Самый вкусный пирог в мире (СИ) - Петровичева Лариса

- Я соболезную вам, - наконец, сказала Глория. – Мне очень жаль, что Анжен умер.

Ректор нахмурился, словно всеми силами старался скрыть боль. Устало качнул головой.

- Когда Анжен занял твое место, то в нем что-то стало прорастать. Никто в академии не мог понять, какие именно способности он получил бы, но уровень его волшебства сделался очень нестабильным…

- И поэтому его убрали, - торопливо добавила Глория. – Это как-то мешало кукловоду.

И она рассказала о том, что видела, когда Аврелий принес ей серебряную миску с водой. Хотс слушал, покусывая губу и хмурясь; когда Глория закончила свой рассказ, то он воскликнул:

- Нам удивительно повезло! Если ты нащупала к нему ход, то сможешь пройти той же дорогой еще раз. Конечно, только после того, как придешь в себя после скачка в уровне.

- Я буду ее учить, - со сдержанной гордостью сообщил Аврелий. – Полагаю, что даже вы с вашими знаниями и опытом не слишком сильны в левитации, я уж не говорю о направленных проколах реальности.

Ректор посмотрел на него так, словно у Аврелия выросли еще две головы.

- Сколько у нас времени, кстати? – спросила Глория. – Что говорят ваши датчики?

- Пока все тихо, - ответил ректор. – Ничего, кроме привычных сезонных колебаний. Но мне кажется, что это затишье перед бурей. И она может разразиться в любой момент.

Глава 10

Глория

Перед тем, как распрощаться с ректором, который оставался жить в доме Аврелия, я поинтересовалась:

- А ваше отсутствие в столице не привлечет ненужного внимания?

- Нет, - улыбнулся Хотс. – Я официально объявил, что еду лечиться на себернийские воды. Меня замещает Вейнель, помните его?

Я помнила. Вейнель был тем еще карьеристом, который спал и видел, как бы забраться повыше и наплевать на тех, кто остался внизу.

- Будем надеяться, что академия устоит, - сказала я. Виктор стоял у двери и смотрел в мою сторону с угрюмой надеждой. Сейчас мы выйдем в темный осенний вечер и пойдем домой. Не сказать, чтоб я сильно разозлилась – чувство, которое появилось во мне после того, как выяснилась правда о напавших грабителях, было похоже на простудную усталость.

Да и что злиться? Я в очередной раз убедилась, что Виктор способен на все, что угодно, ради того, чтобы добиться поставленной цели. Он такой – и либо принимать его таким, либо уходить.

Вот только уйти мне пока некуда. И теперь это было слишком больно – уходить.

- Я рад, что вы мне поверили, - произнес Хотс и покосился в сторону Аврелия: тот ворошил поленья кочергой с самым невинным видом. – Дом уютный, не хотелось бы, чтобы он стал моей могилой.

- Если хотите, то можете остаться на ночь, - предложил Аврелий. – Комнат здесь хватает, а куда-то идти в такую погоду… не самое большое удовольствие.

Я покосилась в сторону камина: огонь трещал там так ярко и весело, что невольно хотелось побыть в тепле и не нырять в осень. Но Виктор отрицательно покачал головой.

- Мы лучше прогуляемся, - ответил он. Я кивнула: да, надо пройтись. Выбить из ума и сердца этот тоскливый озноб.

- Как вам угодно, - улыбнулся Аврелий, и на том мы и расстались.

Осенний вечер был темен и хмур. Хорошо, хоть дождь кончился – в прорывы туч проглянули мелкие звезды, и я устало подумала, что впереди зима, а я ее терпеть не могу. На юге зимы, конечно, мягче, но снег всегда вгонял меня в уныние. Живи без солнечного света среди холода и метелей, жди, когда мир снова двинется к теплу – кажется, этого не дождаться. И даже новый год меня не радовал, несмотря на огромную ель, которую отец ставил в гостиной, и чудесные подарки, которые мастерил прадед.

- Глория, - окликнул меня Виктор, и я спросила:

- Чего еще я не знаю? – горечь дрогнула в груди, подступила к горлу, и я вдруг поняла, что готова расплакаться. – Какие еще меня ждут сюрпризы, скажи сразу, чтобы я не сидела на людях, как дура…

Какая-нибудь из моих однокурсниц сказала бы, что не надо делать горя из пустяка. Подумаешь, хотел ухажер покрасоваться да показать молодецкую удаль – и неважно, что при этом просто купил своих противников. А я-то поверила, что он рисковал собой ради меня, и пошла к нему в больницу, и понесла угощение для раненого.

А раненый был актером, вот и все.

Да, я чувствовала себя наивной дурой, которую оказалось так легко подкупить.

- Больше никаких сюрпризов, - ответил Виктор, и его голос прозвучал искренне и виновато. – Глория, я дурак. Набитый. Прости меня.

- Я подумала, что все-таки могу тебе верить, - ответила я, надеясь, что мой голос не дрожит. Мы вышли на площадь – пустую, темную, и я вспомнила, как мы совсем недавно танцевали здесь. Скоро мы окажемся дома, а там я запрусь в своей комнате и буду лежать, смотреть в потолок и надеяться, что все-таки смогу жить дальше и не ждать, что у мужчины, которого я считала своим близким, в которого была влюблена, есть такие вот иглы мне в спину.

- Прости, - повторил Виктор и печально рассмеялся. – Знаешь, я тогда хотел стать для тебя героем. Вот и все.

Я вздохнула. Ветер перебирал облетающие листья, тучи наползали на Итайн. Впереди темнел наш дом – осенний, спящий. Надо же, совсем немного времени прошло, а я стала называть его нашим.

- Если хочешь, дай мне в рожу, - предложил Виктор. – Я заслужил.

- Уже давала, - ответила я, толкнув калитку. – Не помогло.

Дом встретил нас едва теплящейся лампой в гостиной и негромким посапыванием домовых на ковре. Виктор придержал меня за руку, и я подумала, что все-таки расплачусь. Да, не надо делать горя из пустяков, но иногда пустяки как раз становятся той крохой, которая делает ношу невыносимой.

Виктор обнял меня. Я дернула было плечами, пытаясь отстраниться, но он обнял меня еще крепче, и больше я не сопротивлялась. Уткнулась лицом в воротник его пальто, почувствовала запах – хороший одеколон, мыло, грусть. Всхлипнула.

- Прости меня, - повторил Виктор. – Я знаю, что наворотил дел и все неправильно начал. Но сейчас я говорю совершенно искренне: я в тебя влюблен. Я не хочу тебя потерять.

«Ты не потеряешь, - подумала я, всеми силами стараясь не расплакаться. – Потому что я тоже в тебя влюблена, но почему это бывает настолько больно, в кого-то влюбиться…»

Очень осторожно, словно я могла рассыпаться в его руках, Виктор отстранил меня и с той же трепетной осторожностью прикоснулся губами к моим губам. Меня обожгло, словно я хлебнула жидкого огня на одной из лабораторных в академии – я зажмурилась и откликнулась на поцелуй, чувствуя, как незнакомый доселе жар поднимается во мне рыжими завитками тумана.

А потом огонь вырвался на свободу и накрыл нас с головой.

10.1

Виктор

- А хорошо бы, если бы наш первый ребенок был девочкой, - сказал я, закинув руки за голову и мечтательно глядя в потолок. Глория, которая уже начала дремать, удивленно села в кровати и посмотрела на меня. Сейчас, обнаженная и наполненная внутренним огнем, она казалась не живым существом, а кем-то вроде феи. Тронь – вспыхнет, рассыплется облаком искр.

- Почему ты вдруг задумался об этом? – спросила она. Я пожал плечами.

- Не знаю. Просто мы же с тобой теперь настоящая семья. А без детей это так, просто время провести.

Глория улыбнулась так, словно я заговорил о чем-то таком, что не раз приходило ей в голову – и она все время отмахивалась от таких мыслей и говорила себе, что хочет заниматься совсем другим. В конце концов, она боевой маг, который посвящает свою жизнь борьбе и войне – когда вся эта история закончится, то Глория, возможно, пойдет работать в полицию. Или вернется в столицу, станет работать на кафедре в академии и создавать новые артефакты. Какие уж тут дети, когда ты одним движением пальца сметаешь врагов, и это интересует тебя намного больше, чем куклы и платья, которые надо покупать дочерям.

Когда-то мы с матерью были одни против всего мира. Иногда, когда жить становилось совершенно невмоготу, я садился возле крошечного оконца нашего дома и представлял себе брата или сестру: как мы гуляли бы вместе, играли в игры, давали сдачи обидчикам. Мать, конечно, не узнала о моих фантазиях. Она была слишком занята тем, чтобы мы смогли свести концы с концами. И мне оставалось только мечтать – потом, подрастая, я решил, что однажды выберусь из этой невыносимой нищеты, женюсь, и у меня обязательно будут дети, которые никогда не увидят тех дорог, по которым пришлось пройти мне.