Неизвестные Стругацкие. От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты - Светлана Бондаренко

Ася захохотала, а Тойво, очень довольный, ударил в ладоши, помыл руки воздухом и повторил:

— „В третьем градусе, голубка моя! Отрава!“ А ты при этом смущенно потупляла бы глазки и лепетала: „Да, Магистр. Яволь. Натюрлихь…“

Ася распахнула окно, села на подоконник и стала глядеть вниз, в двухкилометровую сине-зеленую пропасть.

— Да, это было бы здорово, — продолжал Тойво. — Но отец вовремя сказал мне с жестокостью фанатика: „Какой из тебя дегустатор? Ты — едок!“

Он заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла.

— И отец был прав. Дегустатор я никакой, а едок — вполне на уровне эпохи. Никто не жалуется.

— Я боюсь, что мне придется лететь на Пандору, — сказала Ася задумчиво-деловым голосом.

— Надолго? — сейчас же спросил Тойво.

— Не знаю. Может быть, и надолго.

— А зачем, собственно? — спросил Тойво осторожно.

— Ты понимаешь, в чем дело… Магистр считает, что здесь у нас проверили все, что возможно. Значит, не в порядке что-то на плантациях. Может быть, пошел новый штамм… а может быть, что-то происходит при транспортировке…

— Ты уже один раз летала на Пандору, — сказал Тойво, помрачнев. — И сидела там полгода…

— Ну что же делать…

Тойво поскреб пальцем щеку, покряхтел и сказал:

— Не знаю я, что делать… Я знаю, что полгода без тебя — это ужасно.

— А два года без меня? Когда ты сидел на Гиганде?

— Ну, вспомнила! Когда это было! Я был тогда молодой, я был тогда дурак… Я тогда был Прогрессор! Железный человек! Нервы, мышцы, маска, челюсть!.. А может, не полетишь? Пусть твоя Соня летит, она молодая, глупая… Красоточка, замуж там выйдет, а?

— Соня, наверное, тоже полетит, — сказала Ася. — А других идей у тебя нет?

— Есть. Пусть летит Магистр. Он эту кашу заварил, он пусть и летит.

Ася только посмотрела на него.

— Магистр? На Пандору?

— Беру свои слова назад, — быстро сказал Тойво. — Ошибка. Просчет.

— Да ему Свердловск нельзя покидать! Он за городом четверть века не был!

— Учту! — тарахтел Тойво. — Не повторится! Сморозил! Пусть летит Бруно.

Ася еще некоторое время жгла его негодующим взглядом, а потом снова стала смотреть в окно.

— А Бруно-то здесь при чем? Бруно вроде тебя. Ему этот новый букет даже нравится… помойка эта… Я-то думала, ты другое предложишь! — Она снова стала смотреть на Тойво. — Ага! Помрачнел! А еще ноешь: „Полгода… Без тебя…“

Тойво поднялся, пересек комнату и сел у ног Ас и на пол, положив голову ей на колени.

— Тебе все равно в отпуск пора, — продолжала Ася. — Ты бы там поохотился, съездил бы в Дюны, плантации бы наши посмотрел… Ты ведь даже представить себе не можешь, что это такое — наши П-плантации!

Тойво молчал и только все крепче прижимался щекой к ее коленям. Тогда она тоже замолчала, и некоторое время они не говорили, а потом Ася спросила:

— У тебя что-то происходит?

— Почему ты так решила?

— Не знаю. Вижу.

Тойво глубоко вздохнул, поднялся с пола и тоже сел на подоконник.

— Правильно видишь, — угрюмо произнес он. — Правда, еще ничего не произошло, но я боюсь, что вот-вот произойдет.

— Что?

Тойво прищурясь разглядывал черные полосы облаков, перерезающие медно-багровое зарево заката. Сизо-черные нагромождения лесов у горизонта. Тонкие черные вертикали тысячеэтажников, встопорщенные гроздьями кварталов, Медно отсвечивающий, исполинский ячеистый купол Форума слева и неправдоподобно гладкая поверхность круглого Моря справа. И черные попискивающие дротики стрижей, срывающиеся из висячего сада этажом выше и исчезающие в листве висячего сада двумя этажами ниже,

— Что произойдет? — повторила Ася.

— Я боюсь, что количество у меня вот-вот перейдет в качество.

— Все-таки ты решил с ним поссориться, — сказала Ася.

— С кем? — Тойво поглядел на нее удивленно.

— Не надо, не притворяйся. Я этого давно жду. Я никогда не могла понять, что ты против него имеешь, но я всегда это чувствовала… И я никогда не понимала, как ты можешь работать с человеком, которого не любишь… Подожди, дай уж я договорю, раз уж мы начали говорить об этом! Я не знаю, чего ты с ним не поделил, это не мое дело, хотя я никогда не понимала, как можно не поделить что угодно с таким человеком, как Максим Каммерер. Я тебя много раз спрашивала, и каждый раз ты более или менее ловко уклонялся от ответа. И пускай. Это не мое дело. Но если ты наконец решился идти на разрыв, то очень хорошо. Нельзя работать с человеком, который тебе антипатичен. Это дурно, это дурной поступок. Так что можешь себя не мучить.

— Вот тебе и на-а-а! — протянул Тойво, растерянно улыбаясь. — А я-то льстил себя надеждой, что умею владеть собой! Неужели это так заметно?

— Что ты не любишь своего шефа? Еще бы! Он к тебе всей душой, а ты ему — фр-р-р-р! Я и видела-то вас вместе всего раз десять, но этого было вполне достаточно… Я знаю, откуда это у тебя. Это Майя Тойвовна тебя настроила!

— Ну уж прямо!.. — произнес Тойво неуклюже.

— Да у нее губы белеют, когда она о нем говорит, я сама видела, своими глазами!

— Да, — сказал Тойво. — Это верно, мама его не любит. И ты знаешь, представления не имею — почему. Насколько мне известно, они и не встречались-то с ним ни разу. Единственное, что у них общего, это то, что когда-то несколько лет они работали здесь, в Свердловске. Мама тогда была сотрудником Музея Внеземных Культур — знаешь, на Площади Звезды… Потом она заболела, уехала отсюда, и теперь ее в Свердловск калачом не заманишь. Я ее раз спросил: в чем дело? И она ответила мне примерно так: „С этим человеком у меня связаны самые неприятные воспоминания, хотя лично мне он ничего плохого не сделал. Он выполнял свой долг, как он это понимал“. Странно, правда?

— А он? — спросила Ася.

— Что — он?

— Он никогда с тобой не говорил о Майе Тойвовне?

— Нет, конечно. Но ты правильно говоришь: относился он ко мне всегда очень хорошо. Может быть, даже незаслуженно хорошо.

— То есть он чувствует свою вину перед мамой и старается ее загладить, ты так думаешь?

— Не знаю… не уверен. Тора не похож на человека, который чувствует себя перед кем-либо виноватым. Он, знаешь ли, из тех, кто не ошибается. Потому и жив.

Ася сказала с горечью:

— Ты бы послушал себя со стороны! С какой болезненной неприязнью ты о нем говоришь…

— Да, наверное, — сказал Тойво. — Тут все дело в том, что он — настоящий Прогрессор.

— Какой он Прогрессор? — вскричала Ася. — Что ты говоришь?

— Он — настоящий Прогрессор, высокого класса, профессионал! Мы все не любим Прогрессоров, но ВЫ представления ведь не имеете, что такое Прогрессор! Для вас это без пяти минут убийца, костолом, живущий среди зверей и поэтому сам почти зверь. Это все верно, в пиковые моменты он таков, деваться некуда. Но вам и в голову не приходит, что самое страшное в Прогрессоре совсем не это. Настоящий профессиональный Прогрессор — это прежде всего мастер лжи! Ложь — это непременное условие его существования, если он не лжет, не лицемерит каждую минуту, каждым словом, каждым жестом, он погиб.

— Но это же там, только там!

— Верно. Но ты сама подумай — вариться в кровавой каше несколько лет, а то и десятки лет, и вернуться на Землю таким же, каким ушел! Они же ведь не роботы! Каждый ловкий финт, каждая удачная интрига, каждый изящный выверт — они же тебя радуют, ты же ими гордишься, и навсегда остается в душе маленькая сладостная царапинка, которую ты будешь лелеять и здесь до самой смерти…

— А как же рекондиция?

— Всякая деформация остаточна, — сказал Тойво жестко. — Проходила в школе? Так это про них.

Ася, закусив губу, смотрела на него.

— И Сандро тоже?

— Тоже. Спроси его, он, наверное, с удовольствием расскажет тебе о кое-каких своих шалостях. Уверяю тебя, несмотря на изысканнейшую форму изложения, ты будешь несколько шокирована, а он, повторяю, будет рассказывать с удовольствием… Ты вот это постарайся понять: с удовольствием!

— Нет, — решительно сказала Ася. — Не верю.

— И слава богу, — сказал Тойво.

— Но ты же его любишь, я знаю!

— Люблю, — согласился Тойво.

— Сандро любишь, а Максима не любишь? Не понимаю. Они надолго замолчали. Стемнело. Тойво смотрел, как внизу сквозь густую листву садов, сквозь сизоватые сумерки засветились разноцветные огоньки. И искрами огней обсыпались черные столбы тысячеэтажников.

— Ну, хорошо, — сказала наконец Ася. — Но Максим-то здесь при чем? Он же никогда не был Прогрессором… Во всяком случае, в нынешнем смысле этого слова…

— Понимаешь, — сказал Тойво, — это все очень неточные слова— люблю, не люблю… Не обращай внимания, я просто погорячился. По всем человеческим меркам, Тора — человек замечательный. Более того, это живая легенда. В обоих КОМКОНах спроси любого мальчишку. „Легендарный Мак Сим! Непревзойденный Белый Ферзь! Организатор операции „Тигр“, после которой сам Президент стал звать его Тора…“ Меня еще на свете не было, а он на Саракше подрывал лучевые башни и дрался с фашистами… Я был еще школьником, а он проник в Островную Империю, в их столицу, первый из землян… да и последний, кажется… Так что он, конечно же, Прогрессор в самом современном смысле этого слова. Но, несмотря на это, он даже у меня не может не вызывать восхищения. Я же все вижу. Он дьявольски умен, он добр, он обаятелен, и очень понятно, почему ты влюбилась в него по уши… И в то же время!