Катары - Патрик Вебер

Ле Биан достал карандаш и блокнотик. Для вящего сходства с чиновником службы охраны памятников он стал делать тщательные заметки. Но с лица отца аббата не сходила подозрительная гримаса. Возле выхода историк, наконец, осмелился задать вопрос, относящийся к действительной цели всего приезда.

— Благодарю вас за посещение, было очень интересно. Я уверен, что департамент откликнется на вашу просьбу.

— Мы будем об этом молиться.

— Кстати, кажется, вы не особенно пострадали во время войны. Вы принимали какие-то меры?

— Мы здесь для того, чтобы служить Богу, а не заниматься мирскими делами.

— Безусловно, — парировал Ле Биан, — но к вам, должно быть, обращались грешники, искавшие убежища.

— Мы христиане; всякая заблудшая овца могла найти у нас покойное пристанище, доколе не утешится душа ее.

— Именно всякая?

— Господин Лорель, к сожалению, я вынужден оставить вас. Меня ожидает молитва. Дорогу вы, я полагаю, знаете.

Отец аббат повернулся назад и закрыл за собой тяжелую калитку. На Ле Биана он даже не взглянул. Ветер шумел в кронах кипарисов вдоль дороги от аббатства к шоссе.

ГЛАВА 55

У него на столе кто-то рылся. Ле Биан был в этом уверен: он ведь так хорошо помнил свой беспорядок, что знал, где какой листочек лежит, на какой странице раскрыта недочитанная книга. И от того, что все лежало не так, он сильно беспокоился: ведь если бы это у горничной явилось похвальное, в общем-то, намерение привести в порядок его кавардак, она бы все сложила аккуратными стопочками, а стопочки расставила бы в правильном порядке на столе. Но любопытный посетитель вел себя не так: он просто все перерыл, а назад на место бумаги не положил. К исходному беспорядку он прибавил свой — это была его ошибка. К ужину Ле Биан в этот раз не вышел. Ему не хотелось видеть Шеналя. Для него становилось все очевиднее, что хозяин бывает иногда чересчур болтлив, а иногда слишком молчалив — значит, ему есть что скрывать. Молчание человека, который так хорошо знает здешний край, насчет аббатства Фоншод казалось историку все подозрительней.

Утром Ле Биан столкнулся с Шеналем на лестнице, спускаясь в холл. Хозяйка, как всегда, была погружена в подсчеты. Даже непонятно было, что это за цифры она складывает и делит с утра до вечера — а впрочем, может быть, она и во сне не перестает считать. Шеналь же, хотя было еще очень рано, уже сходил за покупками. Он вошел в гостиницу с полными сумками хлеба и овощей.

— А, работяга! — весело воскликнул он. — Что вчера вечером мое фрикасе обидел? Ты даже не знаешь, чего лишился.

— Заработался я, — ответил Ле Биан, притворяясь, что все в порядке. — Не заметил, как пропустил ужин.

— А сейчас без завтрака, что ли, уходишь? — сказал Шеналь, ставя сумки на пол. — Поешь: варенье жена варила, а хлеб отличный от папаши Альбера. Увидишь, тебе понравится: теплый еще, только что из печи!

Дружеская настойчивость хозяина насторожила Ле Биана. Он ответил, немного нахмурясь:

— Не могу. Дел много, пора уже ехать.

Шеналь понял, что ничего не добьется, но доброго расположения духа не лишился.

— Ну что ж, езжай. Только имей в виду: вечером на рататуй жду тебя обязательно. Такое надо обязательно испытать хоть раз в жизни, если не хочешь помереть дураком!

Ле Биан принужденно улыбнулся и с облегчением вышел из гостиницы. Шеналь теперь ему решительно казался чересчур обаятельным для порядочного человека.

Было еще далеко до полудня, когда его машина остановилась на главной площади Мирпуа. Городок выглядел как средневековый, и это впечатление было тем сильней, что на улицах не было почти никого. Ле Биан внимательно разглядел деревянные резные головы на фасаде «Консульского дома», и ему казалось, что он погрузился в далекое прошлое. Книжный магазин Шевалье находился рядом с этим известным памятником архитектуры. Черноволосый молодой человек как раз вынес на улицу железную доску с надписями, восхвалявшими подбор романов, учебников, путеводителей и журналов с картинками в этом магазине. Ле Биан подошел к нему:

— Бертран?

— Да, я, — ответил молодой человек, недоуменно сдвинув брови. — Мы разве знакомы?

Ле Биан улыбнулся, чтобы снять напряжение, и сказал:

— Да нет. Я знавал Филиппу. Она мне говорила, что я могу вас кое о чем спросить.

Актер из Бертрана вышел бы никакой. Он буквально побелел при одном только звуке имени Филиппы.

— Я… — пробормотал он… — я не знаю Филиппы! Вы, должно быть, ошиблись…

— Бертран, — уверенно ответил ему Ле Биан, — я точно знаю, что вы ее знаете. Долго я приставать к вам не буду — всего пара вопросов.

В витрине показалась чья-то голова и принялась буравить взглядом приказчика. Голова была приделана к могучему женскому телу — очевидно, хозяйки магазина.

— Бертран, — крикнула хозяйка, — не копайся! Еще надо книги расставить до открытия.

Бертран только и ждал этого предлога, чтобы ускользнуть. Он пошел было в лавку, но Ле Биан схватил его за РУКУ-

— Бертран, — сказал он тихо, но твердо. — Случилось преступление. И полиции будет очень интересно узнать, что убитая постоянно встречалась с неким Бертраном, который служит в книжном магазине Мирпуа.

Молодой человек испуганно посмотрел на Пьера и быстро проговорил:

— У меня обед в час дня. Я могу открыть собор — вон он, на той стороне площади. Приходите туда. Скажу вам все, что могу сказать.

— Бертран! — свирепо заорала хозяйка. — Долго еще будешь трепаться? Иди работай!

Ле Биан пустил несчастного Бертрана трепыхаться в когтях его церберши. Оглядев городскую площадь, где в каждом доме находилась харчевня, он подумал, что позавтракать стоит здесь же, на терраске, — хотя бы для разнообразия. Как раз будет время подумать об этом городке, в котором когда-то жило много катаров, и среди них сеньор этих мест — Пьер-Роже де Мирпуа. Историку опять захотелось оказаться на месте Отто Рана. Когда бывал он здесь? С кем встречался? Что искал? Он был, наверное, страшно общительным, так что его считали даже фанфароном. Но вместе с тем он мог быть и очень скрытным — даже от близких друзей таить глубинный смысл своих исследований. Долго думая о нем, идя по его следам, Ле Биан наконец его понял — но не простил. Он угадывал его поступки и сравнивал со своими. Вот и сейчас он гадал, как бы Ран повел себя при этом случае.

Когда колокол собора, построенного из местного камня, прозвонил час дня, Ле Биан подошел к тяжелой деревянной двери. Она была открыта, как договаривались. Историк вошел в помещение, которое казалось совершенно пустым. Главный неф окружали капеллы, устроенные, как принято в южнофранцузской готике, в самих контрфорсах. Храм поражал простором, удивительным для городка с населением меньше пяти тысяч жителей. Ле Биан подошел к многоугольному клиросу между двумя расходящимися капеллами, в которых легко можно было найти потаенное место для встречи. Он высматривал там Бертрана, но никого не видел. Церковь, казалось, совсем пуста.

— Бертран! — позвал Ле Биан негромко. Его голос отозвался тихим эхом.

Ответа не было — он повторил свой зов погромче, но вновь не получил никакого ответа, кроме отзвука собственного голоса, замирающего под сводами собор.

Внезапно он услышал шорох — совсем слабый, но в безмолвии храма показавшийся ясным и гулким. Шорох раздался в исповедальне у стены. Должно быть, этот Бертран малость сдвинутый, подумал историк: хочет исповедаться ему по всем правилам. Он подошел к деревянной кабинке и увидел под черной занавеской, предназначенной хранить тайну исповеди, две ноги. И тут из исповедальни прозвучал голос. Человек не заговорил, а громко запел:

Жжем на костре еретиков, безродных негодяев;Безумных еретичек жжем — они горят и воют.Тела же их швырнем мы в грязь, смешаем их с навозом,Чтоб благородный человек дух падали не чуял.

Допев, тот же голос крикнул:

— Вы слышите, добрый муж, что пели крестоносцы, уничтожая катаров?

Ответ Ле Биана был не слишком оригинален:

— А вы кто такой?

— Я катар, вернувшийся в мир сей отомстить за братьев!

Человек в белом плаще выскочил из исповедальни, как чертик из табакерки. Все лицо закрывал капюшон. Ле Биан тотчас заметил, что на плаще вышит все тот же знак: двойная руна и катарский крест.

— Пришло время возмездия! — воскликнул этот странный человек. — Теперь Добрые Мужи будут уничтожать врагов своих!

Человек в капюшоне выхватил револьвер и направил на Ле Биана. «Какую глупость я сделал — прыгнул прямо в волчью пасть», — подумал историк. Человек в капюшоне произнес, не скрывая радости:

— Теперь, пока не свершилось возмездие, тебе только осталось вручить себя Богу или Дьяволу!

Он наставил пистолет прямо на Ле Биана. Тот ничего не мог поделать — только ожидать гибели в храме, который он пять минут назад и увидел-то в первый раз. Палец на спусковом крючке пошел назад, потом раздался выстрел…