Наследница огня - Сара Маас

Хранителем Сказаний был не кто иной, как Эмрис. Такого звания в Вендалине удостаивались немногие. Хранителей почитали. Когда Эмрис начинал повествование, всем остальным полагалось слушать и молчать. К тому же каждый Хранитель Сказаний был живой библиотекой, живым хранилищем мифов и легенд королевства.

Постепенно Селена узнала и запомнила, кого как зовут. Делала она это больше по привычке ассасина, изучая свое окружение и выявляя потенциальных врагов и прочие угрозы. Она знала, что и сама является предметом скрытого изучения. Иногда собственная замкнутость вызывала у нее легкую досаду. Но ведь и обитатели крепости не делали попыток познакомиться. Стоило ей вспомнить об этом, и досада сразу же исчезала.

Единственным, кто не оставлял попыток сблизиться с нею, был Лока. По утрам он забрасывал Селену вопросами. Она молчала. Парень не обижался и начинал болтать о своем обучении, о погоде или рассказывал последние сплетни крепости. Лишь однажды Лока оставил свою обычную болтливость и заговорил с Селеной всерьез. Помнится, в то утро Селене стоило неимоверных усилий проснуться, и только шрам на ладони заставил ее спустить ноги на стылый пол. После завтрака она мыла посуду, невидяще глядя в окно. Настроение было препаршивое. Лока подошел, опустил в чан грязную кастрюлю и вдруг сказал:

– Я когда здесь появился, очень долго не мог говорить о своем прошлом. Были дни, когда я вообще рта не мог открыть. И из постели не мог выбраться. Но если… когда-нибудь тебе захочется поговорить…

Селена одарила его долгим тяжелым взглядом. Лока замолк и больше подобных разговоров с нею не заводил.

Спасибо Эмрису, тот вообще не лез в душу. Говорил только по необходимости. Нередко просто забывал о ее присутствии, особенно когда в кухню спускался Малакай. Парный Эмриса приходил удостовериться, что Селена не наделала никаких бед. Ее не касались и совершенно не занимали связи между обитателями крепости, особенно однополые. Но здесь она была невольной свидетельницей нежностей Малакая. Она ненавидела их близость. Ей было противно смотреть, как вспыхивали глаза Малакая, стоило ему увидеть Эмриса. Временами Селена просто задыхалась от ненависти.

Ей было любопытно, почему и Рован прилетает (в птичьем облике) послушать истории Эмриса, но она не спрашивала. По негласной договоренности все разговоры между ними касались только обучения.

Правда, их занятия лишь с очень большой натяжкой можно было назвать обучением. Селена так ничего и не достигла. Ни одного превращения. Рован насмехался над нею, шипел от негодования, но у нее ничего не получалось. Когда он отлучался по нужде, Селена добросовестно пыталась совершить превращение, и опять ничего. Рован грозился снова повести ее к курганам. Селена ответила так, что угрозы сразу же прекратились. Она пообещала голыми руками разорвать себе горло, если только он потащит ее в то место. К ее удивлению, Рован пошел на попятную. И потому они продолжали сидеть на развалинах храма, переругиваясь или погружаясь в гнетущую тишину. Иногда их перебранки бывали мысленными. Порою Селене хотелось уничтожить весь мир, и тогда Рован заставлял ее колоть дрова. Чурбан за чурбаном, пока руки не покрывались волдырями и у нее уже не оставалось сил взмахнуть топором. Однажды, не выдержав, кусая губы, чтобы не зареветь, Селена спросила, зачем он так издевается над нею.

– Ты понапрасну растрачиваешь силы, злясь на весь мир, – невозмутимо ответил Рован. – Я впустую трачу на тебя силы и жду, когда ты соизволишь превратиться. А ты упорствуешь и тянешь время. Так пусть от тебя будет хоть какая-то польза.

Он по-прежнему ждал. Ждал, когда она совершит превращение. А Селена по-прежнему вздрагивала от одной только мысли об этом.

Наступил восьмой день ее жизни в крепости. Утром Эмрис поручил ей чистить кастрюли и сковородки. У Селены отчаянно ломило спину, однако Рован, как всегда, явился за нею после завтрака и повел к развалинам храма, ставшим для нее не менее привычным местом, чем крепость. Где-то на середине пути Селена остановилась:

– У меня есть предложение.

Обычно она без надобности не заговаривала с Рованом, да и то в основном чтобы огрызнуться или сказать колкость.

– Я хочу видеть, как ты сам превращаешься.

Зеленые глаза фэйца вспыхнули и тут же погасли.

– Ты не вправе предлагать мне что-либо и уж тем более – приказывать.

– А просить тоже нельзя? Я просто прошу: покажи, как ты это делаешь.

Ее воспоминания о террасенских фэйцах были туманными. Селена не могла вспомнить, видела ли в детстве, как кто-то из них превращался, насколько быстро это происходило и куда девалась их одежда.

Рован выразительно посмотрел на нее. «Только один раз». И потом…

Неяркая вспышка света, мелькание цветовых пятен, и вот уже на ветке соседнего дерева сидел, хлопая крыльями, белохвостый ястреб. Потом он щелкнул клювом. Селена обшарила глазами мшистый подлесок. Одежда Рована и его оружие нигде не валялись. Все произошло за пару мгновений.

Ястреб испустил боевой клекот и ринулся вниз. Когти его были нацелены Селене в глаза. Она спряталась за дерево. Новая вспышка. Опять мелькнули разноцветные пятна. Перед нею стоял Рован в полном облачении и с оружием. Вид у него был по-ястребиному свирепый.

«Твоя очередь», – говорили его глаза.

Селене не хотелось показывать свой испуг, хотя внутри все дрожало. Но само превращение. Это было что-то невероятное.

– А куда девалась твоя одежда?

– Оставалась где-то между мирами. Меня это не волнует.

У него снова были безжизненные, лишенные проблеска радости глаза. Наверное, она сама выглядела не лучше. У нее тоже были безжизненные глаза в ту ночь, когда она расправилась с Аркером. Селена помнила, как ужаснулся Шаол, увидев ее рядом с телом куртизана. Что же могло сделать Рована таким бездушным?

Он оскалился, однако Селена не испугалась. В крепости она насмотрелась на воинов-полуфэйцев. Те рычали и показывали зубы по каждому поводу. Обрывки террасенских легенд в памяти Селены рисовали фэйцев возвышенными, кроткими созданиями. Те фэйцы гуляли, взявшись за руки, или танцевали на своих нескончаемых празднествах. Волосы женщин неизменно украшали яркие цветы. Здешние полукровки в большинстве своем были хищниками. И не только мужчины. Попадались не менее агрессивные, властные женщины. Те тоже рычали, когда были чем-то недовольны или даже просто голодны. Селена с усмешкой подумала, что при некотором старании она бы неплохо вписалась в их компанию.

Рован продолжал на нее смотреть. Селена успокоила дыхание. Вообразила призрачные пальцы, забирающиеся к ней внутрь и вытягивающие оттуда ее фэйский облик. Вообразила игру света и цвета. Попыталась мысленно вытолкнуть себя из смертного тела. И… не могла.

– Иногда я думаю, а не является ли возня со мной твоим наказанием, – процедила она сквозь зубы. – Но чем ты так мог рассердить ее бессмертное величество?

– Не смей говорить о Маэве в подобном тоне!

– Я могу говорить в любом тоне, в каком захочу. А ты можешь злиться на меня, рычать и шипеть. Можешь заставить меня весь день колоть дрова. Но говорить я буду, что хочу. И ты не заставишь меня молчать… если только не отважишься вырвать мне язык.

С быстротой молнии Рован взмахнул рукой, и язык Селены оказался зажат у него в пальцах. Она даже задохнулась. Попробовала больно укусить его за пальцы. На Рована это не подействовало.

– Давай, говори, что хочешь, – издевательски промурлыкал он.

Железные пальцы больно сдавливали ее язык. Селена задыхалась. У нее был единственный выход: ударить его между ног и попытаться завладеть хотя бы одним кинжалом. Но Рован успел раньше. Ее тело натолкнулось на стену стальных мускулов, закаленных и обученных сотнями лет сражений и упражнений. Рован прижал ее к дереву. Селена представляла для него не больше опасности, чем докучливая букашка, которую надо отучить жужжать под ухом.

Потом он отпустил ее язык. Селена глотнула воздух. Грязно обругала Рована и плюнула ему под ноги. И тогда Рован ее укусил.

Он вел себя как зверь. Его клыки пронзили ей кожу на плече, возле самой шеи. Селена вскрикнула. Укус был болезненным. Она так оторопела, что застыла, не в силах пошевелиться. Да и как тут шевельнешься, когда Рован буквально вдавил ее в дерево? Его клыки все глубже вгрызались ей в плечо. По рубашке текла кровь. Селена Сардотин, чье имя наводило ужас на людей, превратилась в жалкую, слабую, ни на что не годную девчонку.

Она тоже зарычала. Это было рычание загнанного зверя. Но загнанный зверь бывает опасен. Собрав последние силы, она толкнула Рована.

Он попятился, но лишь на шаг. Никак он собирался прокусить ей плечо до кости? Боли Селена не чувствовала, оставляя без внимания и кровь, и… вспышку света.

Ей хотелось впиться ему в горло. Вогнать туда свои удлинившиеся клыки. Селена снова зарычала. Превращение совершилось.