Целитель - 9 - Валерий Петрович Большаков

Индеец оглянулся — Франсуа с Мануэлем шагали следом, смешно задирая ноги. Ничего, ходьба полезна…

…Идти пришлось долго, даже Гоустбир устал с непривычки, расслышал свое дыхание, но вот впереди, из-за высоких стен, пробился тусклый свет окон. Секретный объект!

— Обойдем с юга, — негромко сказал Чак.

Описав широкую дугу по редколесью, все трое вышли к просеке, и залегли. Линия электропередач, тянувшаяся из туманной дали, подступала к запретной зоне. Метрах в пяти от колючей проволоки высилась крайняя опора. Жилы провисали над запреткой, косматые от налипшего снега.

Призрак Медведя глянул в ноктовизор. Опора нарисовалась четким серым костяком, а провода терялись в черном мареве.

Да, он сообразил верно — решетчатая конструкция на плоской крыше невысокого здания цеплялась за провода, как извозчик за вожжи. И чу-уточку с наклоном…

— Надо осмотреть опору, — решил Чак. — Нет ли на ней каких датчиков? Лежите, я сам…

Он миновал открытое пространство, взглядывая в сторону блокпостов, и обошел опору, скрипя снегом. Чисто.

На голову «суперагенты» натянули белые колпаки с прорезями для глаз, поэтому улыбку вряд ли кто углядит.

«Как говорил Стивен Вакар, нет таких крепостей, которые не взял бы русский солдат, — подумал Призрак Медведя, и усмехнулся, теша самолюбие: — А чем индейский воин хуже chudo-bogatirey?»

Вторник, 8 января. День

Южная Атлантика, борт ТАВКР «Минск»

Весь экипаж, кроме вахтенных, выстроился на огромной палубе. Гирин в «тропичке» поежился. Погода какая-то странная…

Солнце шпарит, как в Африке и положено, а ветерок задувает прохладненький — знобкое дыхание Антарктиды достает даже сюда. Ну, раз небо ясное, то и океан отдает яркой синевой. Лето!

Дурацкий «Эйзенхауэр» так и торчит на горизонте, как заноза, зато по левому борту выстроились три фрегата — «Президент Крюгер», «Президент Стейн» и «Президент Преториус». Их тут так и называют — «президентскими», а чего помогутнее, класса крейсера, в южноафриканском флоте не водится.

Белый адмиральский катер прошлепал по волнам к парадному трапу, и вот разнеслась команда:

— Смирна-а!

Каперанг даже почетный караул организовал — на борту авианосного крейсера принимали особо важных особ. Вот они, показались у среза взлетной палубы…

Первым шел государственный президент ЮАР Маре Фильюн — в строгой черной паре, в очках, он походил на благообразного протестантского священника. Хотя… одень его в военную форму — вылитый Гиммлер.

Белого догоняли два негра. Слева — главный министр государства Квазулу, принц Матосуту Бутхелези, а справа — президент Северного Зимбабве Джошуа Нкомо. Оба дулись от важности — как же, выбились в исторические личности…

Небольшой оркестрик сыграл гимн ЮАР — «Голос Южной Африки», а следом еще два, с акцентом на ударные — уж таковы туземные ритмы.

Фильюн вежливо улыбался, а принца Бутхелези плющило от гордости — его высочество не шагал, а выступал, являя себя. Сегодня был его день — ЮАР передавала флоту Квазулу фрегат «Трансвааль», спущенный на воду в конце Второй Мировой.

Правда, его вывели из состава ВМФ еще пятнадцать лет назад, а в прошлом году вообще хотели затопить, но… пусть еще поплавает. В политических целях.

Разумеется, зулусские адмиралы мигом перекрестили свой единственный корабль в «Исандлвану» — так звалось местечко, где их предки сразились с англичанами, да и победили «наглов».

Над палубой "Минска" расходились эхом речи на африкаанс, зулу и шона, а Иван откровенно скучал. И в то же время росло нетерпение.

Он то и дело оглядывал западный окоем, где безустанно катились водяные валы, и чуть ли не постанывал: «Когда же? Ну, когда?..»

Что ему та «Исандлвана» или юаровские фрегаты? Больше всего на свете хотелось утереть нос амерам. Тут спорь, не спорь, а «Минск» уступал штатовскому авианосцу. Зато…

— Идет! — взволнованно зашипели неподалеку.

— Да где?

— Да вон же! Вон!

Гирин встрепенулся, и его губы разъехались в зубастую улыбку.

«Идет! Ага!»

Тяжелый атомный крейсер «Киров» только-только показался, ломая линию горизонта. Он шел полным ходом, разваливая океанские валы.

Церемония продолжалась — высокие стороны сверкали фальшивыми улыбками, обменивались притворными рукопожатиями, сыпали выспренними словесами, — но мичман больше не обращал внимания на нудное мероприятие.

Крейсер завладел всем его вниманием. ТАКР приближался, и даже государственные деятели африканского разлива всё чаще поглядывали в сторону заката.

«Киров» был громаден даже в отдалении, а вблизи он просто подавлял своей величиной, хоть и был малость короче «Минска».

Один крейсер типа "Орлан" легко заменит целую флотилию, даст бой хоть авианосцу, хоть всей АУГ — и выйдет победителем.

Гирин ухмыльнулся — теперь он куда спокойнее смотрел на юг, где болтался «Эйзенхауэр». Подумаешь, «Эйзенхауэр»…

А грозный корабль сбавил ход, и потихоньку ложился в дрейф. Новенький — ни пятнышка ржавчины, «Киров» блестел и переливался, как исполинская игрушка.

Такой забавляются лишь советские моряки…

Додумав эту мысль, Иван заметил, как оживился государственный президент Фильюн. Наверное, прав был каптри Якушев — белые юаровцы до сих пор не уверены, стоит ли иметь дело с русскими. А вдруг именно сегодня, после этого великолепного рандеву, они отбросят последние сомнения?

— Гроот скип! — воскликнул государственный президент. — Вельикий корабл!

«Проникся!» — успокоился мичман.

Глава 12

Четверг, 10 января. День

Париж, бульвар Осман

Степан Вакарчук, он же Стивен Вакар, он же Брайен Уортхолл вышел на станции «Опера».

«Тоже мне, метрополитен!» — пренебрежительно скривил он губы, зябко ежась. Сырой ветер задувал по бульвару Осман, как в рукотворном ущелье.

Конечно, парижская подземка куда опрятней нью-йоркской, но разве можно сравнить их с московским метро? Да и как найти сходство между бараком и дворцом?

Степан усмехнулся: ностальгия пробивает, однако. Не сказать, что он тоскует по зеленому лепету березок, но… Тянет.

Вздохнув, Вакарчук зашагал мимо Парижской Оперы, величественного творения молодого Гарнье, к месту назначенной встречи.

Надо же… Тут недалеко высится храм всеобщего потребления, Галерея Лафайет, а ему без разницы. Пресытился, «жирный кот».

Да, сожмурился Степан. Его желания давно исполнены — насмотрелся он на этот драный Запад до тошноты, набродился по «неоновым джунглям». Сам стал капиталистом.

Миллиарда