За землю отчую. - Юрий Галинский

Так нельзя, Фролко. Надоть раньше выходить у поле. Ныне каждый час дорог. Осыплется зерно — наплачемся.

Видишь, тятя, говорил я, что нельзя ждать Ильина дня — тут не Таруса. Так все за грех мои слова посчитали. А истинно надоть было за неделю до него начать. Не гнали б теперь душу! — нахмурился Фрол и, широко размахивая косой, пошел по меже.

Надоть, надоть...—* бурчал под нос старый Гон.— Надоть так, как деды делали! —добавил он уже громко и зашагал следом.

А вона и наши бегут,— заметив Сеньку и Любашу, подмигнул отцу Фрол.

Не дюже бегут...

«Злющ стал, не подступишься. То не так, се не так. Ворчит весь час...» — сердито повел плечами мужик.

Запыхавшись, прибежала Настя с Ивасиком на руках. На загорелом лице карие глаза блестят. Улыбнулась мужу, бросила настороженный взгляд на хмурого свекра. Схватив деревянные грабли, стала быстро сгребать скошенную рожь. Сенька и Любаша вязали снопы.

«Не баба — молонья! — невольно любуясь шустрой снохой, думал старый Гон.—Пока Любка раз обернется, она — три. Повезло Фролке...»

У старика даже от сердца отлегло. Но не надолго. Последнее время он часто бывал неспокоен. Уж очень ладно складывалась жизнь Гонов на новом месте— добрый урожай, согласие меж детьми, покой, ни тебе тиунов, ни сборщиков. За свою длинную жизнь старый Гон давно разуверился в том, что счастье может продолжаться долго. Лезли в голову зловещие мысли, сколько ни обращался за милостью к богу, покоя не находил.

Фролу было невдомек, что за тревога на душе у скрытного старика. Молодому мужику было радостно, перехватив одобрительный взгляд, брошенный отцом на жену, не без гордости думал: «До чего ж ладна моя Настя — даже тятя отошел, на нее глядя!»

За работой незаметно летело время. День выдался солнечный, жаркий. Пот заливал глаза, рубахи мужиков и баб мокрые, хоть выжми. Но старый Гон не бросал косу, по его примеру трудились и остальные.

Сенька, ты что, уснул? — нетерпеливо окликнула Настя, она подавала парнишке охапку ржи.

Сенька, выпрямившись, не отвечая, смотрел в сторону леса.

Конный скачет! — вдруг закричал парнишка. От волнения его ломкий голос сорвался, прозвучал пронзительно, звонко, на все поле.

Мужики и бабы перестали работать, уставились на всадника. За год переселенцы отвыкли от чужих, появление незнакомца обеспокоило их. Сбившись кучками на межах, они в растерянности следили за всадником, не зная — то ли убегать, то ли ждать его.

Первым опомнился старый Гон.

Окромя его, не видать больше конных? — спросил он парнишку.— А ну, присмотрись получше!

Сенька несколько раз повернулся во все стороны, облегченно выдохнул:

Один!

И вдруг побежал конному навстречу.

Куды ты, дурень? — испуганно закричала ему вдогонку Настя, но Сенька уже мчался по скошенному полю: заметил, что всадник не управляет лошадью, а из деревни с громким лаем несется спущенная кем-то собака. «С конным неладное... А Ластун — зверище, как бы беды не натворил»,— думал он, направляясь огромными прыжками наперерез псу.

Лошадь, вступив в густую рожь, перешла с рыси на шаг и наконец остановилась. Теперь уже можно было разглядеть всадника, который уцепившись руками за гриву, низко склонился к шее коня.

Нашенский, слава тебе, господи! — перекрестилась Настя.

Наш али нет, поглядим...— задумчиво произнес старый Гон, пристально рассматривая чужака.— Должно, ранен.

Осторожно раздвигая руками колосья, старик направился к лошади. Фрол последовал за ним.

Косы возьмите! — крикнула им Любаша, но мужики даже не обернулись.

Молодец Сенька — успел перехватить Ластуна! — вслух подумала Настя и, подхватив на руки Ивасика, что ползал неподалеку, поспешила за мужиками.

Следом потянулись остальные. С любопытством рассматривали загнанную, в хлопьях пены, лошадь, человека, что, прильнув к гриве, полулежал в седле. Жеребец был ранен — в крупе торчала стрела. Как только Фрол и Антипка попытались приблизиться к нему, конь встрепенулся и отскочил в сторону. От резкого толчка всадник застонал, руки его разжались, и, не подхвати воина мужики, он упал бы с копя. Двое держали под уздцы дрожащего жеребца, другие, сняв раненого с седла, бережно уложили его на свежескошенную рожь. Кровь сочилась из-под шолома воина, запеклась в сетке бармицы, в темно-русых усах и бороде, синий кафтан, одетый на кольчугу, и зеленые сапоги покрылись большими бурыми пятнами.

Эка стукнули его как... Аж шолом треснул,— покачал головой сердобольный Любим.

Знать бы кто? — озабоченно наморщил лоб долговязый Вавила.

Может, татары? — заметил, испуганно оглядываясь, приземистый Гаврилко.

Человеку помочь надо,— вмешался старый Гон.— Сенька, сбегай за водицей! — наказал он парнишке, который, обхватив , за шею ворчащего пса, сидел рядом.— Не по душе мне сие, мужики,— настороженно оглядываясь, молвил старик.— Вам, слава богу, не довелось татарских и литвинских набегов видеть, а мне их не запамятовать. Места тут родючие, по и опасные. Надоть баб, детишек и скотину подале в лес увести. И самим туда податься...

Видно было, что он расстроен, челюсти его сухого, с желтизной лица плотно сжаты, глубоко сидящие глаза потемнели от беспокойства.

Мужики хмуро молчали. Фрол подумал: «Обсыплется все, пока мы в лесу сидеть будем...» — но сказать об этом вслух не решался. Даже бабы притихли, перестали шептаться.

Набежало облако, повеяло холодком от зашумевшего под порывом ветра леса. Стало пасмурно и неуютно.

Наконец Сенька притащил деревянное ведро, наполненное до краев водой, бабы захлопотали возле раненого.

«Красный какой! — подумалось Любаше, хотя лицо незнакомца, с которого Настя смывала кровь, было костлявым и резким, далеким от красоты.— Может, он и есть мой суженый?..— замечталась она.— Ишь, дура, чего захотела — девка крестьянская на сына боярского загляделась...» Румянец на пухлых щеках девушки поблек, вздохнув,. она отвела взгляд от воина.

Шестопером ударили,— осмотрев разбитый шлем, заключил Фрол.

Повезло боярину. Чуть ниже — убили б до смерти...— заметил старик.

Воин был жив — сердце его билось, но не приходил, в сознание.

Может, меду принести? — предложил Фрол.

Старик согласно кивнул.

Я мигом сбегаю,—вызвался Сенька, но Фрол остановил его:

Не надо. Я сам...

Сенька надулся, Настя укоризненно посмотрела на мужа, но Фрол уже широко шагал но скошенному полю в сторону деревни.

Тем временем Вавила и Любим вынули из конского крупа стрелу и, расседлав Жеребца, стали водить его, чтобы дать остыть и успокоиться.