Год в поисках "Ва". История одной неудавшейся попытки стать настоящей японкой - Карин Мюллер

По дороге домой я думаю о ямабуси. Если честно, я немного разочарована, что не увидела, как они тушат сигареты о чувствительные участки кожи и карабкаются по лестнице из заточенных кинжалов. Я-то ожидала увидеть нечто сверхъестественное, пусть даже ради этого пришлось обжечь пятки. Но как ни странно, «человечные» ямабуси кажутся куда более завораживающими. Завтра они наденут строгие костюмы и станут неотличимыми от обычных служащих, но что скрывается под этой маской? Мне всегда нравились люди, ведущие тайную жизнь.

Проходит несколько дней, а я все продолжаю слышать барабанный бой. Он звучит в моей голове, когда я пытаюсь заниматься, и преследует меня даже во сне. Наше с мамой путешествие лишь разожгло мне аппетит. Мне отчаянно хочется поездить по Японии-с благословения Танака или им наперекор, не важно. Прожив в Фудзисаве 4 месяца, я перестала целиком зависеть от их помощи. У меня даже есть наводка, одно слово, которое я выведала у пьяных храмовых служек: Хагуро. Это священная гора далеко на севере, где и зародилась секта ямабуси. Раз в год в конце августа, ямабуси собираются на вершине, чтобы совершить ритуальный прыжок[34] — часть традиционной инициации. У меня есть 2 недели, чтобы найти это место.

Звоню в туристический информационный центр в Токио. Там мои слова о том, что в современной Японии может существовать горная секта, вызывают только смех. Мне предлагают наведаться в знаменитый храм Сэнсо-дзи, чтобы прочистить голову. Я внимательно просматриваю все свои книги, еду в Токио и ищу в библиотеке Иностранного пресс-клуба. Ничего. Ни одной сносочки.

Гэндзи в жизни не слышал ничего о ямабуси. Если они когда и существовали, уверяет меня он, то давно уже вымерли. Свои связи для помощи мне он явно не собирается использовать. Ну и ничего, у меня тоже есть свои источники. Спускаюсь вниз и залезаю в Интернет.

И тут же нахожу все, что нужно: несколько статей и даже диссертацию 1964 года. Информации много, но к концу изучения я знаю о загадочных аскетах ямабуси все, вплоть до того, когда они ложатся спать и какого цвета их нижнее белье. В информационный центр для туристов я больше звонить не собираюсь, на этот раз сразу набираю номер префектуры Ямагата. Отвечает женщина. И тут, по велению судьбы, мои шансы проникновения в секту резко увеличиваются. Линника не просто оказывается американкой, она еще и выпускница колледжа Уильямс, где в свое время училась и я. Так возникает первая прочная нить каси, связывающая меня с сектой горных аскетов.

10 электронных писем, 12 факсов и несколько телефонных звонков на заплетающемся японском — и я добиваюсь разрешения снять фильм о 8-дневном ритуале инициации ямабуси в священных горах! Но есть и условия — как же без них. Я должна взять с собой японского переводчика. Это немного охлаждает мой пыл: профессиональные переводчики берут по 800 долларов в день плюс дорожные расходы — траты далеко за пределами моего скромного бюджета. Я снова звоню Линнике. Нет ли в Ямагате гидов-студентов? Нет, но она знает одного человека, который мог бы помочь. Его зовут Томо, ему 30 лет, он всю жизнь живет в горах, чувствует себя там как дома и прекрасно разбирается в эзотерических тонкостях буддийской философии. К тому же сейчас у него нет работы, и он согласен поработать бесплатно. Я не верю своей удаче.

Гэндзи приходит домой, и я поднимаюсь наверх Мне нужно, чтобы он помог мне перевести распорядок ямабуси. Гэндзи просматривает текст, но он написан иероглифами кандзи[35], которые он не понимает. Пожав плечами, он возвращает мне листок.

Что-то изменилось в моих отношениях с Танака. Мы с Гэндзи по-прежнему ездим на тренировки. Разговариваем по пути туда и обратно, как раньше. Но ужинать вместе со всеми меня уже почти не приглашают. Юкико так и не опробовала мамин рецепт закваски теста. А нож для суши от Масамунэ, который я ей подарила, исчез с полки. Вслух никто ничего не говорит, но в воздухе чувствуется холодок, как в первые осенние заморозки. Я послушно делаю все, что от меня требуется, но уже не поднимаюсь к Юкико и не спрашиваю, нужно ли сходить в магазин. А они больше не интересуются, чем я занята и куда иду. Я как будто постепенно становлюсь невидимкой. Чувство не из приятных — словно смотришь в зеркало и видишь один силуэт.

Но по мере того как до поездки на гору Хагуро остается все меньше и меньше времени, все остальные мысли временно отступают. Мне выпало невероятное везение прежде ни одному иностранцу не разрешали снимать ямабуси в их тайном убежище в горах. Я должна быть предельно осторожна: нельзя привлекать к себе внимание. Я к тому же еще и не имею понятия, что меня ждет, поэтому укладываю в рюкзак все, что может пригодиться. То, без чего в принципе можно обойтись, — туалетную бумагу, запасные носки, непромокаемые спички — оставляю дома.

И вот я уложила камеры, штатив, пленку и принадлежности — и рюкзак весит уже 88 фунтов. Это 3/4 моего веса, а ведь предстоит еще идти пешком по меньшей мере 20 миль. Тогда я перекладываю часть оборудования во второй рюкзак и вешаю его спереди. Беру камеру в одну руку, а учебник японского — в другую. Теперь я похожа на беременного верблюда и к тому же переваливаюсь с ноги на ногу, как пузатый поросенок. Так я никуда не пролезу — ни в электричку, ни в автобус, ни в турникет. И буду бросаться в глаза, как борец сумо в лагере беженцев. А ведь мне нельзя привлекать внимание!

В четверг, в 4:30 утра напяливаю рюкзаки и, стараясь не упасть, тихонько запираю за собой дверь. Мой путь лежит в горы Дэва-Сандзан. Это 300 миль к северу.

Первый отрезок пути предстоит проехать на сверхскоростном экспрессе. На завтрак я ничего не захватила — еду пришлось оставить дома, как и запасные солнечные очки, и дорожную подушку, и еще много чего. Едва поезд отъезжает от станции, как все до единого пассажиры раскладывают откидные столики, достают всевозможных форм и размеров коробочки для бэнто[36] и выдавливают на остывшие рисовые шарики и скоропортящуюся сырую рыбу соевый соус. По окончании трапезы все пшикают банками с кофе, как будто целый выводок китов вдруг выпрыгнул на поверхность В окно никто не смотрит. Хоть на улице и темно, никто не спит. Такое впечатление, что они намерены жевать всю дорогу Мой живот недовольно урчит.

Приближается тележка с едой. Цены на закуски просто возмутительные. К счастью, миниатюрная японка на соседнем сиденье тоже проявляет безразличие к утреннему кофе и черствым круассанам. Я устраиваюсь поудобнее, надеясь урвать хоть пару часиков сна, но, прежде чем закрыть глаза, нечаянно бросаю взгляд на соседку. Та расплывается в улыбке и, тщательно подбирая слова, по-английски спрашивает, не американка ли я. Знали бы вы, как мне хочется притвориться, что я ее не поняла! Подъем ни свет ни заря выбил меня из сил, да и неделька предстоит не из легких. Но воспитание не позволяет игнорировать вежливый вопрос, тем более от женщины, которая похожа на учительницу начальной школы. Я улыбаюсь, киваю и сквозь зубы примиряюсь с тем, что следующие несколько часов пройдут в беседе с незнакомым человеком.