Мертвое время - Питер Джеймс

— Конечно, — ответила миссис Кортни и положила карточку на кофейный столик.

— Простите за дерзость, но вы очень хорошая телеведущая, — не удержался Грейс.

— Спасибо!

— Вы всегда работаете в пятницу? — спросил Рой.

— Ведущие часто меняются, но в прошлом месяце я работала в пятничных вечерних региональных выпусках. После шести- и десятичасовых общенациональных выпусков.

Стараясь не выдать интереса, Грейс небрежно продолжал:

— Вечера летом долгие. Наверное, пока вы на работе, муж играет в гольф?

Миссис Кортни снова покраснела, и на ее лице появилось несчастное выражение.

— В общем-то нет… не очень часто.

— Не сочтите за излишнее любопытство, не припоминаете, играл ли он в гольф вечером в прошлую пятницу?

Она снова бросила взгляд на часы.

— В прошлую пятницу? Нет, подождите, он ездил повидаться с отцом. Гэвин очень расстроился из-за Эйлин. Думаю, он ужинал с отцом, пока я была на телевидении.

— Вам ведь пришлось самой объявлять эту новость в эфире, верно? — спросил Гай Батчелор.

— Нет. И я бы не стала это делать. Вряд ли смогла бы совладать с эмоциями.

Полицейские поднялись.

— Спасибо, что уделили нам время, миссис Кортни. Мы непременно поговорим с мистером Дейли, когда он вернется.

— Я обязательно передам ему вашу карточку.

Уже в машине Грейс сказал:

— Ни одного приза за гольф.

— Может, он игрок никакой. И что нам теперь с этим делать, босс? Вы уж извините, если я немного туплю.

— Думаю, он вообще ни в какой гольф не играет. У тех, кто играет, всегда есть дома призы, даже если это всего лишь деревянная ложка.

Батчелор съехал на обочину, остановился, вышел из машины, вытащил сигарету из пачки «Силк Кат» и предложил шефу:

— Будете?

— Нет. Не сейчас. Но за предложение спасибо.

— Бросили?

— Давно бросил. Но иногда выкуриваю сигаретку под стаканчик вечером. — Грейс пожал плечами. — Мне нравится, так что черт с ним!

— Почему и менеджер в магазине, и жена Дейли утверждают, что он уехал играть в гольф, а, Рой?

Суперинтендент молчал. Сержант прислонился к машине, закурил и выпустил идеально ровное колечко дыма.

— Меня всегда интересовало, как это делают, — заметил Грейс.

Сержант улыбнулся и одно за другим выпустил еще два кольца. На мгновение они прикоснулись друг к другу и стали похожи на пару наручников.

— Ты меня сразил.

— Мой излюбленный трюк на всех вечеринках.

— Потом ты машешь волшебной палочкой, и колечки дыма превращаются в «браслеты»?

— Зависит от того, что за вечеринка, — ухмыльнулся в ответ сержант. — Получается, мы можем с уверенностью полагать, что если Лукас Дейли чем-то и занимается в Марбелье, то уж точно не гольфом?

— Мы с тобой снова мыслим одинаково. Можно сказать, идем по маршруту ровно?

— Или прямиком в бункер?

48

В семь вечера Лукас Дейли и Апологет увидели, как Тони Макарио и Кен Барнс заперли калитку на верхней площадке трапа яхты «Довольный» и с важным видом прошествовали на берег.

Неженками они не выглядели — оба невысокие, но крепкие, поджарые, жилистые. Макарио — с коротко подстриженными темными волосами, недельной щетиной и длинным шрамом под правым глазом, который Дейли разглядел даже издалека. Оба в джинсах и белых теннисках с нанесенным по трафарету названием яхты на груди. Сойдя на набережную, они двинулись вдоль пристани: Макарио — в шлепанцах, бритый наголо, татуированный Барнс — в кедах.

— Вернутся или пойдем за ними? — спросил Апологет.

— Уж лучше бы им вернуться. Жди здесь. — Дейли встал и неспешной походкой потянулся следом.

Далеко морячки не ушли. Ярдов через двести они свернули в переулок, где было полно шумных баров и ресторанов, потом направо, в ирландский паб «О’Грэдис». На окнах и стеклянных панелях распахнутых настежь дверей красовалась надпись «ГИННЕСС» и его логотип, арфа. Дейли чуть подождал, глядя, как они пробираются сквозь толпу к барной стойке, а когда они заказали выпивку, повернулся и отправился за Апологетом.

Десятью минутами позже оба уже сидели с пивом в пабе, на безопасном расстоянии от Макарио и Барнса, наблюдая, как те пытаются завязать разговор с группой безучастных девчушек-тинейджеров. Дейли отчаянно хотелось, чтобы у них ничего не выгорело, так как подобный расклад заметно осложнил бы уже оформившиеся в его мозгу новые планы.

Спустя полтора часа, к его облегчению, девушки ушли, несмотря на просьбы двух уже порядком поднабравшихся мужчин остаться. В начале двенадцатого Макарио и Барнс вышли из бара и, пошатываясь, побрели по улице. Последовавшие за ними Дейли и Апологет увидели, как они остановились у окошка небольшой пиццерии, отпускавшей заказы на дом.

Подхватив большие полистироловые контейнеры, Макарио и его спутник нетвердой поступью возвратились к «Довольному» и, поднявшись на борт яхты, исчезли за дверями кают-компании.

Было почти половина двенадцатого. Вечер выдался теплый, и народу на улицах с каждой минутой становилось все больше и больше. Дейли и Апологет зашли в бар напротив. Себе Лукас заказал «Метаксу» — успокоить нервы, Апологету — еще одну колу. Через десять минут он сказал:

— Ладно, давай-ка жахнем рок-н-ролл.

— Извините, я не очень хорошо танцую, — отозвался Апологет.

Дейли ухмыльнулся и ободряюще хлопнул его по спине.

— Я про то, чтоб качнуть лодку?

— Качнуть лодку?

— Это шутка такая.

— Не понимаю.

Дейли кивком указал на яхту «Довольный».

Апологет ухмыльнулся:

— А, это… Так бы сразу и сказали.

49

Набережная почти опустела, осталась только одна юная милующаяся парочка, ничего вокруг себя не замечающая. Как всегда, когда разыгрывались нервы, отчаянно хотелось курить. Сунув в рот сигарету, Лукас щелкнул зажигалкой. Ничего. Кончился газ.

— Вот дерьмо.

Он подошел к обнимающейся парочке и бесцеремонно, не дожидаясь, пока его заметят, спросил:

— Из вас кто-нибудь английский понимает?

Они повернулись к нему.

— Мы англичане, — сказал парень. — Что надо?

— Зажигалки не найдется?

— А как же! — Парень сунул руку в карман, достал зажигалку, щелкнул и поднес огонек к сигарете Лукаса.

— Спасибо. — Лукас прикурил, забрал зажигалку и, попыхивая сигаретой, пошел прочь.

— Да не за что.

К тому времени, когда он докурил, парочка уже исчезла. Лукас вручил Апологету хирургические перчатки и сам натянул такие же. Они поднялись по трапу, прошли через калитку, которую Макарио и Барнс оставили открытой, и ступили на широкую палубу, мягкую под ногами и пахнущую деревом, мастикой, лаком и кожей. Яхта слегка покачивалась на тихой воде.

Дейли открыл дверь, и они вошли в просторный кормовой салон. Вдоль стен стояли обитые белой кожей банкетки, в центре — изогнутый бар с высокими табуретами, сиденья которых тоже были обтянуты белой кожей. На стене за стойкой — заставленные бутылками полки. Здесь отчетливо пахло пиццей.

Дальше, за баром, виднелись сверкающие деревянные ступеньки и канатный поручень. Оттуда, из-под ступенек, доносился голос футбольного комментатора и сопутствующие трансляции звуки. Лукас предостерегающе понял руку и осторожно спустился. Внизу он увидел перед собой большую столовую, в центре которой стояли стол на двенадцать мест и стулья с сиденьями из белой кожи. Макарио и Барнс сидели перед огромным телевизором в дальнем конце комнаты, спиной к трапу, и ели пиццу из коробок, запивая ее пивом из банок.

Лукас поманил Апологета, ткнул пальцем себе в грудь и указал на Макарио, потом ткнул в Апологета и указал на Барнса.

Албанец кивнул.

Они бесшумно прошли вперед, и в тот момент, когда Макарио отправлял в рот очередной кусок пиццы, Дейли нанес ему в шею короткий рубящий удар. Макарио завалился вбок и рухнул на пол, где и остался лежать. Апологет выхватил из кресла и поставил на ноги Барнса.

— Какого?.. — Договорить Барнс не смог, потому что албанец сжал ему горло, и остальные слова изрыгнулись нечленораздельным бульканьем. Вдобавок Апологет наступил ему на ногу.

Бритоголовый вскрикнул от боли.

— Извините, — сказал Апологет.

— Вы кто, на хрен, такие? — прохрипел Барнс дрожащим от страха голосом.

— Я — мистер Злой, — представился Лукас Дейли. — А мой друг — мистер Злее. Ты Кен Барнс?

Ответа не последовало.

— Язык проглотил?

И снова молчание.

— Вот что я тебе скажу. У моего друга есть щипцы. Для завивки. Он может включить их, нагреть и вырвать твой язык. Как тебе такое? Нравится? Вот тогда у тебя будет оправдание для молчания. Так?

Глаза Барнса расширились от ужаса.

— Августин, сделай ему немножко больно. Что-то он неразговорчивый.