Сашка - Андрей Готлибович Шопперт

будет столько. И ваши две деревни в залоге и его тоже. Не потянуть мне с моим-то жалованием. Беда. Не слушай меня. Это я так. Про себя. Ты выздоравливая, Саша.

Глава 13

Событие тридцать шестое

Самый лучший на свете сыщик — это Смерть: как ты от неё ни прячься, она тебя всё равно найдёт.

Николай Орлов-Черкашин

— Александр Сергеевич Болоховский? — Сашка полусидел на кровати. Под спину ему две большие подушки ткнули и кормили только что. Не с ложечки. Сестра держала поднос оловянный с тарелкой жиденького супчика, а он его ложкой пытался в рот засовывать. Иногда мазал специально, дурня косорукого изображая.

Вот, а тут приходит полицейский и просит разрешения с переговорить с мальчиком. Он по-всему раньше дауна Сашку не видел, новенький или нечего полиции делать было у Болоховских, зашёл в комнату, глянул на облитую супом монголоидную рожицу и посмурнел. Так себе свидетель или потерпевший. Ну, совсем так себе. Сашка ещё и улыбнулся ему и «му» сказал, ткнув в шляпу пальцем, скрюченным специально.

Полицейский был таким здоровым прездоровым усатым дядькой. Ростом под два метра. И в плечах сажень. Ужас. Монстр. Таким преступников ловить не надо. Зная, что у них эдакий монстр в полиции служит ни один человек не рискнёт преступления преступать. Господин полицейский был не в штатском. Он был яркий такой весь — в форме. Форма эта состояла из мундира с отворотами и подбивкой темно-зеленого цвета, ворот и манжеты красного цвета с золотой нитью, на пуговицах был изображен герб губернии. Брюки у великана были в тон мундира, сапоги со шпорами. Дополняли форма одежды шпага и треугольная шляпа черного цвета, прямо как у Джека Воробья. Если чего и напоминал этот мундир, да и сам полицейский, Коху, то Перта первого на картинках. Зелёный с красным преображенский костюм и рост соответствовали, а усы так и подавно, кошачьи такие. Может, зная о своей похожести с царем, их такими специально вырастил полицейский.

— Сашка я. (аша я) — снова улыбнулся Виктор Германович чину и на шпагу указывая засмеялся.

— Он — Саша, — перевела разысканная срочно и на руках для скорости принесённая Николаем Ивановичем Машка.

Великан вздохнул, всё больше погружаясь в уныние.

— А скажи, Саша, как ты в лесу оказался?

Кох над этим думал. Если он расскажет правду… Ну, что его вырубил князь Русиев и, завезя в свой лес, утопил в озере рядом со своим селом Басково, а потом его кикимора спасла, она же беглая холопка Анна, то это будет пипец. Во-первых, тогда полиция устроит облаву, и Анну выловят. Выловят и отправят в Сибирь. Во-вторых, если поверит полиция в то, что князь Сергей Александрович Русиев утопил Сашку, то как это отразится на усыновлении? А если усыновление отменят, то станет ли он наследником имения князя? Сто процентов, что нет. Заберут в казну или отдадут его грузинским родственникам. В-третьих, заподозрят Сашку и Анну в отравлении четверых человек. И посадят понятно, ну его в дурку, а Анну всё одно в Сибирь. Так что говорить о том, как он оказался в лесу, нельзя. Пусть, что хотят думают. Лунатизмом страдает. Пошёл, да и заблудился.

— Заблудился. (аблуил я).

— Сашка говорит, что аблуил он.

— Дурище, — полицейский махнул рукой на переводчицу, — он говорит, что заблудился. Это понятно, Саша, а как ты до лесу в Басково дошёл, это далеко, а ты, говорят, плохо ходишь.

— Заблудился. (аблуил я).

— Мы с ним в лес ходили два раза. Это далеко. Он с палкой ходил, — помогла Виктору Машка.

— С палкой. Ох-хо. А там чем питался? Четыре дня тебя не было? — косящий под Петра нашего первого полицейский четыре пальца Сашке показал.

— Ягодами, грибами. Малина вкусная. (яодами бами аина усная).

— Малиной? — отмахнулся от набравшей в рот воздуха, чтобы перевод озвучить, пигалицы полицейский, — понятно, гляжу тощий совсем. Понятно. Что же это вы не присмотрели за мальчиком? — грозно повернулся чин к Ксении и князю.

— Так мы в Туле были. Вчера на похороны приехали.

— На похороны, — и Ксения пискнула.

— Охо-хо. Странные тут у вас дела творятся. Ничего я не пойму. Говорят отравили, а дворня говорит, что князь грузинский с топором бегал за управляющим. Может он и отравил, а потом и себя? А?

— Немец, — грозно сообщила Машка.

— Уберите её отсюда! — вскочил полицейский, — Ладно, Саша, выздоравливай. Пойду ещё раз дворню опрошу. Ишь, немец! Егоза.

Это раньше Виктор Германович думал, что ступени у лестницы скрипят. Вот, как надо скрипеть. Это был царский скрип. Всем скрипам скрип. Центнер не меньше в чине.

Ксения, ещё раз протёрла полотенцем… м… рушником монгольскую физиономию и поманила всех за собой.

— Ты теперь поспи, Сашенька, пойдём, Николай Иванович, нужно похоронами заниматься.

А Сашка и в самом деле вскоре уснул.

Больше полиция ему вопросов не задавала. Через неделю он узнал, что во всём, как и решила Машка, виноват немец — управляющий. Он проворовался и решил всех отравить, когда его князь Русиев вывел на чистую воду. А потом и себя отравил. Самоубивца похоронили, хоть он и был православным не на погосте. А возле свинарника. И никаких крестов на могиле не поставили. На похоронах Сашка не был. Да и не звали его. Он болен, отощал и четыре дня скитался шишками питаясь. Ослаб. Пусть лежит и набирает сил на переезд в Тулу.

Через неделю и поехали. Сашку нарядили в тот самый парадный фрак, что ему к свадьбе матушки — княгини построили. Он сидел в бричке, обтыканный подушками и с тоской глядел на удаляющееся Болоховское. Он тут планов понастроил, как реорганизовать «Рабкрин», самогон гнать, селекцией заняться, кукурузу и подсолнечник завести. Подумать о выведение сахарной свеклы, а его