Минимальные потери - Алексей Евтушенко

В горячке боя Эрика совершенно утратила чувство времени и взглянула на часы лишь тогда, когда, еще способные к сопротивлению «капли», видимо, подчиняясь приказу, стали на полной скорости отступать к кораблю-матке.

Семнадцать минут, дамы и господа. Всего каких-то семнадцать минут, за которые она истратила почти все заряды для аннигилятора, лично уничтожила одну «каплю», дважды чуть крупно не подставилась сама, один раз едва успела прийти на помощь Гансу Шеферу и заработала крепкий ожог правого переднего сектора, потеряв квантовую пушку средней мощности. Но драться она могла вполне, а потому вместе с остальными кинулась в погоню за врагом, который, потеряв больше трети состава (восемь из двадцати одной «капли» уже превратились в бесформенные оплавленные куски, и еще, как минимум, четыре были крепко подбиты), уносился под защиту корабля-матки во весь опор своих сияющих ослепительным плазменным огнем дюз.

Дальнейшее произошло как-то очень быстро. Во всяком случае так показалось Эрике.

Пока «космические охотники» разбирались с «каплями» при поддержке (больше моральной, но все-таки) линкора «Эрих Хартманн», крейсера «Хорст Вессель» и эсминца «Германская ярость», а затем преследовали их, еще пять кораблей флота, включая флагман – тяжелый крейсер «Манфред фон Рихтгофен», обошли сферу боя по большой дуге и, окутанные защитными полями от дюз до носовых антенн, приблизились к тысячедвухсотметровому шарообразному кораблю противника на расстояние эффективного огня. Каковой огонь и был по ним незамедлительно открыт из всех орудий (или что там у него было) противника. Стрелял «шар», вероятно, теми же высокоэнергетичными зарядами, что и его истребители-«капли». Защита немецких кораблей расцвела яркими переливами огней, напоминающими северное сияние на Земле и Новой Германии.

Огонь был столь интенсивен, что какое-то время все буквально оцепенели, не имея возможности хоть на мгновение убрать защиту, чтобы адекватно ответить. А затем, не мудрствуя лукаво, «шарик» выплюнул еще и полтора десятка управляемых ракет (по три штуки на одну боевую единицу). После чего, пока германская эскадра из пяти кораблей была занята маневрами уклонения и отражением ракетной атаки, запустил внутрь себя оставшиеся целыми «капли», которые как раз к нему подоспели, прекратил стрельбу и, в свою очередь, тоже окутался защитным полем. И оно оказалось явно иной природы, нежели поля «капель», потому что даже лучи квантовых пушек главного калибра тяжелого крейсера «Манфред фон Рихтгофен», поддержанные со всех сторон дружным огнем остальных четырех кораблей, уперлись в него, словно свет зенитных прожекторов времен Великой войны в бетонную стену. Да оно и напоминало бетонную стену хотя бы тем, что сквозь него не проникало даже и электромагнитное излучение видимого спектра – так что враг перестал быть виден на экранах. Вместо него слабо сияла, озаряемая красивыми вспышками аннигиляционных зарядов, пляшущих на ее поверхности, подобно сказочным феям на лесной лужайке, жемчужно-серая сфера диаметром добрых два километра. Внутри которой прятался уже сам вражеский корабль. Словно маленький твердый орешек в толстой скорлупе.

Тут выяснилось, что один «космический охотник» все-таки прорвался к вражескому кораблю-матке вслед за «каплями». Отключив защитное поле и благодаря этому получив возможность максимального форсажа и максимального напряжения гравигенераторов, он, не слушая отчаянных приказов немедленно вернуться, далеко оторвался от своих товарищей и, успев вместе с «капельками» вовремя затормозить, скрылся из глаз ровно в тот момент, когда «шарик» ушел в глухую защиту.

В кабине этого RH-7 сидел пилот германского космического флота, разгильдяй, грубиян, пьяница, хам и дуэлянт лейтенант Лотар Нойманн.

Ранение, полученное им в поединке с Эрикой, было, в сущности, царапиной – острие шпаги всего лишь проткнуло кожу, наткнувшись на ребро, и он, как стало известно позже, уговорил своего комэска пустить его в бой вместе со всеми…

Они так никогда и не узнали, что же произошло на самом деле.

То ли защитные системы врага под ударами квантовых пушек перешли критическую черту, и главная энергетическая установка пошла вразнос. То ли Лотар, попав в безвыходную ситуацию, нашел какое-то слабое место у противника и применил отчаянное и самоубийственное оружие – таран. Последние слова лейтенанта: «Вижу цель! Атакую! Прощайте все!» – долго еще звучали в ушах тех, кто их слышал.

Как бы то ни было, но жемчужно-серая сфера защитного поля вдруг исчезла, и на экранах всех кораблей германского флота расцвела одна и та же картинка – гигантский шар вражеского корабля-матки, бесшумно и красиво разваливающийся на куски от внутреннего взрыва чудовищной мощности.

Глава 18

Корабль чужих

Врач первой категории Мария Александрова, пилот Михаил Ничипоренко

Поручни или иное ограждение у треугольного «ковра-самолета» напрочь отсутствовали, а потому врач и пилот старались держаться поближе к центру, пока летающая платформа совершала свой плавный неспешный путь внутри неведомого объекта, пленниками которого Маша Александрова и Миша Ничипоренко так внезапно оказались. Поначалу они с опаской косились на своих молчаливых спутников – Богомола и Куклу, как их быстренько окрестила Маша, но те не проявляли ни малейших признаков враждебности, молча застыв по краям платформы, и постепенно люди осмелели.

– Эй, ребята, – позвал Миша, когда платформа вылетела из ангара, в котором помещался их «Бекас-2», и заскользила по длиннющему, скучному, равномерно окрашенному в бледно-коричневый цвет и плавно загибающемуся направо коридору. – Куда мы едем?

В ответ – тишина. Богомол и Кукла даже голов не повернули.

– Миш, они не понимают, наверное, – нервно хихикнула Маша. – Инопланетяне все же.

– Но голос-то должны слышать, на звук реагировать? Ну-ка, а если так… – пилот сделал шаг в сторону, поднял руку…

– Миша, не надо! – громко прошептала Маша.

– Ничего, я нежно, – Ничипоренко протянул руку и осторожно коснулся пальцами черного и гладкого, словно кегля, предплечья Куклы. – Ого!

– Что?

– У девочки температура. Сорок, не меньше.

Он убрал руку. Кукла продолжала изображать собой статую, отлитую из неизвестного материала. Ее глаза – без белков, сплошь черные, как и сама она, лишь с желтым зрачком посередине, были направлены прямо вперед.

– Почему у девочки? – спросила Маша. – Может, это мальчик?

– Ты же сама назвала ее Куклой. Слово «кукла» женского рода. Да и вообще…

– Понятно, – сказала Маша. – Члена нет – значит, девочка. Хотя мне по-прежнему кажется, что это… ну, если и не машины в прямом смысле, то искусственно созданные существа.

– Потому что на них нет одежды? – догадался пилот.

– И это тоже. Людям, знаешь ли, свойственно ее носить.

– А гигантским насекомым? – хмыкнул Ничипоренко.

Однако врач проигнорировала его вопрос.

– И еще запах, – сказала она.

– Что – запах? Нет никакого запаха, – Миша повел носом. – Я точно ничего не чувствую. Хотя нюх у меня дай боже. Бывало, подходя к дому, за тридцать метров знал, что мама на обед готовит – борщ или солянку.

Маша невольно сглотнула и подумала, что, прежде чем лезть, не подумавши, черт знает куда, надо было перед выходом хотя бы перекусить. Так, на всякий случай. Но что уж теперь…

– Вот именно, – сказала она. – Никакого запаха. А между тем живые существа имеют обыкновение пахнуть. Железы есть железы. Если они работают, будет и запах.

– И у богомолов есть железы?

– Обязательно. Хотя я, как ты понимаешь, не энтомолог и уж точно не спец по богомолам. Одно только помню.

– Ага, я тоже. Самка богомола после спаривания съедает самца. Это?

– Угадал, – вздохнула Маша. – Все-таки какие мы, люди, бываем предсказуемые, даже обидно. Кстати о людях. Ты заметил, что у нашей Куклы по пять пальцев на руках и ногах?

– Еще бы, – кивнул Миша. – Она вообще здорово похожа на человека. Ну, если не считать… э-э… некоторых особенностей. И роста, конечно.

– Бывают очень высокие люди.

– Бывают, – согласился пилот. – Как бы то ни было, ее похожесть на нас внушает надежду. Одно дело устанавливать контакт с разумными богомолами и совсем другое – с гуманоидами.

– Хорошо бы этим надеждам побыстрее оправдаться, – вздохнула Маша. – А то этот коридор без окон, дверей и светильников и весь из себя такой одинаковый и коричневый уже вгоняет меня в тоску. Интересно вообще-то. Светильников не видно, а светло, как днем. Хитрая технология.

Высказать свои соображения по данному поводу Михаил не успел. Платформа замедлила и без того небыстрый ход и остановилась напротив желтого треугольника величиной с ворота, слегка утопленного в стене коридора справа. На самом треугольнике, ближе к вершине, имелся идеально белый круг, в центре которого красовался, вычерченный алым цветом, какой-то символ.