Жажда. Роман о мести, деньгах и любви - Алексей Колышевский

Нам осклабился и стал похож на улыбающуюся гусеницу. Он не боялся, ему наплевать было на Интерпол, ему так спокойно было здесь, в Нью-Йорке. Он был богат, он создал Катран, он распоряжался людскими судьбами, жизнями... Сесть в тюрьму? Это не входит в его планы. Нет-нет, ни за что. Но бумага лежала перед ним, и невозможно было отрицать ее существование, да и в подлинности оригинала, с которого была сделана эта копия, не было сомнений. Шутить с международной полицией, недооценивать ее?

– Ну, во-первых, меня для начала надо арестовать, – сказал Нам. – Я, разумеется, публичная фигура; скрываться, удариться в бега – это не для меня, но Федеральное бюро, а это я знаю совершенно точно, Федеральное бюро не станет делать ничего, пока я на американской территории. Им хоть в чем-то нужна зацепка, что-нибудь элементарное, даже превышение скорости подойдет. Хотя, конечно, – он вздохнул, – земля под ногами сейчас больше похожа на трясину.

– Хуже всего в этом деле то, что оно не только твое, – вступил наконец в разговор Мемзер. – Оно наше, общее дело, Нам. Попади ты на скамью подсудимых, процесс обязательно сделают открытым и я не дам за нашу с господином сенатором репутацию и рваного контрацептива, а наша репутация для нас равнозначна жизни. Тебе даже не нужно будет болтать. Найдутся два-три журналиста, их газеты оплатят все расходы, лишь бы первыми напечатать сенсационную передовицу, что-то вроде «Что общего у сенатора, банкира и босса вьетнамской мафии?». В свое время мы спасли тебя от Вьетконга, хотя могли просто убрать. Ты должен помнить, что без нас тебя бы просто не было.

– Я ценю ваше благородство, – Нам Кам отвесил издевательский поклон, – но, надеюсь, вы понимаете, что, убив меня, вы и сами проживете недолго.

– Давайте-ка не будем вести себя, как склочные бабы, – сенатор поднял указательный палец, словно выступая с трибуны. – Ордер можно аннулировать. Разумеется, не сразу, понадобится какое-то время. Наму нужно спокойное место, где можно будет переждать. Ну, скажем, страна, которая не выдает международных преступников.

Нам усмехнулся:

– Ссылка в банановое королевство? Думаете, для вьетнамца такой вариант в самый раз? В банановом государстве нет границ, нет законов, меня там достанут в два счета. А потом, как я смогу контролировать бизнес, сидя на пальме, как гребаный, мать его, лемур?

– А при чем тут пальмы? – возразил Мемзер. – Почему, скажем, не государство, в котором в ближайшее время начнут происходить весьма интересные вещи? Я говорю о своей бывшей родине. Союз сейчас активно принимает вьетнамцев, они работают на заводах и фабриках по всей стране. Уверяю, что многие из них осядут в СССР, начнут бизнес. Там сейчас большие перспективы. Что если ты, Нам, переедешь на какое-то время в Москву? Это не ссылка, это новые возможности. Мы будем встречаться, мне придется теперь там часто бывать, так что для тебя в этом смысле связь с окружающим миром потеряна не будет. Все выглядит, как простой переезд. Ну?! Босс Катрана переезжает из Нью-Йорка в Москву. И все.

– Соглашайся, Нам, – поддакнул сенатор. – Выбирая между пожизненной решеткой, нелегальным положением и совдепами, я бы выбрал совдепы. Без вариантов, не так ли?

Что оставалось Наму? Спустя неделю он уже был в Москве, сидел в комнатушке общежития горного института и беседовал с некоторыми земляками, прибывшими из социалистического Вьетнама. Здесь, в СССР, Нам Кам почувствовал, что начал самое большое и прибыльное дело в своей жизни. Он не контролировал бизнес, он создал его. В стране непуганых идиотов, где не было элементарного ширпотреба, вьетнамские куртки-пуховики, набитые черт знает чем, кожаные куртки, дубленки, шубы из собаки или кролика и прочая ужасная ерунда, которая теперь кажется дурным сном, поддельные вещи с заманчивыми для советских граждан названиями мировых производителей разлетались, словно горячие пирожки. Невозможно посадить на иглу население целой страны. Наркобизнес чрезвычайно опасен, а здесь, на ширпотребе из Вьетнама, Китая и Монголии, Нам Кам в одночасье сделался монополистом и быстро стал получать суперприбыли. Одеть сто шестьдесят миллионов человек – задача, с которой Нам успешно справлялся на протяжении долгих лет. Помимо этого он встал во главе черной валютной биржи: в каждом студенческом общежитии Москвы, Петербурга и прочих больших городов находились кассы оптового валютного обмена. Спустя всего два года с момента приезда Нама в Москву он руководил бизнесом с миллиардными оборотами! За это время он основательно пустил корни сперва в Союзе, а после уж и в России. Босс Катрана в изгнании совершенно официально получил российское гражданство, обзавелся шикарными апартаментами в центре Москвы, дворцом в Подмосковье и огромным кругом полезных знакомств, куда входили сплошь только нужные люди, с помощью которых Нам Кам без всяких проблем решал вопросы своего большого дела, – в основном государственные функционеры как среднего, так и весьма высокого уровня. Высоким чинам в погонах нравилось, что Нам никак не связан с криминалом, а занимается вполне себе мирным делом и при этом согласен щедро делиться. Впрочем, Нам Кам всегда давал понять, если запросы чиновников становились чрезмерными, и те остывали, не наглели. Чертов вьетнамец был изворотлив и всегда добивался своего.

Отгремели в Москве танковые залпы: салют в честь Ельцина, данный прицельно по зданию белого цвета. С крыш расстреливали случайных прохожих снайперы, в подъездах тех же граждан расстреливали наемные убийцы, а новая Россия активно занимала деньги на жизнь в Международном валютном фонде.

Мемзер вошел в правление двух самых крупных ипотечных фондов Соединенных Штатов в качестве наблюдателя от ФРС. К середине девяностых он все еще был одинок, уже очень богат и совершенно не публичен. Его имя не появлялось в деловой печати, не мелькало в таблицах крупнейших состояний, он был единственным из менял мирового масштаба, кто попал в их круг не как член старейшей финансовой династии со времен первых банкиров Венеции и Нового Света, а стал им в свои неполные пятьдесят. Быт его можно назвать скромным: у него не было яхт и дворцов, он позволил себе лишь небольшой крестьянский домик под Тулузой, в окружении виноградников, куда он наезжал два-три раза в год жить французской жизнью – носил берет и чуть коротковатые штаны, сидел в кабачках за стаканом вина, откармливал подвешенных к потолку гусей, чтобы печень их становилась жирным французским деликатесом. Мать перед смертью завещала похоронить ее в том самом маленьком городке под Ростовом, откуда семейство Мемзеров начало свой необыкновеный путь, и просьба ее была выполнена. Когда все формальности были завершены, Мемзер прогулялся по родному когда-то городишке, который он, конечно же, совсем позабыл, от увиденного пришел в ужас, и что-то шевельнулось в его душе. Он хотел было построить в городке синагогу, но городской голова отсоветовал:

– Сожгут ее. Народ-то у нас того... Жидов, одним словом, не любит.

Тогда Мемзер дал денег на восстановление большой православной церкви, при совдепах обращенной в склад, запретил, несмотря на горячее желание батюшки, вешать на стене мраморную благодарственную доску в свою честь, а лишь наказал ему ежедневно поминать мать в заупокойной молитве. Хотел было сделать для городка еще что-нибудь, но голова и здесь урезал его порыв:

– Да будет вам. Ну не понимают у нас этого. Думаете, кто-то вам спасибо скажет? Вы им магазин откройте винный, дешевенький, вот тогда вас, глядишь, и в депутаты выдвинем.

– Если я открою винный магазин, – усмехнувшись, ответил Мемзер, – то скажут, что я спаиваю великий русский народ, а в депутаты мне как-то ни к чему...

Как бы в компенсацию своей нелюбви к самолетам Мемзер считал морские путешествия самым прекрасным, что только есть на свете. В Нью-Йорке он садился на огромный трансатлантический лайнер и на нем неторопливо пересекал океан. Он плыл до Портсмута, когда у него были дела в Британии, или сходил на берег в Лиссабоне, когда ему нужна была Европа. В Россию он, как правило, попадал через порт Санкт-Петербурга. Здесь, в Петербурге, за завтраком в знаменитом «Англетере», он познакомился со своей будущей женой. Спустя какое-то время Наташа стала мадам Мемзер, немного прожила в Америке, страшно соскучилась по Москве, а тут, к ее несказанной радости, муж получил, как он выразился, «новое назначение», и супруги переехали в Первопрестольную.

События, которые последовали вслед за этим, начались не так давно, и все, о чем далее будет рассказываться в этом совершенно документальном повествовании, происходило и происходит где-то здесь, совсем рядом, касается так или иначе всех, и чем все это закончится – одному Богу ведомо. Впрочем, он порой совсем не против взять да и рассказать людям немного о том, что их ожидает.

Глава 9

– Знаешь, Сережа, я рад, что ты здесь, со мной, что мы вместе, – Мемзер устроился в кресле и по своему обыкновению сидел, закинув ноги на стол, сцепив пальцы рук на затылке, и улыбался, – и я должен, я просто обязан сделать из тебя счастливого человека.