Медведь - Лина Филимонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смотрю на нее и философски размышляю, воткнет ли она мне в глаз отвертку, если я попробую заглотить ее вишенки.
А Юлька в это время смотрит на мой увеличивающий член и возмущенно вопит:
— Что это?!
— Нормальная реакция на ненормально прекрасную женщину.
— Убери это! Оденься!
Ладно. Я иду в спальню, достаю из шкафа шорты, с трудом натягиваю и возвращаюсь. Юлька сверлит взглядом надувшийся парус.
— Он огромный! — с упреком произносит она.
— Разве это плохо?..
— Это ужасно! Советую тебе его укоротить.
— Серьезно?
— Ага. Есть же операции по увеличению. Значит, должны быть и по уменьшению.
— Должны быть, — киваю я. — Но мы с тобой не будем принимать опрометчивых решений.
— Мы с тобой?!
— Ну конечно.
44
Юля
Михей хохочет над моей фразой про укорочение удава. С чувством юмора у него все в порядке. А что касается других чувств… я сейчас не могу об этом думать. Я слишком ошарашена.
Это было совсем не так, как себе представляла.
В сто раз мощнее, сильнее, невероятнее… И больнее! Я как будто попала в жерло вулкана в тот момент, когда там происходило землетрясение. Я сгорела, расплавилась и почти потеряла сознание… Не от боли. Сама не знаю, от чего.
Но все же это было больно.
И, когда Михей остановился, а я почувствовала, как у меня там все адски саднит и пылает — я больше не захотела продолжать. Да как можно продолжать, когда у меня практически открытая рана? Я же не мазохистка.
У Михея почти фонарный столб. Он не просто большой. Он гигантский! Даже в фильмах для взрослых были не такие огромные. И, как бы я не ужасалась его размеру, он только смеется. Заметно, что своим удавом он гордится. И у него есть все основания…
Медведь снова наливает мне вино, которое открыл таким необычным способом. Руки у него растут из нужного места. И голова тоже. А удав… очень страшный! Чего он опять на меня вздыбился?
Михей подходит с бокалом, я вижу, что парус его шорт направлен в мою сторону.
— Кыш! — не выдерживаю я.
Он хохочет.
— С ним так нельзя.
— Брысь!
— Лучше вот так.
Он берет мою ладонь и кладет на удава. Я чувствую его мощь, размер и силу. Замираю то ли от ужаса, то ли… от шокового восхищения. Неужели он был во мне? Весь? Такой огромный!
— Он тебя очень любит, — произносит Медведь.
— А я его очень боюсь.
— Он хороший! Правда. Ласковый. Ты просто еще не распробовала.
— Хватит с меня этого вашего секса, — бурчу я. — Не зря я так долго от него шарахалась…
Я замолкаю. Не собираюсь говорить лишнего. Мне и так жутко неловко за то, что Михей все понял.
А на что я рассчитывала? Вряд ли такое можно было не заметить. Тем более, что на простынях осталась кровь. Правда, не так много, как я себе представляла. Фонтаном она не била. Но было больно. И приятно. Но все равно больно. А иногда меня захлестывал такой острый кайф…
Хочу ли я повторить? Может, и хочу… Или нет. Или завтра. Или в следующем году…
Но точно не прямо сейчас!
Главное, что я уже не девственница. И мне даже еще не двадцать шесть.
— А почему ты так долго ждала… — начинает Медведь.
— Давай без разговоров по душам, — зеваю я.
— Пойдем, — Михей внезапно подхватывает меня на руки.
— Куда?
— Спать.
— Там простыни… — смущенно лепечу я.
— Точно. Надо вывесить их на террасу.
— Что?!
— Знаешь такой обычай?
— Миш, прекрати.
Когда я называю его по Мишей, он смотрит на меня так странно… Мягким и каким-то беззащитным взглядом. От которого у меня внутри что-то тает.
— Ладно, уговорила, не буду, — улыбается он.
И опускает меня обратно на стул. Наливает еще вина, вручает бокал и идет в спальню.
Я ставлю бокал и плетусь за ним. Мне жутко неловко! Эти окровавленные простыни… Я не знаю, как себя вести. Не знаю, что делать. Вроде, я должна сама их перестелить… Или не должна? Или пусть он? Каков протокол поведения после лишения девственности? Почему мне никто этого не объяснил?
— Котенок, ты чего? — оборачивается Михей. — Иди отдыхай. Я сам все сделаю.
Он обнимает меня и целует в лоб. А мне почему-то вдруг очень хочется плакать…
Да что со мной творится? Чувствую, как по щекам катятся горячие слезы.
— Я в душ, ладно?
Выбираюсь из медвежьих объятий, отвернувшись к стене. Не хочу, чтобы он видел, как я плачу. Еще подумает, что я истеричка. Может, он уже так думает…
Не уверена, что вела себя адекватно. Просто… это такое событие! Я так долго этого хотела, боялась, искала и убегала… И у нас с Михеем очень странная история. И я не знаю, что будет дальше…
Я проскальзываю мимо Михея. По дороге поднимаю свои трусики — нахожу их возле двери в ванную, куда он в порыве страсти их отшвырнул. Вспоминаю, как все начиналось… К щекам приливает кровь. Я вся пылаю. Вообще вся!
Сейчас бы головой в сугроб…
Горячая вода, как ни странно, снимает жжение. Я принимаю душ, чищу зубы зубной пастой без щетки, вешаю постиранные трусики на сушилку, заворачиваюсь в простыню и возвращаюсь в спальню. Михея не видно. Простыни свежие.
Я падаю на кровать. Закрываю глаза. И почти сразу начинаю проваливаться в сон. Сегодня был очень долгий день. И невероятно насыщенный вечер. А сейчас уже второй час ночи…
— Мой нежный котенок устал, — слышу сквозь сон.
Чувствую крепкие объятия. Медведь обхватывает меня сзади и прижимает к себе. Так приятно. Так уютно и спокойно. Пусть так будет всегда…
— Спи. Я не буду к тебе приставать. Сегодня.
Сегодня… А завтра?
* * *
Михей держит слово. Не пристает. Просто обнимает. И сопит медленно и равномерно. Спит? А я почему-то никак не могу уснуть. Ерзаю. Вроде как пытаюсь поудобнее устроиться в его объятиях.
И чувствую мгновенную реакцию — в мою попу упирается раздувший капюшон гигантский удав. А губы Михея целуют мое обнаженное плечо.
Он как будто затаился и ждал сигнала… И я ему этот сигнал дала.
Я вздрагиваю горячего прикосновения его губ к моей прохладной коже. Удав вздрагивает синхронно со мной. Губы Михея скользят по ключице, нежно щекочут мою шею, спускаются ниже. Они уже на груди. И это божественно…
— Мы же спим… — шепчу я.
— Сладких тебе снов! — в тон мне шепчет Михей.
И
