Украденная субмарина. К-129 - Михаил Вознесенский

На следующую ночь командир вынужден принять решение, которое не приветствовали старшие начальники: 80 процентов времени следовать только под водой! Но делать нечего. Продуть средние цистерны, всплывать в позиционное положение: корпус под водой, наверху рубка. Молотят все три дизеля — форсированная зарядка. Быстро провентилировали отсеки. Вволю подышали, покурили в кулачок. И тут опять доклад: слабый, исчезающий контакт с РЛС-целью. На сей раз командир решает уйти под воду пораньше, от греха подальше. Дизеля вмиг замолкли. И в этой внезапной тишине все, кто находятся наверху, слышат ноющий звук авиадвигателей, совсем недальний. А сигнальщик даже засек красный подбрюшный проблеск. Второй раз не дали себя околпачить.

А тактика этой «аляскинской лисицы» такая: самолетный радар работает на минимуме мощности. Оператора как учили: слышно слабо — значит, далеко. Зная, что дизельная лодка будет стремиться «дышать» до последнего, самолет подкрадывается к ней как можно ближе, затем врубает локатор на полную мощь и засекает точные координаты своего подводного противника. Лодка в панике погружается, контакт сразу потерян, но это место уже помечено с воздуха светящимся маркерным буем. А по дуге наперерез субмарине — веер из активных или пассивных гидроакустических буев. Если есть хотя бы два сигнала, бортовая ЭВМ рассчитает курс и скорость. Это давало возможность «Ориону» разбомбить лодку даже в подводном положении. Вот здесь и начинается настоящая охота. Словно красные флажки на волчьей травле, «Орион» выбрасывает поперек курса подводной лодки отсекающую цепочку из пассивных буев и зовет подмогу. Буев у них много. Иногда собирается чуть не вся эскадрилья. Они будут висеть над этим районом океана до потери контакта. Их сверхзадача — гонять нашу лодку до полного истощения аккумуляторов, и тогда командир вынужден всплыть — куда денешься! Это считалась ЧП, причем начальство не желало понимать, что ситуация порой складывалась безвыходная. «Лисы пройдутся на бреющем, сфотографируют нашу неудачницу со всех ракурсов и помашут крыльями на прощание». Нечасто, но такие провалы боевой задачи случались. Теперь каждый из участников погони поворачивал домой. Загонщик улетал сверлить дырки под ордена. А волк морской плелся навстречу разборкам и оргвыводам. Впрочем, В. Дыгало утверждает, что американцам ни разу не удалось поднять на поверхность лодки 29-й дивизии…

Но обращает на себя внимание другая, очень странная фраза комдива-29: «Она шла с затемненными огнями». Это как? Лодка не пассажирский лайнер. У нее огней-то всего четыре: кормовой гакоборный, топовый на рубке и отличительные, по правому борту зеленый, по левому — красный. А носового огня нет, потому что длина корпуса меньше 100 метров. Что значит «затемненные» — выключенные? А как же МППСС— международные правила предупреждения столкновения судов? В предрассветной тьме, на выходе из крупного торгового и рыбного порта, проходя узкость в оживленном районе судоходства… Выход из Авачинс-кой бухты затруднен при западных и северо-западных ветрах, гласит лоция. Однако и при отсутствии ветра почти постоянно здесь можно встретить нагонную океанскую волну. Слева отвесные скалы, справа — гряда подводных камней. Проход узкий и не очень глубокий. Все подлодки всегда проходили его, — и проходят — в надводном положении.

…И чтобы ночью без огней? Спустя 8 лет, 18 апреля 1976 г. именно здесь, на Авачинском створе теплоход «Вольск» протаранит атомоход К-116 с крылатыми ракетами — средь бела дня, почти в штиль, при лидирующем тральщике! «Умельцы» корабля эскорта запороли свой локатор и постеснялись об этом сообщить.

Правду говорит народная мудрость: «В море бойся пьяного рыбака — и военного моряка!»

СПАСАЛИ КАК… НИКОГДА!

В марте 1968 г. станции радиопрехвата NAVSECGRU в Японии, Южной Корее, на островах Гуам, Окинава и Оаху начали принимать сообщения открытым текстом, каких они никогда прежде не слышали. Взволнованные голоса на русском языке непрерывно повторяли: «Красная Звезда», выходи на связь! «Красная Звезда», отвечай! «Красная Звезда», отвечай, отвечай!» В изложении американских журналистов некоторое сомнение вызывает сам позывной. Какой-то он ненатуральный, слишком идеологически нагруженный. Но факт беспрецедентного зова в эфире действительно имел место.

— Все, на частотах подводной лодки, вызывали ее, — вспоминает контр-адмирал Виктор Дыгало. — И самолеты пытались вступать в связь.

Береговые радиоцентры ВМФ в диапазонах боевой связи работали тогда на сверхдлинных волнах, которые свободно принимаются подводными лодками далеко в океане даже на перископной глубине. Однако радиоволны длиной 20–30 км имеют слишком узкую полосу пропускания частот, и поэтому не могут воспроизвести музыку и речь. Следовательно, в штабах рассчитывали, что аварийная лодка (отказ связи на боевом корабле — тоже авария) всплыла на поверхность. На глубине она в любом случае не способна принимать речевые сообщения. Складывается ощущение, что штабисты как будто забыли или не знали, что К-129 находится слишком далеко, чтобы услышать голос Родины: расстояние от Камчатки по прямой свыше 1200 миль, от Владивостока — около полутора тысяч.

В 1990 г. газета «Красная Звезда» со слов командира 29-й дивизии В. Дыгало писала: «В соответствии с боевым распоряжением Кобзарь регулярно доносил о ходе плавания. 22 марта предусматривалось донесение с К-129 о занятии района боевой службы. Все мы с нетерпением ждали его. Но донесение так и не поступило. Это было серьезным основанием для тревоги… Встал вопрос о срочной крупномасштабной спасательной операции».

А теперь цитата, которой я доверяю больше всех остальных. Она совсем короткая: «На первый же сеанс связи подводная лодка не вышла». Капитан-лейтенант А. Куликов, «О трагедии — без грифа «секретно», газета «Залп», 8 декабря 1990 г.

Почему я так доверился этой единственной строке? Во-первых, это одно из самых первых упоминаний в советской прессе о нашей национальной трагедии. Первичные показания всегда и везде ценятся исключительно высоко. Например, российское Министерство обороны так высоко ценит первичные показания немецких военнопленных на допросах в контрразведке СМЕРШ, что не готово их рассекретить по сей день.

Во-вторых, «Залп» — многотиражка Камчатской флотилии. Военный журналист не списывал у собратьев, умножая путаницу в прогрессии миллионных тиражей, а работал с первоисточниками. С теми, кто помнит, знает, кто лично причастен.

Лодка не откликалась… вообще? Ни разу? А как же — «регулярно доносил»? Свое гневную отповедь опубликовала вдова старпома К-129 Ирина Журавина:

— В действительности, как мне известно, лодка не разу не выходила на связь, и В. Дыгало знает об этом лучше, чем кто бы то ни было. Но видимо, ведомственные интересы заставляют адмирала утверждать обратное, и с помощью не требовательных к истине изданий вводить общественность в заблуждение.

Дыгало вдову не опроверг. Нигде. Ни разу.

Кто же все-таки прав — бывший командир дивизии, который оправлял лодку в поход, или капитан-лейтенант (кажется, начальник клуба части в бухте Крашенинникова), взявшийся распутать клубок тайны спустя 22 года? Исчерпывающий и однозначный ответ дал бывший командующий ТОФ адмирал Н.Н. Амелько:

— Были определены только три точки, в которых она имела право выйти в радио и эфир во время перехода и только условным сигналом, состоящим из сочетания двух букв и своего позывного. Передачу надлежало вести во время зарядки аккумуляторных батарей. Первое донесение лодка должна была сделать на маршруте где-то в районе о. Гуам — Гавайские острова. Донесение не пришло, это сразу вызвало беспокойство, стали запрашивать ее по радио, ответа не последовало, хотя ее слушали все приемные центры Военно-морского флота. Прослушивался весь эфир. В штабе флота собралось до 50 телеграмм с приемных пунктов, принявших условные сигналы, но ни один из них не принадлежал «К-129».

Таким образом, с момента, когда ракетоносец погрузился в поды Авачинского залива на рассвете 25 февраля 1968 г., известий от Кобзаря не поступало. Это факт, затушевать который Амелько мог быть заинтересован более всех остальных. К чести адмирала, он этого не сделал. Другие как ни в чем не бывало продолжают старую песню.

«Не получив очередного контрольного сигнала, — пишет А. Штыров, — главное командование ВМФ и командование Тихоокеанского флота санкционировали проведение поисково-спасательной операции. Спустя некоторое время силами Камчатской флотилии, а в последующем и флота (36 кораблей и судов различного класса), с переброской авиации даже с Северного флота, были организованы невиданные по размаху и секретности поисковые действия с центром в расчетной точке маршрута К-129. Удаление от Камчатки — около 1230 миль».