Чудесный переплет. Часть 1 - Оксана Малиновская

Я прыснула со смеху, как только проснувшееся воображение нарисовало перед глазами очередную комичную картинку: звёздная ночь, звенящая тишина, берег Волги. Недалеко от воды горит костёр, рядом с костром — мангал, у которого колдует Иван, время от времени бросающий озабоченный голодный взгляд в сторону реки. В высоких камышах по грудь в воде, экипированный по полной программе и с огромным маскировочным пучком соломы на голове, неподвижно застыл Матвей с охотничьим ружьём на изготовку. Кого он пасёт? Я смотрю в направлении, обозначенном стволом ружья, и в пятнадцати метрах правее от мужчины, у камышей, замечаю любопытную картину. На серебрящейся от яркого света луны и звёзд глади воды стадо из пяти бурёнок, счастливо помукивая, подобно ничего не подозревающим уточкам, пасётся на водорослевой плантации, то ныряя и взбрыкивая задними копытами к звёздам, то вновь появляясь на поверхности с пучком водорослей или рыбиной во рту.

Раздаётся выстрел — и одна бурёнка с громким всплеском переворачивается на спину и неподвижно застывает в воде, всеми четырьмя копытами кверху. В стаде возникает переполох: коровы громко кряка… тьфу ты, мычат и бьют копытами по воде, как будто пытаются взлететь, потом с места втыкают четвёртую передачу и быстрее моторной лодки клином стартуют на другой берег. Матвей опускает ружьё и удовлетворённо хмыкает, щёлкая в воздухе пальцами. Непонятно откуда взявшийся Баксик шумно раздвигает грудью камыши и с громким плюхом шлёпается в воду, обдавая брызгами Матвея. Пёс спешит к добыче, пока не утонула. Подплыв к бурёнке, он вцепляется ей в торчащую ляжку и — откуда только силы взялись — быстро буксирует тушку к берегу, где его уже поджидает потирающий руки довольный Иван. «О! Так мы ещё и уху сварганим!» — радостно восклицает Иван, с усилием разжимая корове зубы и вытаскивая из её рта килограммовую щуку…

— А на рынке мясо не проще достать? — иронично заметил Иван, прервав мои фантазии, которые, подобно Карлсону, мгновенно растворились в пространстве, но обещали вернуться.

— А как же охотничий инстинкт? — невозмутимо ответил Матвей и, брезгливо сморщившись, добавил: — И потом, а вдруг нарвёшься на мясо сбитой накануне ночью тёлки? А тут верняк, свежак.

— Ну–ну, — усмехнулся Иван, — свежевать сам будешь.

— Ага, вот ещё, — фыркнул Матвей. — Я пищу добываю, а тебе обрабатывать! Так будет честно.

Он поудобнее устроился в кресле и, улыбаясь каким–то своим мыслям, задумчиво произнёс:

— Эх–х–х, люблю я печёнку жареную, свеженькую.

Баксик, всё это время внимательно слушавший разговор мужчин, пригревшись у меня на коленях, вдруг резво вскочил, едва не свалившись на арбузы, и требовательно тявкнул.

Я посмотрела на него и ласково улыбнулась:

— Ну вот, а про ребёнка забыли, да? Милый, конечно же и тебе перепадёт — ты получишь самый лакомый кусочек, обещаю.

Баксик благодарно пискнул и лизнул меня в нос. Водитель с возрастающим беспокойством подозрительно косился то на сидящего рядом Матвея, то, в зеркало заднего вида, на Ивана, наконец, не выдержав, он осторожно поинтересовался:

— Мужики, вы… это… серьёзно, что ли?

Мы удивлённо переглянулись, как будто Алик спросил, не подбросить ли нас до Гваделупы вместо рыболовной базы, и, как по команде, расхохотались.

— Да что вы! — сквозь смех, стараясь говорить как можно мягче и убедительнее, заверила я водителя. — Ребята шутят! Поймите правильно, сутки в душном вагоне… вот и резвятся.

Мужчина ещё раз окинул теперь уже всех нас подозрительным взглядом, но ничего не сказал.

— Ну вот и прибыли, — наконец произнёс Алик то, что мы давно жаждали услышать, съезжая с широкого асфальтированного шоссе влево, на узкую, грунтовую, страшно разбитую дорогу.

Откровенно говоря, «дорогой» это творение природы язык не поворачивался назвать: через огромный луг, поросший короткой, пожухлой, выжженной солнцем и объеденной домашними животными травой, над которой мелкими и крупными островками возвышались кусты, проходила разбитая колея, густо усеянная высохшими шматками грязи. Водитель двигался с осторожностью, стараясь не повредить днище автомобиля. Представляю, что здесь творится во время дождя…

Как будто прочитав мои мысли, напряжённо всматривающийся в условно проезжую часть Алик, выбиравший места для объезда наиболее опасных участков дороги, сказал:

— Подъезд отвратительный, хоть бы заасфальтировали, наконец. Несколько дней назад ливень шёл, а мне людей с базы вывозить на поезд. Засел в глине по самые… э–э–э… уши. Хорошо, что трактор быстро найти удалось, а то опоздали бы люди на поезд.

Колея тянулась до самой базы — я сразу поняла, что это она, увидев метрах в трёхстах впереди высокий сплошной металлический забор с распахнутыми настежь двухстворчатыми воротами, предназначенными для въезда автотранспорта. Слева от территории базы, примыкая непосредственно к ней, в два ряда возвышались жилые дома довольно большого по местным меркам посёлка, окончания которого я так и не смогла разглядеть за высокими деревьями с густыми кронами, часто высаженными на всём протяжении единственной улицы посёлка и вокруг него. Справа от базы — всё тот же луг, постепенно переходящий в подобие жидкого леска из кустообразных деревьев.

Глава 4. ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА РЫБОЛОВНОЙ БАЗЕ

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. Во попала…

Наша машина въехала в открытые ворота и почти сразу же остановилась слева от въезда, у одноэтажного здания из белого кирпича, нехитрым дизайном напоминавшего административное. Мы вышли, ребята и Алик начали вытаскивать вещи, складывая их на зелёной лужайке неподалёку, а я, выпустив Баксика на травку, с любопытством огляделась вокруг.

Территория базы была довольно обширной — соток сорок–пятьдесят, не меньше. Здание, у которого мы остановились, судя по табличке над входной дверью, было столовой. К столовой примыкал добротный двухэтажный деревянный дом, предназначенный для круглогодичного проживания и явно не для постояльцев. От ворот мимо столовой и дома вилась широкая дорожка, вымощенная обыкновенным кирпичом и заканчивающаяся где–то там, впереди, на небольшом пригорке, окаймлённом высокими деревьями, тень от листвы которых покрывала не менее четверти территории базы. Я нутром почувствовала, что там, за пригорком, — река. Слева, перед самым пригорком, навеки застыл старый вагончик. В нём, как выяснилось позже, размещались егеря, дежурившие или отдыхавшие после рабочей смены. Напротив вагончика, через дорожку, находился сарай, в котором хранились канистры с горючим, различные запчасти для лодок и многочисленный хозяйственный инвентарь.

Справа от меня, чуть дальше от въездных ворот, вдоль забора выстроились в ряд летний душ, туалет и летняя кухня под крытым шифером навесом. В глубине участка, отделённые от вспомогательных сооружений широкой и длинной полосой голой земли, предназначенной для любителей палаточного отдыха, высились, собственно, жилые домики. Восемь бревенчатых избушек, установленных без фундамента на толстых метровых кирпичных сваях–опорах, образовывали круг, в центре которого была возведена довольно вместительная крытая беседка с длинным деревянным столом посередине и лавками по обеим его сторонам. Всё пространство вокруг беседки и до самых крылец домиков щедрым слоем покрывал крупный желтоватый гравий.

Между двумя дальними домиками, ближе всего расположенными к воде, начиналась вторая мощённая кирпичом дорожка, также заканчивающаяся на пригорке у реки. Слева и справа от дорожки, в десятке метров от домиков, стояли ещё две беседки — не такие фундаментальные, как центральная, но также довольно вместительные и уютные. Почти у самого пригорка, справа от дорожки, красовалась огромная русская баня, которая, казалось, могла вместить всех постояльцев базы вместе с обслуживающим персоналом одновременно. Всё свободное пространство базы было покрыто ухоженной, коротко подстриженной зелёной травой.

Охваченная радостным возбуждением, подобно невесте, спешащей в загс к сдавшемуся наконец жениху — быстрей, пока не передумал, — даже не заглянув в домик, куда ребята уже перетаскивали наши вещи, я рванула по дорожке к серебрящейся за пригорком узкой полоске–ниточке. Я не замечала никого и ничего вокруг, лишь её, заветную полоску, таящую в себе то, о чём я так давно мечтала, — стаи огромных рыбёшек, с нетерпением ожидавших моего приезда.

Мощённая кирпичом дорожка взбежала на высокий берег реки и оборвалась у деревянного мостика, сколоченного из двух длинных досок, соединявшего берег с крепким дощатым причалом, рассчитанным на шесть лодок. Три лодки уже доставили своих пассажиров–рыбаков и теперь мирно отдыхали на приколе, лениво покачиваясь на волнах от проходивших неподалёку катеров, а оставшиеся три всё ещё бороздили где–то необъятные просторы Волги и её многочисленных притоков в погоне за рыбными трофеями.