит?

Чуть оттопырил нижнюю губу.

— Это значит, что ты ошибся адресом, юноша, — сказал хозяин дома. — Твоя тётя Вера проживает на другой улице. На Ульяновской. Не здесь. Понимаешь?

— Как это? — сказал я.

Вновь бросил взгляд на табличку с названием улицы.

Спросил:

— И… что мне теперь делать?

— Искать Ульяновскую улицу, — сказал Жидков. — Потому что в моём доме ты свою тётку не найдёшь.

— А… где она?

— Кто?

— Улица.

Мужчина пожал плечами.

— Этого я не знаю, юноша, — сказал он. — Никогда о такой не слышал.

Скривил губы.

— А это значит, что она не близко.

— Как же мне её искать?

Я изобразил растерянность.

Жидков повёл плечом.

— А мой дом ты как нашёл? — спросил он. — Сюда-то ты как с вокзала добрался?

— Спросил.

— У кого?

— У дядьки милиционера, — ответил я. — Токо я спрашивал… про Ульянова.

— Ну, вот и Ульяновскую так же найдёшь, — сказал Рихард Жидков. — Ищущий да обрящет.

Последнюю фразу он словно уже не мне говорил. Потому что повернулся ко мне спиной — зашагал к дому. Его место около калитки занял мохнатый пёс.

Но я остановил мужчину.

— Дядька! — крикнул я. — Погодите!

Мужчина обернулся.

— Что ещё тебе непонятно? — спросил он.

— Так… эта…

Я замялся.

— Давай, говори, — поторопил меня хозяин дома. — У меня ещё дел сегодня видимо-невидимо. Ты меня отвлекаешь своей… тётушкой.

— Дядька, а можно я у вас чемодан оставлю? — спросил я.

— Это ещё зачем?

— Сил уже нету таскать эту бандуру, — пожаловался я. — Чуть руки мне не оторвал, окаянный!

Продемонстрировал свои «почти оторванные» ладони.

— А если окажется, что тётка далече живёт? — сказал я. — Не дотащу ведь его! И так уже столько с ним промаялся — как будто с батей новую баню построил!

Всплеснул руками.

— А завтра я бы за ним пришёл. Поутряне. Отдохнувший. А, дядька?

Снова изобразил насморк.

— Можно он у вас до завтра постоит? — спросил я. — Да хоть туточки: во дворе? А?

Поднял руки в умоляющем жесте.

— Я тётушке скажу, что на вокзале его оставил.

Легонько ударил чемодан ногой.

— Не буду говорить, что у вас: тётка подумает, что я совсем бедовый.

Вздохнул.

— А завтра встану чуть свет, да прогуляюсь до вашего дома, — сказал я. — Сил-то за ночь прибавится — дотащу его уж как-нибудь.

Жидков пару секунд размышлял над моим предложением. Невидящим взглядом смотрел на стену сарая. Потом всё же принял решение. Вернулся к забору, взмахом руки отогнал от калитки пса (тот снова поджал хвост, отскочил в сторону, замер, прижимаясь к земле брюхом). Задумчиво посмотрел… не на чемодан — на мои бёдра. Будто прикидывал, хватит ли у меня сил вернуться сюда завтра за вещами. Я едва сдержал желание похлопать себя по тощим ляжкам — продемонстрировать наличие в них питательных веществ.

— Ладно, — сказал Жидков. — Оставляй.

Загрохотал запорами. Цыкнул на пса. Приоткрыл калитку — шагнул мне навстречу.

— Спасибо! — воскликнул я.

Рихард Жидков поднял с земли чемодан — взвесил его в руке.

— Не такой уж тяжёлый, — сказал он.

— Мне попервой тоже так казалось, когда из дома выходил, — сказал я. — А вы попробовали бы походить с ним часок-другой. Тоже захотели от него хоть на время избавиться!

— Ну… может быть.

— Правду вам говорю!

— Но ты точно за ним вернёшься? — спросил Жидков.

Он огляделся по сторонам — будто хотел убедиться, что я пришёл к нему без сопровождающих.

— Конечно! Тут же все мои вещи! И книга!

Я затолкал в карман бумагу с «адресом тётки».

— Какая книга? — спросил Жидков.

— Про Павку! — сказал я. — Про Павку Корчагина!

Провёл платком под носом.

— Завтра, как токо станет светать, — заявил я, — буду уже у вас, дядечка. Вот увидите! Обещаю!

От тридцать восьмого дома я уходил едва ли не вприпрыжку — изображал резвого молодого остолопа. Чувствовал между лопатками пристальный взгляд Каннибала. Не сомневался, что Рихард Жидков смотрел мне вслед сквозь прорехи в штакетнике своего забора и уже строил относительно меня планы — не менее коварные, чем мои. Я улыбался, шагал от одной тени дерева к другой. Шаркал по земле подошвами обуви, сбивал носами туфель верхушки трав. Не оборачивался. Чтобы не спугнуть удачу и убийцу.

Историю о том, как спутали улицы Ульянова и Ульяновскую, мне в той, прошлой жизни, рассказала Людмила Сергеевна Гомонова. Вот только в её рассказе фигурировал не деревенский мальчик, а доставленное по неверному адресу письмо (почта умела чудить что в России, что в СССР). Папа Людмилы Сергеевны решил тогда лично исправить недоразумение — отправился на другой конец города. Там он обнаружил улицу, похожую на улицу Александра Ульянова даже внешне — вручил адресатам заплутавшую корреспонденцию.

К дому Каннибала я отправился по нескольким причинам. Во-первых, хотел разведать, напрасно ли я тратился на вечерние поездки к таксофонам — взглянуть, не откопали ли служители правопорядка под окнами Каннибала человеческие кости. И если мои догадки о бездействии милиционеров оправдаются (а они оправдались: убийца-людоед остался на свободе) — последовало бы «во-вторых». И оно случилось. Я обманом проложил себе путь в жилище Рихарда Жидкова: не врываться же к нему в дом с криком: «Работает ОМОН!».

Я подумал, что если Рихард Львович Жидков действительно тот, кем я его считал, то он непременно клюнет на мою приманку. Рассудил, что настоящий убийца-каннибал непременно воспользуется возможностью заманить в свои ловчие сети придурковатого деревенского парня. Которого никто не станет в доме Жидкова искать. И который буквально напрашивался, стать очередной жертвой… а возможно и обедом. Я надеялся, что Жидков меня не подведёт. И тот оправдал моё доверие — во всяком случае, я в это уверовал.

Мой чемодан стал связующей нитью между убийцей и жертвой. И моим ключиком к дому Каннибала. Я специально упомянул о том, что оставлю вымышленную тётю в неведении относительно своего завтрашнего визита в дом Жидкова. Намекнул, что о моём завтрашнем походе на улицу Александра Ульянова дом тридцать восемь никто не узнает — искать меня там не станут. А значит: убийце оставалось только захлопнуть за моей спиной ловушку. Но прежде ему придётся меня в неё впустить.

Самая лёгкая добыча — это та, которая мнит себя охотником.

Я надеялся, что в данном случае добычей мне стать не придётся.

— Усик, погоди! — окликнула меня вахтёрша.

Я замер, отойдя всего на пару шагов от приоткрытого окошка. Вдохнул уже ставший привычным запах хлорки. Посмотрел сквозь стекло на чуть полноватую, крупную, румяную женщину — ожившую иллюстрацию к словам «коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт». Та махала мне рукой, призывая подойти ближе. Махала активно — закреплённые на стекле листочки с записями трепыхались и шелестели. Привлекла моё внимание — указала на дверь, что вела в комнату вахтёров.