Золотой век русской поэзии. Лирика - Василий Андреевич Жуковский

О дочь верховного Эфира!

О светозарная краса!

В руке твоей олива мира,

А не губящая коса.

Когда возникнул мир цветущий

Из равновесья диких сил,

В твое храненье Всемогущий

Его устройство поручил.

И ты летаешь над твореньем,

Согласье прям его лия

И в нем прохладным дуновеньем

Смиряя буйство бытия.

Ты укрощаешь восстающий

В безумной силе ураган,

Ты, на брега свои бегущий,

Вспять возвращаешь океан.

Даешь пределы ты растенью,

Чтоб не покрыл гигантский лес

Земли губительною тенью,

Злак не восстал бы до небес.

А человек! Святая дева!

Перед тобой с его ланит

Мгновенно сходят пятна гнева,

Жар любострастия бежит.

Дружится праведной тобою

Людей недружная судьба:

Ласкаешь тою же рукою

Ты властелина и раба.

Недоуменье, принужденье —

Условье смутных наших дней,

Ты всех загадок разрешенье,

Ты разрешенье всех цепей.

<1828>, <1833>

«Мой дар убог, и голос мой не громок…»

Мой дар убог, и голос мой не громок,

Но я живу, и на земли мое

Кому-нибудь любезно бытие:

Его найдет далекий мой потомок

В моих стихах. Как знать? Душа моя

Окажется с душой его в сношенье,

И, как нашел я друга в поколенье,

Читателя найду в потомстве я.

<1828>

«Не славь, обманутый Орфей…»

Не славь, обманутый Орфей,

Мне Элизийские селенья:

Элизий в памяти моей

И не кропим водой забвенья.

В нем мир цветущей старины

Умерших тени населяют,

Привычки жизни сохраняют

И чувств ее не лишены.

Там жив ты, Дельвиг! Там за чашей

Еще со мною шутишь ты,

Поешь веселье дружбы нашей

И сердца юные мечты.

<Октябрь 1831>

«В дни безграничных увлечений…»

В дни безграничных увлечений,

В дни необузданных страстей

Со мною жил превратный гений,

Наперсник юности моей.

Он жар восторгов несогласных

Во мне питал и раздувал,

Но соразмерностей прекрасных

В душе носил я идеал;

Когда лишь праздников смятенья

Алкал безумец молодой,

Поэта мерные творенья

Блистали стройной красотой.

Страстей порывы утихают,

Страстей мятежные мечты

Передо мной не затмевают

Законов вечной красоты;

И поэтического мира

Огромный очерк я узрел

И жизни даровать, о лира!

Твое согласье захотел.

Осень 1831

«Своенравное прозванье…»

Своенравное прозванье

Дал я милой в ласку ей:

Безотчетное созданье

Детской нежности моей;

Чуждо явного значенья,

Для меня оно символ

Чувств, которых выраженья

В языках я не нашел.

Вспыхнув полною любовью

И любви посвящено,

Не хочу, чтоб суесловью

Было ведомо оно.

Что в нем свету? Но сомненье

Если дух ей возмутит,

О, его в одно мгновенье

Это имя победит;

Но в том мире, за могилой,

Где нет образов, где нет

Для узнанья, друг мой милой,

Здешних чувственных примет,

Им бессмертье я привечу,

Им к тебе воскликну я,

И душе моей навстречу

Полетит душа твоя.

<1832>

На смерть Гете

Предстала, и старец великий смежил

    Орлиные очи в покое;

Почил безмятежно, зане совершил

    В пределе земном все земное!

Над дивной могилой не плачь, не жалей,

Что гения череп — наследье червей.

Погас! но ничто не оставлено им

    Под солнцем живых без привета;

На все отозвался он сердцем своим,

    Что просит у сердца ответа;

Крылатою мыслью он мир облетел,

В одном беспредельном нашел ей предел.

Все дух в нем питало: труды мудрецов,

    Искусств вдохновенных созданья,

Преданья, заветы минувших веков,

    Цветущих времен упованья;

Мечтою по воле проникнуть он мог

И в нищую хату, и в царский чертог.

С природой одною он жизнью дышал:

    Ручья разумел лепетанье,

И говор древесных листов понимал,

    И чувствовал трав прозябанье;

Была ему звездная книга ясна,

И с ним говорила морская волна.

Изведан, испытан им весь человек!

    И ежели жизнью земною

Творец ограничил летучий наш век

    И нас за могильной доскою,

За миром явлений, не ждет ничего, —

Творца оправдает могила его.

И если загробная жизнь нам дана,

    Он, здешней вполне отдышавший

И в звучных, глубоких отзывах сполна

    Все дольное долу отдавший,

К Предвечному легкой душой возлетит,

И в небе земное его не смутит.

1832

Последний поэт

Век шествует путем своим железным;

В сердцах корысть, и общая мечта

Час от часу насущным и полезным

Отчетливей, бесстыдней занята.

Исчезнули при свете просвещенья

Поэзии ребяческие сны,

И не о ней хлопочут поколенья,

Промышленным заботам преданы.

    Для ликующей свободы

    Вновь Эллада ожила,

    Собрала свои народы

    И столицы подняла;

    В ней опять цветут науки,

    Носит понт торговли груз

    И не слышны лиры звуки

    В первобытном рае муз!

Блестит зима дряхлеющего мира,

Блестит! Суров и бледен человек;

Но зелены в отечестве Омира

Холмы, леса, брега лазурных рек.

Цветет Парнас! Пред ним,