Вечерняя звезда - Ларри Макмертри

— Нет, но я все же хотел бы довести до твоего сведения, что я голоден, — не отступал генерал. — Как ты думаешь, не могла бы Рози сварить мне хотя бы овсянку?

— Не знаю, у нее неудачно начался день. Я отказываюсь быть твоим адвокатом, поговори с ней сам.

Она опять передала трубку Рози, которая внимательно выслушала просьбу генерала.

— Порядок, но темного сахара у нас нет, я забыла купить, — сказала Рози. — Придется вам есть ее с обычным белым, даже если это вам неприятно. Или с медом.

— Немного меду было бы просто здорово, — обрадовался генерал.

18

Шишарику ужасно не нравилось, когда Большие запирали дверь в спальню. Сначала они запирали прозрачную дверь, чтобы он не смог выбраться и спуститься по лестнице во двор. Потом они забрасывали ему в кроватку книжки и игрушки, целовали его и удалялись. Как ни старался он втянуть их в свои игры, как ни ревел и ни орал изо всех сил, Большие не обращали на него внимания и исчезали за дверью.

Часто это происходило по утрам. Когда отец возвращался с работы, все они садились на кушетку, и Шишарик оказывался в центре внимания: и мама, и папа целовали его и смеялись над его проделками. Но обычно, вскоре после того как они начинали целовать друг друга, его оставляли одного. Он уже знал, когда наступит этот момент, и когда понимал, что они вот-вот начнут целоваться, старался втолкнуть между их лицами свою книжку. Но они смеялись, норовили поднырнуть под эту книжку и все равно целовались.

Потом они запирали его, но только не у себя в спальне. Ему становилось одиноко, но чаще он начинал злиться. Раз-другой он ложился на пол и старался заглянуть под дверь, но не видел ничего, кроме отцовских ботинок и кучи одежды на полу.

Иногда он начинал громко кричать, но никто не отзывался. Иногда он прислушивался, но был слышен только скрип кровати. Звуки были похожи на те, что раздавались, когда он прыгал по бабулиной кровати. Если его Большие хотели просто попрыгать на кровати, почему тогда им не хотелось, чтобы и он попрыгал с ними? Однажды мама ужасно торопилась и не заперла дверь. Шишарик проскользнул в спальню на секунду. Кровать поскрипывала, но Большие прыгали не так уж и высоко, как он думал. Не дав ему сделать и пары шагов по спальне, совершенно голая мама подлетела к нему, и в этот момент она больше обычного была похожа на зверя. Она с такой силой хлопнула дверью спальни, что Шишарику захотелось убежать. Он достал карандаш и попробовал проделать дырку в стеклянной двери — он хотел проскользнуть в дверь, как кролик Питер, и убежать. Но он лишь немного продырявил дверцу, и карандаш сломался.

Шишарику нравилась утренняя жизнь, когда папа еще только должен был вернуться с работы. Они с мамой валялись на кушетке и играли. Мама зевала во весь рот и иногда даже засыпала. У нее был такой просторный халат — иногда из-под него показывалась ее грудь. Шишарик всегда бывал голенький — он не любил пижаму и всегда сбрасывал ее, как только просыпался. Иногда он пробовал стащить с мамы халат, чтобы и она была голенькой, но мама никогда халата не снимала. Правда, ее совсем не беспокоило, что грудь вываливается наружу. Когда по утрам она играла с ним, то совсем не была похожа на зверя. От нее пахло так приятно. Шишарик часто забирался на нее, лежал на ней и принюхивался.

Потом приходил отец, и двое Больших начинали разговаривать. Иногда они сразу же уходили к себе в спальню, оставляя его одного, и он чувствовал себя совершенно беспомощным. Судя по всему, они не понимали, как плохо было чувствовать себя беспомощным. Особенно если ты — Маленький. Но Шишарик догадался, как показать им, что он злился. Когда его оставили перед запертой дверью, он протащил через всю комнату коробку с игрушками и стал швырять их в дверь спальни. Он ждал, что, едва он начнет бросать свои игрушки в дверь, мама, словно разъяренный зверь, выскочит из спальни, но она этого не сделала. Иногда они кричали, чтобы он прекратил швырять в дверь игрушки, но он не переставал. Он швырял игрушки в дверь, пока они не заканчивались, и иногда даже пытался открыть дверь, стараясь втолкнуть в щелку игрушечный фургончик, но ничего не получалось. Ничего не помогало, даже его слезы и пинки в дверь. Большие просто оставались в спальне, и им было совершенно безразлично, что он чувствовал себя таким беспомощным.

— Что же ты не сказал мне, что Мелли уезжает? — спросила Джейн. — Мне без нее будет скучно. Нужно было бы поехать проводить ее.

Наласкавшись, они лежали в постели и слушали, как Шишарик пытался протаранить дверь своим фургончиком.

— Наш малыш такой целеустремленный, — попробовал отвлечь ее Тедди. — Слышишь, как он старается сломать дверь?

— Во-первых, Мелли была нашим полномочным представителем перед Авророй, — как будто не слышала его Джейн. Она уже научилась не обращать внимания на попытки Шишарика проникнуть к ним в спальню, когда они были в постели. Сначала это раздражало ее и портило настроение, но теперь она привыкла. Джейн было приятно думать, что, если речь шла о сексе, она могла приспособиться к чему угодно. Лишить ее этой радости обманом не было дано ни Шишарику, ни кому бы то ни было другому. Иногда ей хотелось, чтобы Тедди не был таким тихоней. В постели с ним было приятно, но порой ей казалось, что все могло бы быть больше, чем просто приятно, если бы он хоть иногда попробовал сделать что-нибудь не совсем так, как ей хотелось: ну, хотя бы разозлился на нее как-нибудь!

Но это были только мысли. Может быть, она была не права, но эти мысли не уходили.

— Мне кажется, Мелли не слишком-то хотела, чтобы ее провожали, — сказал Тедди. Ему ужасно хотелось, чтобы Шишарик перестал дубасить в дверь. Его сейчас так тянуло к Джейн! Хотя у них только что был оглушительный оргазм, Джейн была все еще немного взвинчена. Он чувствовал, что возможно продолжение, но если Шишарик так и будет колотить в дверь игрушкой, ничего не получится.

— А может быть, Мелани подумала, что после долгих проводов она бы разнервничалась и никуда не уехала бы, — предположил Тедди. Он пошарил под кроватью, нащупал ботинок и изо всей силы запустил им в дверь. Кажется, он своего добился: Шишарик перестал стучать. За дверью наступила полная тишина.

— Наверное, я испугал его, — заволновался Тедди.

— Не страшно, — успокоила его Джейн. — Но он, по крайней мере, уже знает, что такое разозлиться, и может это показать. — Тедди приподнялся на локте и посмотрел на жену.

— Это намек на меня? — спросил он.

— Да, — подтвердила Джейн. — Мне иногда становится интересно, а ты можешь когда-нибудь рассердиться? Ты вроде собирался разозлиться вчера, когда я шлепнула Шишарика, но, по-моему, так и не решился.

Тедди подумал, что после этого секс вряд ли возможен, хотя, кажется, им обоим это было нужно. Он заставил замолчать Шишарика, но заставить замолчать еще и Джейн сил у него не хватило. В ту минуту, когда он швырнул в дверь ботинком, что-то ушло из него.

— А разве не я швырнул в дверь ботинок? — заметил он.

— И что с того? — спросила Джейн. — Это просто тактический прием. Между тактикой и эмоциями большая разница.

— Все правильно, — согласился Тедди. — Но когда я в прошлый раз зашел за черту, на меня надели смирительную рубашку. Это было еще до того, как мы познакомились, и до того, как я обнаружил, что мне помогает литий.

— Жалко, что меня не было поблизости. Мне хотелось бы посмотреть на тебя в таком бешенстве.

— Не понял, — пробормотал Тедди.

Джейн пожала плечами.

— Это я так, — сказала она.

— Было бы глупо видеть в этом моем состоянии что-то романтическое. Мне кажется, тебе вряд ли бы понравилось, если бы ты и в самом деле увидела такое.

— Видимо, не судьба, — вздохнула Джейн.

19

Несмотря на убеждение, что визиты к психиатру были смешны и в его возрасте, и в Аврорином, да и в любом возрасте вообще, генерал Скотт почистился, надел свой лучший костюм и красный галстук-бабочку в крапинку, который Аврора выбрала для него в Лондоне.

При виде Гектора в костюме и в красной бабочке настроение у Авроры стало настолько лучше, что из ее уст даже полились арии любимых опер. Она пела по дороге от дома к неблизкой улице в квартале Беллэр, где принимал доктор Брукнер.

К несчастью, Гектор на ее пение отреагировал не совсем в соответствии со своим нарядом.

— Да не пой ты эти чертовы арии за рулем, — закричал он. — Ты несносно водишь машину даже тогда, когда ты молчишь. Если ты хочешь, чтобы мы остались в живых и чтобы этот психоанализ начался, я бы посоветовал тебе помолчать.

— Гектор, очень печально, что ты так низко ценишь мой вокал, — сказала Аврора. — Пение — весьма полезное занятие. Я уверена, что в этом доктор Брукнер меня поддержит.

Великолепный внешний вид генерала совершенно не соответствовал его настроению, оно было очень мрачным. Несмотря на обильный, хоть и запоздалый завтрак, печаль не оставляла его. Если уж начистоту, она стала еще глубже. Он не мог избавиться от странного убеждения, что краткая интимная близость в то утро была его последним и, кстати, не слишком громким «ура». В ту минуту, как все кончилось, у него возникло чувство, что они с Авророй больше никогда не будут иметь ничего общего в постели, и это чувство все не проходило. Он понял, что полностью лишен жизненных соков — просто превратился в старую кость.