Будапештская миссия - Лев Безыменский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О странностях этого рапорта можно рассуждать. Почему не на бланке, а на листке бумаги? Откуда дата 17 июля, странно совпадающая с датой доклада Меркулова Молотову. Нет на рапорте и резолюции, только ссылка на нее, сделанная самим Смольцовым. Можно ставить под вопрос подлинность подписи. Но шведские эксперты в 1992 году подтвердили подлинность рапорта.
Смольцов давно покинул этот мир, однако в Санкт-Петербурге живет его бывшая подчиненная, работавшая в то время вместе со Смольцовым на Лубянке врач Раиса Кузьмина. Она отказалась встретиться со мной, однако по телефону рассказала, что никогда не осматривала Валленберга, более того, о его существовании узнала только в наше время. Смольцова Кузьмина охарактеризовала "положительно". Главное, что, по её словам, Смольцов пользовался безграничным доверием руководства госбезопасности. Он работал в системе ещё со времен Дзержинского, и именно ему поручали, говорила она, "самые сложные случаи". Таким образом, если Валленберг должен был быть расстрелян или отравлен, то ни в личном поручении Абакумова Смольцову, ни в личном рапорте нет ничего удивительного.
Любопытно следующее. Смольцов просит "указания, кому поручить вскрытие трупа на предмет установления причины смерти". Необычный вопрос, если заключенный умер своей смертью. В таких случаях, по словам Кузьминой, все без исключения трупы отправляли на вскрытие в морг Бутырской тюрьмы. Зачем же какие-то уточнения, если нет "проблем" в виде пулевых отверстий или следов отравления? В тот же день, 17 июля, Смольцов приписывает на листке: "Доложил лично министру. Приказано труп кремировать без вскрытия". Если бы Валленберг действительно умер своей смертью, труп попал бы на положенное вскрытие в Бутырке и МГБ получило бы медицинское заключение более убедительное, чем смольцовское "предположительно". Однако приказ есть приказ.
Правда, не прошло и... 20 лет, как на свет появился иной вариант смерти Валленберга. Он содержался в заключении Главной военной прокуратуры РФ и гласил:
"Бывший осужденный ИТК № 8, которая находилась в 15 км от г. Москвы, в бывшем имении графа Шереметева, Сасовский Е. М. пояснил, что примерно в 1950 г. начальник колонии, будучи в нетрезвом состоянии, разрубил топором дверь радиоузла, где он работал, и, будучи возмущенным его отсутствием, заявил, что нервы у него сдают в связи с тем, что он лично по указанию руководства расстрелял много людей и "года три тому назад мне поручили жидовского прихвостня из Швеции. Устроили ему прогулку в "Коммунарку", там в лесочке и уложили шведа. Своих не хватает" (т. 4, л. д. 158 - 162).
Увы, номер дела не придает особой убедительности пересказу слов пьяного начальника колонии № 8. Зачем надо было из надежного дома в Варсонофьевском переулке вести жертву в какой-то лесок? Живописные подробности не увеличивают достоверность пересказа, и я склонен больше верить незаверенному тексту Смольцова, чем этой версии. В документе Смольцова есть логика событий страшной эпохи, в которой мы жили. Труп был кремирован без документального оформления, что тогда не составляло проблемы. На этом закончилась история Рауля Валленберга, человека, который вошел в историю как спаситель тысяч евреев, но был слишком неосторожен в обращении с собственной жизнью...
Глава 4
РАУЛЬ ВАЛЛЕНБЕРГ - ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
Странности истории
Несть числа странностям истории. В том, как она обошлась с 33-летним шведским дипломатом, проще выбрать моменты, которые нельзя назвать странными. Начиная с 13 января 1945 года - дня прихода Рауля Валленберга к советским войскам в Будапеште и кончая днем 17 июля 1947 года - днем, когда была зарегистрирована его смерть - все выглядело и выглядит до сегодняшнего дня по меньшей мере странным. Об этом шла речь в предыдущих главах этой книги - и, увы, будет говориться в настоящей, заключительной главе. Сама дата смерти Валленберга ставится под сомнение - таково заключение шведской стороны в российско-шведской рабочей группе, которая была создана 10 лет назад.
Будем откровенны: иначе быть и не могло. Арест, совершившийся вопреки всем нормам цивилизованного поведения; заключение, незаконное по всем своим характеристикам; смерть, скорее походящая на убийство; наконец, вопиющий и заведомый обман общественного мнения со стороны советского правительства все это обусловливало необходимость и неизбежность лжи. Сначала она казалась странной, затем стала нормой поведения советской политики и заставляла отказываться от обычных, объяснимых здравым смыслом шагов и действий. Их не было в том, как вела себя советская дипломатия - не сама по себе, а как часть созданной в СССР системы мышления и поведения.
То, что мы до сих пор могли (и не могли) узнать о событиях вокруг личности шведского дипломата, составляет некую, порой абсурдную коллекцию. Начало её, как можно было понять и увидеть по первым главам книги, относится к осени - зиме 1944 года, а конца ей не видать, ибо сообщения о "живом" Валленберге продолжают поступать до сегодняшнего дня. Здесь не помогли десятки советских официальных заявлений о смерти шведского дипломата - ведь известно правило: "Единожды солгавши..." Тем не менее (а, может быть, тем более) миновавший исторический период (1945 - 2001) заслуживает анализа. Хотя он, увы, ничего не может изменить в конечном итоге (Валленберг мертв, погубивший его режим подвергся всеобщему осуждению и развалился), очень полезно попытаться разобраться в той технологии государственной лжи, которая была создана советским режимом. Неправильны утверждения, будто советские власти не придавали делу Валленберга особого значения (по крайней мере на первой стадии). Нет, это было не так: ведь им занимались высшие государственные деятели Советского Союза (включая Сталина), его неоднократно обсуждало Политбюро (Президиум) ЦК КПСС. Другое дело, что советский режим сам себе создал сие дело (по принципу "за что боролись, на то и напоролись"). Но толстые тома документов, накопившихся из шведских запросов и советских ответов, заслуживают разбора.
Если обратить внимание на советские ответы по Валленбергу, то их характер менялся. Сначала самой главной отличительной чертой был разнобой. Деканозов говорил о заботе, окружающей Валленберга, "Радио Кошут" - о гибели, чиновники МИД - о том, что вообще Валленберга знать не знают. Разнобой, как выясняется, был и в верхах: МИД действительно не знал того, что знает МГБ; МГБ не обращало внимания на нужды дипломатов. Разнобой длился довольно долго. Почему? В первую очередь из-за слепой уверенности спецслужб в том, что им все позволено, все дозволено. Своеобразное государство в государстве, ведомство Абакумова могло себе позволить не сообщать не только МИДу, но и соседним службам (внешней разведке) об аресте Валленберга, а когда об этом все-таки стало известно, позволяло себе не давать никаких разъяснений по поводу причин и целей ареста. Добавлю, что это происходило в "кульминационный период" авторитета Абакумова в глазах Сталина, а следовательно, во время, когда ни один из руководящих деятелей советского государства не мог осмелиться оспорить решение Абакумова.
Но даже когда Абакумов зашатался, его действия не подлежали обсуждению (и осуждению). На них как бы распространялась незримая "эманация" сталинского имени: а вдруг Сталин, одобрив действия Абакумова, дал ему некие особые указания? Вдруг Валленберг действительно нужен для каких-то неизвестных целей? Так постепенно стал вырабатываться некий "образчик" для советских ответов в ответ на шведские запросы: занимать неопределенную позицию, не опровергая шведские мнения о возможности гибели Валленберга во время боев в Будапеште. Примерно в этом направлении идет ответ Вышинского в августе 1947 года, в котором говорилось, что Валленберга "нет в Советском Союзе". Напомним, что признание последовало с советской стороны лишь в 1957 году, то есть значительно после смерти Сталина. В рамках же "общей неопределенности", существовавшей вокруг дела с 1945 года, разнобой первых лет сменился ничего не обязывающими и ничего не разъяснявшими заявлениями на "среднем уровне".
Оба периода (разнобоя, а затем бессодержательных ответов) очень логично укладываются в новую схему, которую мы узнали от Александра Николаевича Яковлева. Ведомство Берия - Абакумова - Меркулова - Серова испытало чувство, близкое к коллапсу, когда выяснило крах своих надежд на продолжение сотрудничества с Раулем Валленбергом. Он наотрез отказался (чему, безусловно, способствовало поведение хозяев Лубянки). Как же это можно было перенести, когда ранее полезный человек говорит "нет"?
По мнению А. Н. Яковлева, сам факт сотрудничества Валленберга с советской, как, впрочем, с американской, английской и даже со шведской, секретной службой был не только естественным, но и необходимым.
- Для выполнения своей благородной, но необычайно сложной цели спасения обреченных нацистами на смерть людей - Валленбергу в чужом ему городе нужна была помощь, - считает Яковлев. - Ее могли оказать специальные службы. Трудно сейчас установить, когда он искал помощи у советской стороны, - была ли это связь с представителями военной или чекистской разведки. Для Валленберга тогда, в Будапеште, это было бы безразличным, для советской же стороны после войны - небезразличным. У меня есть серьезное подозрение, что он вышел на работников ГРУ, чего чекисты ему потом не простили.