К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Неизбежно возникает вопрос: почему, несмотря на столь очевидный успех консервативного лечения, оба консилиума постановили делать операцию? Это невероятное для опытных врачей решение можно объяснить только давлением извне. А такое давление существовало. Известно, что вопрос о болезни Фрунзе обсуждался даже на Политбюро, причем именно Сталин и Ворошилов настаивали на проведении операции.

В своем письме к жене М. В. Фрунзе несколько покривил душой. Он не был ни в какой степени удовлетворен решением двух консилиумов. Однако эти решения ставили его – храбрейшего полководца – в трудное положение. Отказаться от операции значило вызвать упреки в боязни, в нерешительности. И Фрунзе согласился, но сделал это с тяжелым сердцем. В 1965 г. были опубликованы воспоминания старого большевика и личного друга М. В. Фрунзе И. К. Гамбурга. «Незадолго до операции, – пишет Гамбург о последних днях М. В. Фрунзе, – я зашел к нему повидаться. Он был расстроен и сказал, что не хотел бы ложиться на операционный стол… Предчувствие какого-то неблагополучия, чего-то непоправимого угнетало его… Я убеждал Михаила Васильевича отказаться от операции, поскольку мысль о ней его угнетает. Но он отрицательно покачивал головой: – Сталин настаивает на операции, говорит, что надо раз и навсегда освободиться от язвы желудка. Я решил лечь под нож…» [168]

Операция состоялась днем 29 октября. Для наркоза применяли хлороформ, хотя уже в 1925 г. было известно более эффективное средство – эфир. По свидетельству Гамбурга, Фрунзе плохо засыпал, наркоз действовал на него слабо. Профессор Розанов, руководивший операцией, принял решение увеличить почти вдвое против нормы дозу хлороформа, что было крайне опасно для сердца Фрунзе. Невольно возникает вопрос: нужно ли было идти на риск, если состояние здоровья не вызывало особых опасений?

Операция началась в 12 часов 40 минут. При этом сразу же выявилась ее полная ненужность. Хирурги не обнаружили никакой язвы желудка; имелся небольшой рубец на месте зажившей язвы. Однако для сердца Фрунзе оказалась непосильной увеличенная доза наркоза. Состояние больного стало резко ухудшаться. В 5 часов вечера 29 октября, то есть уже после операции, в больницу приехали Сталин и Микоян, но в палату к больному их не пустили. Сталин передал Фрунзе записку: «Дружок! Был сегодня в 5 ч. вечера у т. Розанова (я и Микоян). Хотели к тебе зайти, – не пустил, язва. Мы вынуждены были покориться силе. Не скучай, голубчик мой. Привет. Мы еще придем, мы еще придем… Коба».

Увидеть Фрунзе живым ни Сталину, ни Микояну уже не пришлось. Через 30 часов после операции сердце М. В. Фрунзе перестало биться.

1 ноября 1925 г. в «Правде» было опубликовано правительственное сообщение: «В ночь на 31 октября от паралича сердца умер после операции председатель Реввоенсовета СССР Михаил Васильевич Фрунзе».

В тот же день в газетах был опубликован и протокол вскрытия, в котором, в частности, говорилось: «Анатомический диагноз: …зажившая круглая язва 12-перстной кишки с резко выраженным рубцовым уплотнением… Поверхностные изъязвления различной давности выхода желудка в верхней части 12-перстной кишки… Острое гнойное воспаление брюшины. Паренхиматозное перерождение мышцы сердца, почек, печени…» [169]

В этом же номере газет содержалось и довольно туманное заключение о болезни Фрунзе. «Заболевание М. В. Фрунзе, – говорилось в нем, – как показало вскрытие, заключалось, с одной стороны, в наличности круглой язвы 12-перстной кишки, подвергшейся рубцеванию и повлекшей за собой развитие рубцовых разрастаний… С другой стороны, в качестве последствий от бывшей в 1916 г. операции – удаления червеобразного отростка, имелся старый воспалительный процесс брюшной полости. Операция, предпринятая 29 октября 1925 г. по поводу язвы 12-перстной кишки, вызвала обострение имевшего место хронического воспалительного процесса, что повлекло за собой быстрый упадок сердечной деятельности и смертельный исход. Обнаруженные при вскрытии недоразвитость аорты и артерий, а также сохранившаяся зобная железа являются основой для предположения о нестойкости организма по отношению к наркозу и в смысле плохой сопротивляемости его по отношению к инфекции».

3 ноября 1925 г. в «Правде» было опубликовано несколько статей, посвященных памяти Фрунзе. («Можем ли мы упрекнуть бедное сердце, – писал, например, М. Кольцов, – за сдачу перед шестьюдесятью граммами хлороформа, после того как оно выдержало два года смертничества, веревку палача на шее».) Здесь же была помещена и официальная статья «К истории болезни тов. Фрунзе». «Ввиду интереса, какой представляет для товарищей вопрос об истории болезни тов. Фрунзе, – говорилось в ней, – редакция считает своевременным напечатать следующий документ».

Далее шли протоколы двух консультаций у постели М. В. Фрунзе и заключение об операции. В этом заключении, в частности, говорилось: «29 октября 1925 г. у тов. М. В. Фрунзе в больнице имени Боткина проведена операция проф. В. Н. Розановым при участии проф. И. Грекова, проф. А. Мартынова и доктора А. Д. Очкина… Операция, произведенная под общим наркозом, длилась 35 мин. По вскрытии брюшной полости… обнаружены… диффузное уплотнение привратника и небольшой рубец в начале 12-перстной кишки, по-видимому, на месте зажившей язвы… Больной трудно засыпал и оставался под наркозом один час 5 мин.».

Нелишне будет привести еще один документ – запись беседы с профессором Грековым, опубликованную в газете «Известия» 3 ноября и полную всякого рода противоречивых и туманных рассуждений.

«Последний консилиум был 23 октября, – заявил Греков. – Все подробности этого совещания были изложены тов. Фрунзе, и ему была предложена операция. Несмотря на то что возможность неблагоприятного исхода от тов. Фрунзе не скрывалась, он все-таки пожелал подвергнуться операции, так как считал свое состояние лишающим его возможности продолжать ответственную работу. Тов. Фрунзе просил только оперировать его по возможности скорее. После операции вызвала тревогу плохая деятельность сердца… К больному после операции, естественно, никого не допускали, но, когда тов. Фрунзе сообщили, что ему прислал записку тов. Сталин, он попросил записку эту прочесть и радостно улыбался… Операция относилась к разряду нетяжелых. Произведена она была по всем правилам хирургического искусства, и печальный исход ее представлялся бы совершенно необъяснимым, если не взвесить данных, полученных при операции и вскрытии. Ясно, что в организме… были особенности, которые и обусловили печальный исход». Далее говорилось о том, что революция и война ослабили организм Фрунзе. «Невольно возникает вопрос, – закончил свою беседу Греков, – можно ли было обойтись без операции? Все изменения, которые обнаружились при операции, говорят, несомненно, в пользу того, что тов. Фрунзе был без операции неизлечим и даже находился под угрозой неминуемой и возможно внезапной смерти».

Обстоятельства, связанные с неожиданной смертью М. В. Фрунзе после сравнительно несложной операции, а также крайне путаные объяснения врачей, проводивших эту операцию, вызвали недоумение в широких партийных кругах. Ива но во-воз не сен ские коммунисты (революционная деятельность Фрунзе была ранее тесно связана с Иваново-Вознесенском) требовали даже создать специальную комиссию для расследования причин его смерти. В середине ноября 1925 г. под председательством Н. И. Подвойского состоялось также заседание правления Общества старых большевиков по поводу смерти М. В. Фрунзе. На это заседание был вызван нарком здравоохранения Н. А. Семашко. Из доклада Семашко и его ответов на заданные вопросы выяснилось, что ни лечащий врач, ни проф. В. Н. Розанов не торопили с операцией и что многие участники консилиума не были достаточно компетентны. Все дело шло не через Наркомат здравоохранения, а через лечебную комиссию ЦК, во главе которой имелись люди, о которых Семашко отозвался весьма неодобрительно. Выяснилось также, что перед консилиумом В. Н. Розанова вызывали к себе Сталин и Зиновьев. От Семашко же стало известно, что уже во время операции от слишком большой дозы наркоза возникла угроза смерти Фрунзе на операционном столе. После смерти Фрунзе проф. Розанов был настолько потрясен, что не мог работать, и председатель Совнаркома СССР А. Рыков приезжал к нему, чтобы его успокоить и сообщить, что никто не возлагает на него ответственность за случившееся. Правление Общества старых большевиков после обсуждения этого вопроса в своем решении подчеркнуло безобразное отношение к старым большевикам; было условлено также довести это решение до сведения съезда партии.

На XIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 г. вопрос о смерти Фрунзе не обсуждался. Однако в журнале «Новый мир» в № 5 за 1926 г. опубликована «Повесть непогашенной луны» писателя Б. Пильняка. В предисловии к ней говорилось: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М. В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видев его раза два. Все это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не искал в нем подлинных фактов и живых лиц». Однако в действительности речь шла в повести именно о смерти М. В. Фрунзе, причем Б. Пильняк обнаружил очень хорошее знание всех обстоятельств, связанных с операцией и смертью Фрунзе. Неудивительно, что весь тираж журнала с повестью Пильняка был немедленно конфискован. Случайно сохранилось лишь несколько номеров журнала, представляющих сегодня огромную библиографическую редкость. Уже в следующем номере «Нового мира» редакция признала, что публикация повести Пильняка была «явной и грубой ошибкой».