Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) - Игорь Курукин

Что же по указу вашего императорского величества повелено мне, освидетелствов, прислат сахар, фруктов сухих и цытронов в сахаре, а о меди подлинное свидетелство учинить, тако ж осмотрет сколко в Гиляни и в Мизандроне ходят за шелком и, если невеликое число, то б помалу своих обучать, и о поселении здесь росийской нации, на которое сим моим покорнейше доношу. Людей росийской нации поселит здесь ныне за замешател-ствы здешними трудно. А фрукты в Гиляни родятца в садах: помаранцы и то кислые, цытроны армиды, винные ягоды и виноград, груши шапталы, гранаты лесные и мелкого роду, а которые гранаты к вашему величеству присылалис, и те были привозные. А ныне в Рящ нищем не ходят, а хотя б кто и пожелал, но собрании по дорогам проехат сюды не допущают.

И чтоб здешнею командою таких бунтовщиков унять и собрании их розогнат, так же и знатные места Гилянской и Мизандронской правинцей овладеть трудно, как изволит ваше величество усмотреть из табели. А здешней народ ни по которому образу в подданство привесть малолюдством невозможно, понеже здесь правинции немалые и людные, разстоянием от Ряща до Астрабата езды со вьюками шеснатцать дней, а в другую сторону от Ряща ж до Куры десять дней, а в езде в лесах жило и двор от двора живут по версте, по две и по три. Того ради прошу вашего императорского величества повелеть прислать сюда полков пять пехоты да нерегулярных, которым повелено быть в Гиляни по присланному ко мне из Правителствующего Сената указу донским, яицким, бунчюжным казакам и калмыком, чтоб я здешние правинции мог в подданство вашему величеству привесть.

Бывший при Низовом корпусе инженер капитан Далансон сего генваря 11 дня в Ряще умре, и ныне здесь инженера не имеетца. А для строения как в Гилянской, так и в протчих правинциях крепостей в инженерах нужда немалая. Того ради прошу вашего императорского величества повелеть прислать сюда человек двух инженеров, ибо без оных обойтитца здесь невозможно.

По указу вашего императорского величества, присланному ко мне из Правителствующего Сената, персицкому послу Измаил беку денег две тысячи рублев дано, которыми веема доволен и благодарит ваше величество; от двора своего о выезде никакого указу не имеет. А о шахе слышно, что в Ардебиле, токмо пишут сардар или командир над войски Магамет Кулия сагдинской да кутумскои хан и протчия, выманивая ево отсюда, а особливо чтоб он пожитки свои прежде себя отправил, по которым видит он, посол, что хотят обмануть. А по прибытии моем писал к нему рященской житель купецкой человек Мухаммет Гади, объявляя, чтоб он ехал отсюды и что он для следования ево пришлет не сколко подвод с людми и сам с тысячным числом людей встретит и привести без опасения обещает, также чтоб отправил наперед несколко багажу своево. И оной посол, опасаяс, ко двору своему уехат не намерен, а просит протекции вашего величества; и подал мне два писма запечатанные и подписанные на имя вашего величества, ис которых со одного перевод, тако ж и с вышереченных сардарского, ханского и рященского жителя Махамет Гади с писем копии при сем моем всепокорнейшем прилагаю. При сем же прилагаю известие о камандированных партиях, которые в бытность мою отправлялис для разорения неприятелских по лесам крепостей и войску собраней и для публикации с листами.

Вашего императорского величества

нижайший раб маеор Матюшкин

Из Ряща 19 генваря 1725 году»{347}

Петр I получить это донесение не успел — когда оно достигло Петербурга, император уже умер. Впрочем, оно едва ли его обрадовало бы — Матюшкин однозначно заявил, что находившимся в его распоряжении силам (по январской ведомости в Низовом корпусе числилось 20 234 солдата и офицера) не удалось даже овладеть всей провинцией Гилян: пятитысячный отряд смог занять только ее столицу — Решт и несколько укрепленных пунктов: крепость и редут под Рештом, Перибазар, Кескер, Екатеринполь. Предстояло думать не о путях в Индию, а об установлении реального контроля над полосой в 50-100 верст по западному и южному берегам Каспия.

Рапорт командующего показал, что в Гиляне началась партизанская война. Коммуникации русских войск беспрестанно прерывались; окрестные деревни приходилось «приводить в подданство» карательными экспедициями, проходившими в непривычных условиях («по неприятелям за частыми здешними лесами и каналами стрелять и за ними гнатца невозможно») — и сто лет спустя лесные канавы в дождь прекращали сообщение с окрестностями Решта{348}. Меры по «увещеванию» населения результата не приносили — персидские «подлые» люди оказались «к шахом своим любительны и верны». Этому способствовал и бывший визирь Мамед Али-бек: он обещал скорое прибытие шаха с верными войсками, когда всем «отпадшим и неверным» в худшем случае «жилы вытянуты будут», а в лучшем — их имущество будет «отдано на грабеж»{349}.

«Вредительный воздух», лихорадка и дизентерия косили войска: из приведенной выше общей численности корпуса почти 21% (4241 человек) были больны. В другой январской ведомости 1725 года значилось, что из общих безвозвратных потерь армии (очевидно, с начала военных действий) в 7595 человек в боях «побито» всего 113, «померло» 7333, «утонуло» 13, «повесилось» четверо, «бежали» 100 и пропал без вести 31 человек{350}.

Тем не менее логика военных решений приводила Матюшкина к убеждению, что «все бунты прекращены быть имеют» — необходимо только присылать новые пополнения, о чем просили все находившиеся вместе с ним генералы. Однако и с имевшимися в его распоряжении войсками командующий действовал активно. В январе-феврале 1725 года из Решта против «бунтовщиков» были отправлены «партии» майора Колюбакина, капитанов Путятина и Шеннинга. В коротких стычках «неприятельские люди» несли потери и уступали поле боя; но победителям, как докладывал Матюшкин 30 мая в Петербург, доставались «деревни пусты и разбиты», а обыватели, как и прежде, «ко успокоению не приходят и склонности к подданству е объявляют».

Генералы дружно требовали присылки не только пополнений, но и попов для поднятия боевого духа, чем беспокоили астраханского епископа. Он жаловался в Синод, что отправил в войска уже восемь священников, из которых двое «в разбиенном корабле на море потонули». Руководство церкви решило впредь отсылать за море безместных («крестцовых») московских батюшек{351}. Началась высылка «изменников»: в мае-июне 1725 года Матюшкин выслал 36 человек из Баку, и еще 35 «бунтовщиков» и «подозрительных» были отправлены Левашовым из Гиляна. Всего же в этом году российские власти выслали 83 человека из Баку и 73 из других мест — им предстоял долгий путь на каторжные работы в балтийский порт Рогервик{352}.

В апреле 1725 года командование и Низовой корпус «с великой горестию» узнали о смерти Петра I и принесли присягу его наследнице — Екатерине I. Генерал доложил новой императрице об очередных победах. «Отставленный» рештский визирь собрал в городке Лашемадан отряд в 500 человек и построил укрепление на переправе у реки Пасахани. Посланная против них армейская «партия» 22 мая с ходу штурмовала крепость, захватила ее и заняла город: «Конные казаки, грузинцы и армяня за ними гнали даже до Лашемадану; потом приспела наша пехота и вошли в Лашемадан, и в Лашемадану от неприятельского собрания против наших было супротивление и стрелба, однако ж при помощи Божий наши оных из Лашемадану выгнали и за Лашемадан прогнали, где оные неприятели все по лесу разбежались». «Бунтовщики» потеряли пять пушек и 50 человек убитыми при минимальных потерях «партии» (два убитых армянина и два раненых солдата){353}. В другом сражении, 4 июня, отряд полковника Чернцова разгромил повстанцев под «местечком Фумином»{354}. Матюшкин не без гордости доложил о трофеях победителей: за полгода они составили 16 пленных, 31 пушку, 259 ружей, 185 пудов свинца, 45 сабель, а также луки со стрелами, щиты, литавры, бубны и «тулумбасы» (ударные музыкальные инструменты — литавры или барабаны. — И.К.){355}.

Успехи были отнюдь не безусловными; прибывший из Гиляна в Баку Матюшкин вынужден был признать, что не в состоянии контролировать соляные промыслы и нефтяные колодцы в двадцати верстах от города. Но со временем тон донесений несколько изменился. Еще весной Левашов и Аврамов в письмах Остерману из Решта оценивали ситуацию скептически: «Покорнейше доношу вашему превосходительству, что в Гиляне бунты не утихают, хотя и ведают, что со все стороны неприятель есть, и мочи их к обороне уже нет; и Бог у них правое рассуждение отнел. Хотя и все государство уже в крайнее разорение пришло, однако ж пакоритца не хотят, и, кроме силной руки, усмирить их не надеюсь». Ему вторил Левашов: «Веема здешней развратной, а особливо отдаленной народ в совершенное покорение и послушание приводить трудно, но разве только умножением людей сие укротить можно. А впредь в содержании может многого числа людей и неудобно, но ныне ко утвержению бес того быть не можно»{356}.