Тайные страницы Великой Отечественной - Александр Бондаренко

КИРПИЧЕНКО: Да, лидер болгарских коммунистов Георгий Димитров заявлял, что когда Красная армия войдет в Болгарию, ни одного выстрела не раздастся в ее сторону — так и получилось.

ЯМПОЛЬСКИЙ: Хотя в Румынии коммунистическая партия была слабенькой, она тоже попросила, чтобы мы оказали помощь в подготовке партизанских отрядов, что и было сделано... Кстати, были разработаны конкретные планы по усилению партизанского движения в Чехословакии, Венгрии, Румынии и Польше на период с июля по сентябрь 1944 года. В Западной Украине была развернута особая школа, где прошли подготовку многие представители этих государств. Затем им доверяли руководство партизанскими подразделениями, а наши товарищи выделялись в качестве советников, по два-три человека в подразделение.

ПОПОВ: Что касается Венгрии, то там нас ждали коммунисты, очень, кстати, немногочисленные, и, думаю, социал-демократы, либерально настроенное население...

ОРЛОВ: Мне довелось участвовать в освободительной миссии — был в Венгрии и Австрии. В Венгрии население встречало нас по большей части враждебно, иногда — нейтрально, но почти никогда — дружески. Совершенно иначе было в Австрии... Почему? Потому что в 1943-м на встрече министров иностранных дел трех великих держав было заявлено, что Австрия — не часть рейха, как считал Гитлер, а оккупированная территория. Поэтому и мы австрийцам объявляли, что не считаем их фашистами, что они — пострадавшая сторона. Хотя, конечно, эксцессы случались, но австрийцы очень здорово нам помогали.

ПОПОВ: В прошлом году я был в Венгрии, встречался с разными контингентами населения. Особенно меня интересовала студенческая молодежь. Так вот, почти никто из них не знает, что венгерская армия в союзе с немцами воевала на советской земле, что венгры, в частности, проводили карательные операции на территории Белоруссии. В 1944-м все, разумеется, было иначе. Очень многие видели в нас не освободителя, а врага.

ОРЛОВ: Я участвовал и в штурме Вены, и в штурме Будапешта — разница была очень большая. В Вене австрийцы часто прибегали к нам, говорили: «Там в проломе немецкий фаустпатронник, будьте осторожней!»

КИРПИЧЕНКО: Конечно, в Австрии нас считали избавителями, австрийцы часто представлялись: «цивиль Аустрия», мол, «я — гражданское лицо», или «остерайхи-ше социал-демократ», и даже билеты свои показывали... Там, в Австрии, атмосфера для наших войск была вполне благоприятная, о Чехословакии и говорить нечего — нас встречали цветами, объятиями, поцелуями, вином, хлебом, ни одного недружественного акта не было...

ОРЛОВ: В Венгрии же ничего похожего не было. Если там могли какую-то гадость сделать, то обязательно делали — тут же, немедленно. В Секешфехерваре — особенно...

КИРПИЧЕНКО: О, про этот город говорили, что легче было его один раз взять, чем два раза назвать!

ОРЛОВ: Уж это точно!

ПОПОВ: Кстати, в Венгрии, ко всему прочему, существенным фактором был языковой барьер. С румынами можно было хотя бы по-французски объясниться, по-немецки, а венгерский язык освоению не поддавался.

КИРПИЧЕНКО: Мы с вами двигались одними путями. Я, старший сержант 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, побывал в Польше, Австрии, Венгрии и Чехословакии — всюду нас действительно и ожидали, и встречали по-разному.

ТЮШКЕВИЧ: Даже многие западные историки пишут, что исторически Россия редко когда вступала в Европу с захватническими целями — она приходила в силу необходимости или по просьбе легитимных государей, правительств. Потому Германия и тратила столько сил на антисоветскую, антирусскую пропаганду.

МЯГКОВ: Да, геббельсовская машина, начиная уже с 1943 года, активно убеждала немцев, что когда придут русские, то будут кровь, насилие, террор и т. д. Геббельс призывал немцев верить, что в Германии русские будут делать то, что сами немцы делали в России.

Немцы, надо сказать, этому верили и, естественно, боялись нас вдвойне. Больше всех не хотели видеть Красную армию конечно же немцы... Вот февраль 1945-го, наши войска стремительно продвигаются к Одеру, идет эвакуация из Берлина, на вокзале суматоха, толпа, давка, и вдруг в этой суете встает увешанный наградами фельдфебель и громко призывает к тишине. Народ потихоньку начинает остывать, прислушивается, что же он говорит.

А он громким отчетливым голосом заявляет: «Вы добились, чего хотели! Когда сюда придут русские и сделают хотя бы сотую долю того, что мы сделали в России, поверьте, от Германии и от вас ничего не останется!»

— Впечатляет! Но ведь и Советское правительство, и командование Красной армии старались всех убедить, что советские солдаты идут за рубеж не мстителями, не карателями, а избавителями...

ТЮШКЕВИЧ: Да, в те дни не раз подчеркивалось по отношению как к немецкому народу, так и к другим, что мы вступаем на их территорию не как оккупанты...

ЯМПОЛЬСКИЙ: Руководство СССР предусмотрело и подготовило соответствующую документальноправовую базу наших действий. 2 апреля 1944 года по радио было передано официальное заявление нашего правительства, что мы вступаем на территорию Румынии не как оккупанты, а как освободители. А вот воззвание к самому румынскому народу, где сказано, что Красная армия выполняет приказ Верховного главнокомандующего преследовать неприятельские войска до их полного поражения и капитуляции. В воззвании подчеркивалось, что мы не преследуем целей изменять государственнополитическое устройство этого государства, ограничивать свободу религиозных конфессий, не претендуем на какие-то румынские земли... В пункте 12 указано, что стоимость всех реквизированных или добровольно продаваемых для нужд Красной армии предметов потребления и промышленных товаров выплачивается в леях по ценам, существовавшим до вступления советских войск. Разве мы наблюдали со стороны Германии такие жесты, когда они вступали на советскую территорию?

— Подобные воззвания адресовались и народам других восточноевропейских стран?

ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, 31 июля было подготовлено воззвание в связи со вступлением советских войск на территорию Польши. Здесь, правда, все обстояло несколько сложнее, поскольку мы прервали с польским правительством дипломатические отношения, и пришлось заключать соответствующие соглашения с польским Комитетом национального освобождения. Было оговорено, что на территории, освобожденной советскими войсками, власть полностью переходит к этому комитету, а там, где идут боевые действия, она осуществляется руководством Красной армии. Такое же постановление было и в отношении вступления наших войск в Венгрию... В общем, документы были заранее подготовлены, а затем конкретизировались применительно к той стране, на территории которой начинались боевые действия.

— Но все же некоторые современные авторы утверждают и, как представляется, достаточно аргументировано, что Красная армия эти страны все-таки оккупировала...

ТЮШКЕВИЧ: А что такое оккупация, каков этимологический смысл этого слова? Возьмем толковый словарь: « Оккупация — это насильственное занятие вооруженными силами какого-либо государства чужой территории». Да, было насильственное занятие, но по просьбе законного правительства, по логике событий... Те же, кто это отрицает, используют лишь отдельные факты негативного плана. В общем, выражаясь словами Тютчева, это люди, которые «с гнусностью подходят к объяснению прошлой истории».

ЯМПОЛЬСКИЙ: Хотя лжеисторики и пытаются называть нас оккупантами, фронтовики знают, убеждены, что Советский Союз преследовал совершенно иные цели.

КИРПИЧЕНКО: Действительно, весь вопрос в том, с какими целями пришла на чужую землю армия. Красная армия шла в Европу как освободитель для разгрома противника, выполняя и свой патриотический, и свой союзнический долг.

ТЮШКЕВИЧ: Я бы сказал, что действия Красной армии, направленные на освобождение своей территории и уничтожение противника, по своему социально-политическому характеру изначально имели освободительный характер, и потому вся борьба Советского Союза с фашизмом — это освободительная миссия. Когда же мы вступили на территорию восточноевропейских стран, то начался непосредственно процесс освобождения, оказания помощи этим народам, потому что другой силы, способной на это, не было. Кроме того, действия Красной армии были вдохновляющими для движения Сопротивления, национально-освободительной борьбы, да и, по существу, — для политики западноевропейских стран. В общем, вся объективная логика международных отношений, военно-политических событий, вооруженной борьбы обязывала нас вступать на эту территорию освободителями от фашизма, который был главным препятствием для развития человечества в XX веке.

Можно утверждать, что освободительная миссия Советского Союза началась 22 июня 1941 года, а не когда мы вступили на территорию других государств.