Царевна, спецназ и царский указ - Наталья Филимонова

Анжей почему-то хохотнул, а Савелий ухмыльнулся. Ну никакого уважения к трагической любви!

— О! — Акмаль печально вздохнул. — Мне не хотелось бы говорить об этом…

— Ну пожалуйста! — Алька хлопнула глазами и посмотрела на богатыря взглядом оголодавшего котенка. Подглядела как-то у кота, что терся при кухне в царском тереме: здоровенный, полосатый, ухо драное, сам весь в шрамах, а как посмотрит вот эдак жалостно, так ни одна кухарка не устоит, непременно сметаной угостит, а то и мясными обрезками. Оттого кот был толстый, сытый, а место свое почетное при кухне стерег от соперников почище, чем иной дракон свои пещеры с сокровищами.

Предполагаемый прекрасный принц вздохнул еще тяжче. Прочие богатыри смотрели на него весело.

— И волоока ты совсем как… — пробормотал Акмаль. — Душу мне бередишь. Она была…

— Была? — ужаснулась царевна. — Она что, умерла?

— Да нет… — тоскливо отвечал богатырь, откладывая ложку. — Надеюсь, она счастлива. Что ж, чтобы больше не возвращаться: я увел Гюзель у самого султана.

Алька ахнула. Все-таки султанат!

— У султана таких, как она, сотни! — горячо продолжил богатырь. — А мне она одна нужна была. Она охотно пошла со мной…

Когда-то Наина читала ей сказки, из которых Алька узнала, что у султанов по десятку жен бывает, а наложниц — так и вовсе без счету. Называется — гарем. И как только они друг другу волосья не повыдергают! И зачем одному мужику-то столько?

— Мы мчались с ней прочь днем и ночью и были счастливы… а потом нас настигли.

Мужчина тяжко замолчал.

— И что? — замирая, переспросила царевна.

— Она вернулась к султану, в его сады… Я не мог дать ей такой красивой и легкой жизни. А меня в родных краях приговорили к смерти. Мне удалось бежать и заслужить милость царя Игната… и вот я здесь. С разбитым навеки сердцем и неизгладимой раной…

Заслушавшись, Алька даже жевать забывала. Вот это любовь! И не сказки какие-то. Все взаправду!

Неверную Гюзель она, конечно, осуждала. Ради каких-то там садов и что там у него… в общем, из-за удобной и никчемной жизни от настоящих чувств отказаться! Да еще и на смерть любимого обречь. Да как же так можно?

А ведь угадала она и впрямь верно — про того, кого любовь-то сгубила. Алевтина торжествующе покосилась на Савелия. Тот, правда, усмехался как-то подозрительно.

— Время лечит, говорят, — она ободряюще положила руку на ладонь Акмаля и сжала ее. — Ты непременно снова встретишь ту, что будет… лучше всякой Гюзели!

— Не знаю, — тот печально опустил уголки губ. — Есть ли в самом деле равные ей. Стоит лишь вспомнить, как при лунном свете я перебирал шелковые пряди…

Михайла кашлянул, а царевна залилась краской, и Акмаль замолчал. И верно: нечего девицам про непотребства всякие сказывать!

Каждое утро начиналось отныне одинаково: пел проклятый петух, и царевна, натягивая одеяло до глаз, злобно рычала про свою несбыточную и прекрасную мечту — петушиный суп.

Месяц спустя утренняя пробежка давалась уже куда легче, хотя в самый первый день Алька была уверена, что вовсе после завтрака из-за стола не встанет. Больше всего на свете тогда хотелось прилечь да полежать. Часиков эдак… несколько. До обеда хотя бы. Неплохо бы еще, чтоб сказку кто почитал. Однако оказалось, что богатырю разлеживаться не след — даже если он пока только ученик. Особенно если ученик!

Да и, честно говоря, колдовство-то Ратмирово действовало, и после завтрака сил у Альки будто слегка прибавилось — по крайней мере, ходить царевна на самом деле вполне могла. Разве что привычки не было так много двигаться.

А только дел у нового ученика всегда невпроворот.

Прежде всего пришлось вместе с Савелием в ближайший город съездить — мерки снять на одежду богатырскую. Кольчугу по плечу заказать. Да еще и оружие по руке подобрать!

Оружие у богатырей, как оказалось, было не только уставное — тяжелые мечи, копья да большие луки со стрелами. У каждого было и свое, любимое. И если Михайла и Олаф предпочитали мечи-двуручники, то у того же Акмаля была легкая кривая сабля, а Анжей и вовсе размахивал тоненьким гибким клинком, больше всего похожим на длинную зубочистку. Алька над ним даже поначалу посмеялась — а потом в деле увидела. И смеяться сразу передумала. Потому что двигался Анжей с такой скоростью, да так ловко, что за ним и уследить-то не всегда было можно. И самой ей выдали до обидного тонкий и короткий клинок, да еще и тупой — учебный. Вроде как чтоб сама себя не поранила.

Однако приходилось признать, что были в нем и некоторые преимущества: например, царевна могла его поднять.

На занятиях по рукопашному бою Альку всегда против Светика ставили. Правда, тот поначалу все боялся с ней драться — не поломать бы ненароком!

Впрочем, за тренировками учеников неизменно присматривал Ратмир — кажется, очень недовольный этой обязанностью! — готовый в любой момент вылечить синяки, а то и переломы срастить.

— Не всегда одна сила все решает, — наставлял Савелий. — Вот ты, царевна, к примеру, сколь ни тренируйся, а силой с крепким мужиком нипочем не сладишь. А потому работать тебе прежде всего — головой надобно!

Как это — работать в драке головой, Алька не очень-то понимала. Лбом, что ли, в противника бить? Она от отчаяния разок попробовала. Разбежалась так, наклонилась слегка и прямо в грудь Светика как боднет! Правда, оказалось, что грудь у юного богатыря будто из стали отлита. Точно из стали! Потому что звон отчетливо послышался при этом не одной царевне.

А Ратмир потом еще ругался, что эдак мозгов в той голове и вовсе не останется, все вытрясутся. Не угодишь этим богатырям!

Савелий все уверял, что надобно силу противника против него же использовать. Ратмир еще мудреные слова говорил, про и-нер-цию какую-то. Правда, что это за зверь такой, толком объяснить не мог — только ругался непонятно, по-своему, по-ученому как-то.

Больше всего Алька полюбила занятия, где меткость требовалась. Да и Михайла сразу сказал, что это ее