Кризисное обществоведение. Часть I - Сергей Кара-Мурза

Этот идеализм, вытеснивший реалистичное мышление, представляет собой общую проблему. Сейчас, когда лево-патриотическая оппозиция практически исключена из публичной политики, этот изъян в ее доктринах в глаза не бросается; а когда оппозиция имела достаточно мест в Госдуме для законотворческих инициатив, этот идеализм был виден. Конечно, левая оппозиция заявляет, что она привержена идее социальной справедливости. Но само по себе это пустой идеологический призрак, то же самое говорит и Ходорковский. Никто себя не назовет несправедливым и безнравственным. Важна расшифровка — обозначение противоречий. Но аутистическое сознание их отвергает.

Одним из крайних проявлений аутистического сознания властной элиты и официального обществоведения был отказ видеть и обсуждать отрицательные последствия реформы — для страны, для хозяйства, для населения.23 В большой мере этот отказ был недобросовестным, но довольно быстро он вошел в привычку, и этих отрицательных результатов реформаторы стали не видеть вполне искренне. Это стало тяжелым поражением рационального сознания и фактором углубления кризиса.

Вдумаемся в такое умозаключение академика Т.И. Заславской, сделанное ею в важном докладе (1995 г.): «Что касается экономических интересов и поведения массовых социальных групп, то проведенная приватизация пока не оказала на них существенного влияния… Прямую зависимость заработка от личных усилий видят лишь 7% работников, остальные считают главными путями к успеху использование родственных и социальных связей, спекуляцию, мошенничество и т. д.».

Итак, 93% работников не могут жить, как жили до приватизации, за счет честного труда. Они теперь вынуждены искать сомнительные, часто преступные источники дохода («спекуляция, мошенничество и т. д.»). Но социолог утверждает, что приватизация не повлияла на экономическое поведение. Где же логика? Ведь из того, что сказала Т.И. Заславская, прямо вытекает, что приватизация повлияла на экономическое поведение подавляющего большинства граждан самым кардинальным образом. Это утверждение — плод аутистического сознания. Татьяна Ивановна видит только приятные изменения, а если влияние приватизации «на экономических интересы и поведение массовых социальных групп» ей неприятно, то она этого влияния просто не видит и потому о нем не говорит.

Вот красноречивый пример. В декабре 2002 года, когда уже пошла волна отказов, отключений и аварий в теплоснабжении, была устроена большая акция «народный телефон» — В.В. Путин в прямом эфире отвечал на телефонные звонки граждан. Среди полусотни вопросов, на которые успел ответить Президент, был и вопрос о ЖКХ. В ответ, в частности, было сказано: «Вы совершенно правы в том, что реальных сдвигов не видно. Действительно, мы очень много и часто говорим о необходимости проведения реформы в сфере жилищно-коммунального хозяйства, а сдвигов пока нет, и реформа вроде бы не идет».

Итак, Президент считал, что «реальных сдвигов не видно». Но реальные сдвиги налицо: динамика аварий и отказов теплоснабжения стала выражаться геометрической прогрессией. В 1990 году было три аварии на 100 км теплосетей, в 1995 году — 15 аварий, а в 2000 году — 200 аварий. Это фундаментальный сдвиг, изменение качественного состояния системы. Людей волнуют прежде всего именно сдвиги к худшему, а Президент отбрасывает саму мысль, что такие сдвиги бывают в действительности. Раз того улучшения, которое обязано было иметь место при реформе, не наступает, значит, «реальных сдвигов не видно».

Он говорит: «Реформа вроде бы не идет». Как это не идет? Разве не реформой является расчленение единой государственной отрасли с ее министерством на огромное множество мелких акционированных фирм? Разве не реформой является обязательная передача объектов ЖКХ, принадлежавших промышленным предприятиям (например, котельных и даже ТЭЦ), в муниципальную собственность? Разве это не радикальная реформа — ликвидация государственных стандартов в одной из крупнейших отраслей? Свидетельства глубокого реформирования ЖКХ перед глазами у людей. Но Президент отметает саму мысль, что реформа может иметь неблагоприятные последствия. Нет, реформа является благом по определению, и если люди никакого блага не наблюдают, значит «реформа вроде бы не идет».

Рассуждения Президента взяты нами как пример потому, что они делаются всенародно, и выводы формулируются четко. Они вполне отражают господствующий в элите тип сознания, его рассуждения созвучны мыслям большого числа граждан. Ведь та зажиточная часть населения, которая смогла за последние годы купить квартиры в новых, построенных «при рынке» домах, искренне не понимает, что все эти дома присоединены к старым, проложенным в 1970-1980-е годы теплосетям. Новых теплосетей в годы реформы почти не прокладывалось. Поэтому свеженький вид «элитных» домов и итальянская сантехника в квартирах — это всего лишь косметическая надстройка над невидимой сетью подземных коммуникаций, которая однажды одновременно откажет подавать тепло и воду и в дома бедняков, и в дома богатых.

В результате реформы целый ряд больших систем жизнеобеспечения деградировал вплоть до «уровня национального бедствия». Но «разработчики доктрины» реформы всего этого «не замечают». Выше уже цитировался П.С. Филиппов, вот еще фрагмент из того интервью:

«Вопрос: А как Вам кажется, можем ли мы рассчитывать на "мягкую" трансформацию общественных форм? Без каких-либо серьезных социальных потрясений?

Ответ: А разве у нас они есть?

В: Ну, как же — все-таки октябрьские события имели место?

О: Да ничего там страшного не было…

В: Тогда я спрашиваю Вас, как обычный средний человек: можете ли Вы сказать, когда в стране все образуется?

О: А что это значит — образуется, на сколько градусов? И сейчас все образовано. У нас что — трамваи не ходят?

В: Ну, хорошо. Тогда договорим, все-таки, о группах в обществе, имеющих отношение к собственности и власти. Если проще, какая из этих групп сейчас сильнее: чиновники, директора, предприниматели?

О: Да мы все — чиновники. Просто есть чиновники, ориентированные на реформы, — их мало, считанные единицы. А большинство, вся чиновничья структура живет за счет распределения… Да я их всех к стенке поставлю с великим удовольствием».

Конечно, интервьюер из Института социологии РАН не нажимал на важного собеседника и не ставил вопросов в четкой форме, ходя вокруг да около. Но даже эти вопросы хорошо осветили тип мышления П.С. Филиппова: нет в России социальных потрясений и быть не может. Трамваи-то ходят! А что очень многое уже «не ходит», он не замечает. Хотя в искренности такого аутизма можно усомниться.

Тяжелые последствия реформы для здоровья населения, для благосостояния большинства, для психологического состояния людей, для состояния преступности очевидны и имеют массивный, фундаментальный характер. Кажется невозможным их не видеть. Но «архитекторы», заложившие все эти последствия в планы реформ, если их вскользь и упомянут, не видят их причины в своих программах. Скорее объяснят их негодными качествами народа.

Так, А.Н. Яковлев журит «младореформаторов»: «Конечно, такого сильного расслоения допускать было нельзя. Надо все-таки немножко знать психологию русского человека. Мы всегда завидовали соседу, у которого хотя бы чуть-чуть больше, чем у нас. Ну а если уж больше на целого барана, то это уж, конечно, жулик. Такая психология у нас сформировалась давным-давно — от бедности, от нищенства…

Но ведь наряду с действительно страдающими людьми очень много спекуляций. Мы ведь все-таки страна жалобщиков. Нас советская власть приучила к жалобам. Мы их миллионами писали. По разному поводу. Доносы и жалобы. Ну кому в Америке придет в голову написать жалобу, что он плохо живет? Никому. При чем тут власть? При чем тут правительство?».

Вот, значит, почему нельзя было допускать такого сильного социального расслоения и такого массового обеднения. Не потому, что это приводит к массовым страданиям и подрывает хозяйство, а потому, что русский человек очень подлый и завистливый, не то что в Америке. Опасно, мол, с таким народом так неосторожно обращаться.

Рассмотрим подробнее пару примеров того, как аутистическое мышление порождает целые программы экономического поведения.

Приятная жизнь взаймы. В России произошел поворот к «жизни в долг», к большим заимствованиям на всех уровнях — от обывателя и корпорации до государства. С точки зрения здравого смысла, этот поворот был ничем не оправдан и отдает не просто аутизмом, а и безумием. В 1990-е годы реформаторы и без того высосали из всех систем народного хозяйства и из карманов населения колоссальные денежные средства. Была прекращена война в Афганистане и прекращена гонка вооружений, которые, как перед этим говорилось, стоили нашей экономике чуть ли не 80% ресурсов. В 1989 году были прекращены капиталовложения в долгосрочные программы (например, энергетическую), а затем и вообще — инвестиции в промышленность, транспорт и сельское хозяйство. В 1992 году были конфискованы сбережения населения, хранящиеся в Сбербанке в сумме более 400 млрд долл. Была резко снижена реальная зарплата и пенсии. Был продан золотой запас страны.