Глубинка - Артур Гафуров

— Я же сказал ждать меня наверху… — воздух с трудом входил в легкие, голос получился неестественно сдавленным и хриплым.

— Ага. А еще ты сказал, что заберешься на сарай… — девушка старалась говорить спокойно, но было видно, как она запыхалась. Только сейчас я сообразил, что, несмотря на кажущуюся продолжительность, наши с медведем догонялки длились от силы минуты две, не больше. За это время Аня успела спуститься, добраться до дома, найти патроны, перезарядить ружье и примчаться ко мне на помощь.

— Вообще, ты вовремя, конечно, — выдохнул я.

— Я не знала, где вы. Когда я спускалась, ты был далеко, возле ульев. Я нашла патроны, хотела бежать к вам, но тут услышала выстрелы в сарае, а потом ты стал ломиться через стену…

— Это не сарай, это дровник, — зачем-то перебил ее я.

Аня осеклась и замолчала, а я подумал, что нервы мои, кажется, начинают понемногу сдавать. Что это за отдых такой: то погони, то стрельба, то пьянки, то медведи… У кого хочешь крыша поедет, а я и вовсе к такому по жизни не готовился. То ли еще будет…

Я подошел к девушке и молча обнял ее. Наверное, это было странное зрелище: побитый мужчина в изодранной одежде, весь в глине и паутине, обнимает маленькую растрепанную девушку, крепко сжимающую в руках старое ружье, и все это над телом испускающего дух медведя. Но мне было наплевать. Ружье упало на пожухшую траву, Аня, обняв меня, расплакалась.

Глава XX: Точки над гласными

Медведя пришлось похоронить прямо в огороде. Вблизи он оказался совсем не крупным, но, все же, я потратил весь остаток дня, чтобы выкопать яму подходящих размеров. Конечно, было немного жаль закапывать такую ценную добычу, ведь, насколько я знал, мясо и жир медведя очень ценятся, не говоря уже о шкуре. Но, с другой стороны, как все это из него получить? Я понятия не имел, да и Аня опытом свежевания и разделки туш тоже не обладала. А потому от идеи разжиться медвежьим ковром, к сожалению, пришлось отказаться.

Мне не давал покоя вопрос: что вообще понадобилось зверю на нашем дворе? Я не бог весть, какой биолог, но, кажется, именно в конце ноября медведи должны забираться в уютные берлоги и мирно сопеть до весны, не тревожа покой трудящихся и отдыхающих. Этот же, судя по поведению, баюшки не собирался. Может, он был болен? Или ранен? Едва ли теперь удастся это выяснить.

Выдержав поединок со столь грозным противником, я удивительно легко отделался: синяк на плече (от падения) да пара ссадин на руках. Впрочем, медведь даже ни разу до меня не дотронулся… К счастью. Хотя, у нашей победы были и обратные стороны. Так, меня беспокоило, что своей канонадой мы могли привлечь к себе ненужное внимание тех, чье внимание привлекать не следовало бы. Вторым минусом было ничтожно малое количество оставшихся патронов к ружью: четыре с дробью и всего три пулевых. Надеюсь, Андрюшка не забудет в следующий раз подвезти еще. Патронов к травмату еще осталось полкоробки.

Поздно вечером, когда я, чисто вымытый и довольный жизнью, лежал в постели и уже собирался отойти в мир сновидений, ко мне под одеяло забрался кто-то теплый и вкусно пахнущий и беспардонно потеснил меня к стенке.

— Ты чего? — только и успел спросить я у нежданного пришельца, но Аня (конечно, это была она, кто же еще?) молча обвила меня руками и ногами и уткнулась головой в плечо. У меня не было ни сил, ни желания ее прогонять. Так мы лежали минут десять, неподвижные и притихшие.

— Я очень испугалась сегодня, — наконец произнесла она.

— Я тоже испугался… — если честно, я надеялся тихонько уснуть и избежать возможного щекотливого разговора. — Ты храбро вела себя.

— Я растерялась. Это ты храбро поступил. Сразу принял решение, не побоялся спуститься вниз, сразиться с ним.

— Да уж, знаменательное вышло сражение, — усмехнулся я. — Большую часть времени храбрый воин улепетывал со всех ног.

— Дело не в этом. Любой на твоем месте побежал бы, тут нет трусости. Но ты не потерял голову. Увидев, что твой план не сработал, ты не сдался, а продолжал сражаться — ты вел себя, как настоящий мужчина.

— Эмм… Эуу… — слышать все это было, конечно, безумно приятно, особенно на фоне той оценки, что я получил от нее при первой встрече… Но к чему все эти дифирамбы?

— Я ошибалась в тебе, — наконец призналась Аня. — Сильно ошибалась… Ты такой… Я думала, что ты… а на самом деле, ты… — что она думала обо мне раньше и как изменилось ее мнение после сегодняшнего дня, я так и не узнал, потому что Аня снова заплакала, и на смену словам пришли неразборчивые всхлипы. Странно, раньше за ней подобного не замечалось, а теперь вот второй раз за полдня… С чего бы вдруг?

Аня не могла успокоиться, но что было делать мне? Только лежать рядом и, обняв, гладить ее по волосам. Параллельно я размышлял о том, насколько вообще можно считать правильным такое поведение со стороны женатого мужчины. Которого, между прочим, только что назвали настоящим. Но ведь, с другой стороны, это не я пришел к ней в постель за поддержкой и опорой…

— Анечка, родная… — наконец решился я. — Тебе нечего бояться, пока я рядом. Тебя никто не посмеет тронуть.

— Пока ты рядом… — всхлипнула в ответ Аня. — А когда ты уедешь, что будет со мной?

Я не знал, что ответить.

— С тобой я впервые почувствовала, что кому-то нужна, что обо мне заботятся, меня защищают. Сначала мне таким глупым казалось, когда ты все время пытался мне услужить, двери придерживал или запрещал тяжести таскать. А теперь я привыкла, что это так… Что это правильно, понимаешь? Я девушкой себя почувствовала, как должно быть, а не как у нас в деревне, где любой пьяный урод может затащить тебя в машину или на сеновал, а потом с дружеским видом похлопать по плечу и позвать пить пиво. Ты другой. Но ты не мой.

Вот и побеседовали. Что тут еще скажешь?

— Ты жалеешь, что встретила меня? — спросил я.

— Нет, не жалею. Ты рассказал и показал мне, что можно жить по-другому, и не важно, где: в Москве или в деревне. Даже здесь, вдали от людей, ты не опускаешься, ты работаешь и пытаешься сделать хоть что-нибудь полезное. Вы с братом хотите спасти свое Зуево, потому что оно дорого вам. И поэтому ты все еще здесь. Ради меня ты бы не остался. Ну и пусть. Пока ты здесь, я жива. Я…

Но тут она замолчала, поняв, что сказала лишнего. Хотя мне и без того хватило с лихвой. Так вот какие мысли в голове у этой девочки…

— Аня, — я приподнялся, отстранив ее от себя. — Не думай сейчас об этом. Да, примерно через месяц мне придется уехать, но я вернусь, обещаю тебе. Ты не останешься одна.

— И ради меня ты готов обманывать свою жену? Или бросить ее? — с вызовом спросила она.

Господи, ну как у нее получается так легко загонять меня в тупик? Даже медведю этого не удалось! И что мне ответить? Правду? Или… Нет, ей нельзя врать. Нельзя обманывать того, кто верит каждому твоему слову.

— Нет… не готов.

«Зачем усложнять то, что и так сложно…»

— Тогда будь со мной, хотя бы, сейчас. Здесь. А потом… Потом будет потом. Ведь у нас есть еще целый месяц…

В ту ночь она так и не ушла к себе. Мы просто уснули вместе: само существо состоявшегося разговора исключало что-либо большее. На следующий день, правда, я заметил в ее поведении некоторые странности, которые поначалу предпочел проигнорировать. Однако ночью Аня снова пришла ко мне, а днем я окончательно убедился: несносная девчонка вознамерилась меня соблазнить! Как еще объяснить тот факт, что одежды на ней каждый вечер стало оставаться все меньше, а физическая дистанция между нами начала стремительно сокращаться? Она свободно садилась ко мне на колени, обнимала, брала за руку по поводу и без. А в чем она ходила перед сном… Разжившись в бездонных просторах шкафа кое-какими вещами моей старшей сестры, Аня начала проводить безумные эксперименты со своим гардеробом и моей психикой.

Вместо невзрачного подростка передо мной вдруг предстала молодая женщина, движимая четкой целью: добиться своего. Да, у нее было, чем привлечь меня, а отсутствие конкуренции значительно упрощало стоящую перед ней задачу. Она стремилась стать желанной, и готова была на все ради главной роли. Откуда, черт побери, она вообще понабралась всего этого? Когда я на третью ночь не пустил ее к себе, она показала мне язык, после чего выключила свет и, раздевшись донага прмо передо мной, ушла спать в свою постель.

Я решил не обращать внимания на ее грязные провокации, но решить оказалось гораздо проще, чем не обращать. Тем более, когда вокруг тебя нет других людей, и не на что отвлечься, а перед тобой день за днем разворачивается ТАКОЙ спектакль… Только мысли о Вере кое-как сдерживали меня от падения в бездну. Я прекрасно осознавал, что, поддавшись один раз, уже не смогу остановиться. А Аня, казалось, получала какое-то мрачное удовольствие от моих мучений. Она осознавала все преимущество своего положения и спокойно выжидала, когда я сломаюсь и стану принадлежать только ей.